решив, что, наконец, между разными цивилизациями возникло взаимопонимание, но старый африканский колдун восстановил некое языческое единство и борьбу противоположностей. Он сказал:
- Хорошо.
Аспирант, однако, сумел сохранить невозмутимость, присущую большому гулу-гулу.
- Почему? - спросил он.
Гулу резкими движениями закупорил пробирку и протянул ее Ганнибалу. Тот взял, а колдун сразу указал рукой в землю.
- Они жить всегда, - нахмурившись, так же резко сказал он, будто объявлял самый суровый приговор. - Они ничего не знать. Не идти нигде... Нуго не помогать. - Тут он другой рукой указал в зенит своей хижины. - Наго не помогать. Много-много аконо... Веде аконо... Уру выходить глаза! - И Гулу ткнул пальцами себе в глаза с такой силой, что гость содрогнулся. - Уру выходить уши! - Гулу дернул себя за уши, будто хотел оторвать их напрочь. - Уру выходить нос! - Досталось и носу. - Уру выходить рот! - Гулу будто бы вынул изо рта пучок какой-то гадости. - Уру выходит токо-токо! - И он шлепнул себя пониже пупка.
Вывод Гулу дал такой:
- Жить и умирать! Умирать всегда! Плохо-плохо умирать!
И для пущей наглядности он рухнул на циновки и стал извиваться в корчах.
Этнопсихолог, тем временем, дрожащим шепотом разъясняла сообщение:
- Он говорит, что от тех, кто будет жить всегда... вечно, откажутся духи нижнего и верхнего миров. И когда кончатся три срока обычной жизни, у этих людей из носа, изо рта... в общем, отовсюду полезут жгучие черви уру! Они будут вечно мучиться... О, Господи! Вот это новость! Что будем делать, Ник?
"Вот оно что! Адские муки при жизни! - уразумел это с христианским уклоном аспирант. - Раз бессмертие, значит, вечные муки начнутся прямо здесь, в земной жизни! Очень логично!"
А древний черный старичок как ни в чем не бывало вскочил на ноги.
- Большой гулу-гулу понимать? - улыбнувшись, воспросил он.
Аспирант Дроздов кивнул так, что скорее не кивнул, а поклонился мудрому старику.
- Зачем не давать? - еще веселей спросил колдун. - Они брать. Они платить. Они получать то, что хотеть. Они получать то, что идти к ним. Они получать то, что хотеть они.
- ... то, что само хочет их, - подсказала Аннабель. - Ник, это невероятно!
"Это у тебя там все невероятно, - в меру сердясь, подумал Ганнибал и снова сосредоточился на главном. - Так... пока эти мерзавцы три жизни спокойно проживут, они тут столько успеют наделать... А почему бы это ему так прямо и не сказать? Вот и надо сказать".
- Великий Гулу! Они жить три жизни, они делать много-много плохих вещей. Это плохо.
Колдун снова окаменел перед аспирантом и на пять минут, не меньше, вперил в гостя окаменевший взгляд. Потом он снова ожил, снял со стены маленький кинжал на длинной волосяной петле и протянул свободную руку ладонью вверх к Ганнибалу. Ганнибал понял и так же протянул старику свою руку.
Колдун вежливо взял ее снизу, с тыльной стороны, коснулся ладони сверху кончиком кинжала и мгновенным движением сделал короткий надрез.
- Ай! - вскрикнула Аннабель.
На ладони у Ганнибала выступила кровь, колдун коснулся ее острием, а потом острием ткнул себя между бровей.
"Господи, помилуй!" - содрогнулся аспирант.
- Большой гулу-гулу не хотеть? - спросил черный старик, пристально глядя на аспиранта.
- Не хотеть, - твердо ответил Ганнибал.
- Гулу не делать, - произнес свое решение старик и протянул кинжал аспиранту, явно преподнося его в подарок.
- Я благодарю великого Гулу, - сказал Ганнибал и, когда совершал благодарный поклон, сильно зажмурил глаза.
"Неужели получилось?!"
- Ник, ты сделал это! Ты гений!
Он так и выпрямлялся - с зажмуренными глазами, слыша, как старый колдун опять возится в куче своих необыкновенных вещичек.
Первой изумленно ахнула Аннабель. Открыв глаза, аспирант тоже обомлел: старый колдун держал перед ним в одной руке полупустую бутылку виски, а в другой два пластиковых стаканчика.
Колдун все заметил и усмехнулся.
Аспирант, не колеблясь ни секунды, принял один стаканчик. Американская шпионка терпеливо смолчала.
"Вот она, зараза цивилизации! - пришла в голову аспиранта экологически чистая мысль. - Никакой Красный Крест не удержит". И, надо заметить, эта же мысль, только на другом языке, пришла в голову американской шпионке.
- К Гулу идти много людей, - доверительно сообщил старик, наполняя сперва свой собственный стаканчик. - Много дорог они не знать. День и ночь. День и ночь. Гулу помогать. Черные люди идти. Белые люди идти... Орохо тевело... Коно орохо... Много... Тевало тено... Тено орохо.
Аспирант все понимал и важно кивал головой.
- Он говорит, - шептал ему з ухо волшебный толмач, - что больные приходят к нему по тайным тропам. И африканцы, и белые... Несут подарки. Он помогает всем... Ты бы знал, сколько Юл отнял у него бутылок!.. Ник, мы с тобой для детекторов - вполне ординарный феномен. Ник, прошу тебя, только сам не наберись!
Похоже, у толмача было много обязанностей.
Чокаться, видимо, не входило в местные обычаи. Гулу сделал торопливый глоток и прищурился уже как-то по-особенному.
Аспирант не любил виски, но тут выказал полное уважение к хозяину.
- Большой гулу-гулу иметь хороший гоно, - сказал старик.
- Он говорит, что у тебя хорошая кровь, - сообщила Аннабель.
И вдруг старик изменился в лице. Он вытянулся, его лоб прорезали морщины. Что-то недоброе мелькнуло в его глазах, и он резко повернулся к выходу из хижины.
Аспирант оробел, подумав, что невзначай нарушил некий обычай, не известный даже хорошему этнопсихологу, сидевшему на дереве, но тут и сам услышал какой-то шум.
- Что это? - встревожился он.
- Не знаю, - явно сдерживая волнение, ответила Аннабель. - Кажется, кто-то едет по основной дороге.
Гулу вдруг сделал что-то необычайное: он решительным жестом вылил виски на циновку, сунул бутылку и стаканчик под гору шкурок и взялся за копье.
"Дело плохо", - подумал аспирант и стал бороться с подступившим хмелем.
- Вот они! Я вижу их! - крикнула со своего тимуровского наблюдательного пункта Аннабель. - Два джипа!.. Ник, они сворачивают с основной дороги!
Гулу пристально вглядывался в расписной полог, будто бы прозревая все происходящее там, в лесу, не хуже американской шпионки.
- Ник! Только не волнуйся! Они подъезжают к ограде...
Вправду уже ясно слышался глухой рокот, в котором можно было вообразить гул приближавшихся бомбардировщиков.
- Ник! Они не имеют права входить... Они должны знать,
