— Это все?
— К чему спрашивать… Вы ведь не можете сохранить эти воспоминания частично. Я ведь с ума сойду, вычисляя, откуда взялись всплывающие из подсознания факты, и как они связаны с моей жизнью.
— Решение по поводу классификации вашей планеты и вашего народа еще не принято, однако уже решено, что Ян Даржек волен совершенно свободно распоряжаться собственной памятью.
— То есть… воспоминания останутся при мне? От начала до конца?
— Выбор за вами. Вы вольны сохранить их полностью, либо частично.
— Тогда я лучше умолкну. Несите ваш… стиратель памяти. Я не хочу ничего помнить. Предпочтя сохранить память нетронутой, я принял бы на себя всю ответственность за последствия. А последствия могут оказаться совершенно непредсказуемыми, даже для меня.
— Вы — потрясающий человек, Ян Даржек. — Инопланетянка поднялась на ноги и развернула перед ним скафандр. — Узнаете?
— Такой же точно, как те, которые носят на Луне мои соотечественники… — Тут взгляд Даржека упал на перерезанный воздушный шланг. — Да это же тот самый, что я украл с базы!
— Да, тот самый. Слушайте же, Ян Даржек. Во Вселенной существует далекая планета; я не успею объяснить вам, насколько она далека. На ней есть сооружение, природу коего я также затрудняюсь объяснить, хотя вы назвали бы его музеем. Но это — не просто собрание редкостей, какие я видела в ваших музеях. Это строение и все, что в нем находится, почитаемо так, как не в силах выразить ваш язык. И этот скафандр будет выставлен там, наряду с сокровищами отнюдь не самыми незначительными. И, пока существует наша цивилизация, которая, надо сказать, велика и полна сил, и конца ее не видят даже самые пессимистичные из прогностов — люди со всей галактики будут рассматривать этот скафандр, читать эпическое повествование о Яне Даржеке и удивляться. Возможно, в далеком будущем, столетия спустя, туда попадут и ваши соотечественники. Будете ли вы рады такому блестящему бессмертию? Многие из моего народа вынесли бы куда большее, чтобы достичь куда меньшего.
— Я бы сказал, что все это — так неожиданно… Как-то не привык я совершать ничего эпического.
— Вы пожертвовали жизнью, чтобы спасти пятерых существ, являвшихся, по сути, вашими врагами.
— Я вовсе не жертвовал жизнью, не спасал их и не считал их своими врагами. Все, что мы совершили, мы совершили вместе. Действуя заодно. Я внес свой вклад, Исайя — свой, а главную работу проделала Алиса. Даже те, кто не делал ничего, помогли уже тем, что не мешали, хотя все, чему их учили, требовало от них обратного.
— Они все видели, — медленно проговорила инопланетянка. — Они видели, с какими трудностями вы столкнулись, возвращаясь к ним, тогда как легко могли бы остаться со своими людьми. Затем вы отдали им свой кислород. Если бы не это, Алиса не успела бы вовремя. Вы намеренно пожертвовали собой ради дела, выглядевшего в тот момент безнадежным. С их точки зрения.
— Я с детства был оптимистом.
— Вы — едва цивилизованный обитатель далекой, совершенно незначительной планеты, наделенный не более, чем рудиментарным понятием о морали, и — то, что вы совершили, привело в ужас всех, вплоть до верховного командования.
— Вы кое о чем забыли, — сухо сказал Даржек. — Еще и тьма внутри меня — не того цвета.
— Таково ваше мнение?
— Таково мое мнение о тех, кто у вас там заведует цветами. Я еще увижу Алису, Исайю и прочих?
— Они уже отбыли. И просили передать тебе вот что:
„Когда споет свою песнь без воздуха ветер,
Когда сомкнётся разорванный круг,
И ясным днем без единого лучика солнца,
И быстротечною ночью без облачка тьмы“.
— Я и тогда не забуду.
— Это — строки из поэмы, известной во многих мирах. Исайя перевел ее для тебя, но перевод его, боюсь, плоховат.
— Пожалуйста, передайте им, что я все понимаю, и к ним испытываю те же чувства…
— Конечно.
— Прежде, чем приступить к стиранию памяти, я бы хотел задать еще один вопрос.
— Я — к вашим услугам, Ян Даржек.
— Каким будет вердикт?
— Вердикт?
— По поводу „УниТел“. И всей Земли. Как вы намерены поступать?
— Вердикт еще не сформулирован. И, даже если бы он был вынесен, мне с сожалением пришлось бы отказать тебе в ответе. Ведь вы кое-что знаете о нашем Кодексе и, конечно же, сможете меня понять.
— Но какой смысл скрывать его от меня, если намять моя будет стерта сразу же после нашей беседы?
— Если бы даже Кодекс позволял, это вызвало бы ненужные осложнения и недопустимую трату времени. Стирание памяти — длительная и тонкая процедура; к тому же, прежде мы должны, с вашей помощью, разработать ложные воспоминания о том, где вы были и что делали все это время. Вдобавок, наш техник должен подготовить для вас парик. Судя по вашим фото, волосы ваши значительно пострадали, и это будет выглядеть крайне подозрительно.
— Пустяки…
— Наши техники весьма искушены в подобных делах.
— Я знаю. И все же не вижу вреда в том, что вы ответите мне, если моя память немедленно после этого будет стерта.
— Это будет нарушением моей присяги — и вашей тоже. Как бы ни сложились в будущем отношения между нашими народами, ваш народ, Ян Даржек, никогда не узнает ответа на этот вопрос. Никогда. Вы готовы?
Даржек неохотно поднялся на ноги.
На этот раз он снова не смог отыскать дверь; пришлось подождать, пока инопланетянка не откроет ее перед ним.
Ян Даржек расплатился с таксистом, прибавив непомерные чаевые, и проводил взглядом машину, ракетой умчавшуюся по Шоссе де Ловен. День стоял замечательный, и Брюссель был прекрасен. Не было причин торопиться, наоборот, очень хотелось заглянуть в знакомый ресторанчик и немного подкрепиться.
Но дело нельзя было считать завершенным, пока не сдан отчет об его окончании с приложением счета. А уж сколько дел накопилось в конторе за время его отсутствия! От этой мысли Даржек вздрогнул. Неохотно, но уверенно, как человек, только что достойно справившийся с нелегкой задачей, он распахнул дверь и вошел в здание „Gare de trans universel“.
Здесь к нему тут же кинулся, отчаянно размахивая руками, полноватый, невысокий человек:
— Мсье Даржек!
Даржек мрачно кивнул.
— Здравствуйте, мсье Вьера. Рад видеть вас.
Помощник менеджера резко наклонил голову и схватил Даржека за руку.
— Но, мсье Даржек! Где же вы были? И местная полиция, и детективы из Америки, и инженеры — все они нам вздохнуть спокойно не давали! Вопросы, вопросы, просто голова — кругом! „Где мсье Даржек, где мсье Даржек? Куда он пропал?“ Откуда же мне знать, отвечал я. Я ведь даже не видел, как вы прыгнули в трансмиттер! Смотритель у стойки сказал, что вы прыгнули и — пуффф! Исчезли! — Мсье Вьера прищелкнул пухлыми пальчиками. — Но ведь все, кто пользуется трансмиттерами, пуфф! — и исчезают! И не моя вина, если пассажир исчезнет — пуффф! — и попадет не туда! Но мне, кажется, не поверили…