Стоило мне произнести эти слова, я всё поняла. Я знала, кто эта женщина. Знала,
что дочь Ри — мать Мэлоди и Шэйна — не сбежала из города, побывав на Ранчо Покоя.
Она осталась там навсегда.
Я попыталась вспомнить об этой женщине что-нибудь ещё — что-нибудь, что я
слышала или видела. Вместо этого я вспомнила о том, как моя мать заслоняла от меня что-
то у подножья лестницы.
Что-то большое. Что-то тяжелое.
Кровь на руках моей матери…
Я не разглядела лица трупа. Не знала, принадлежал он мужчине или женщине.
Кейн. Там был Кейн. Меня окатило осознание. Ведь так?
Чувствуя себя так, словно мир вышел из строя, я подошла к Селин, которая снова
взялась за альбом. На этот раз я не удержалась и стала наблюдать за тем, как она рисовала.
Она позволила мне.
Она позволила мне заглянуть ей через плечо. Постепенно на бумаге появилось
мужское лицо. Сначала линия подбородка. Волосы. Глаза. Щеки, рот…
Я отшатнулась от неё. Потому что на этот раз лицо не казалось мне отдаленно
знакомым. Я не стала искать в своей памяти намёк на то, кому принадлежало тело.
Я узнала это лицо. Внезапно, я снова стояла на лестнице, а у её подножья лежало
тело.
Я его вижу. Я вижу лицо. Вижу кровь…
Мужчиной на рисунке — мужчиной, лежавшим у подножья лестницы, скелетом на
лабораторном столе, который был мертв вот уже десять лет — был Кейн Дарби.
Ты
Владыки нашли тебя сидящей на полу. Нож балансировал на твоём колене.
Пятерка лежал рядом с тобой по кусочкам.
Ты поднимаешь взгляд, чувствуя себя куда более живой — куда более собой — чем
когда бы то ни было.
— Он не был достоин, — произносишь ты.
Ты не слаба. Ты не Лорелея. Ты решаешь, кто будет жить, а кто умрет. Ты —
судья и присяжные. Ты — палач. Ты — Пифия.
И они будут играть по твоим правилам.
ГЛАВА 52
Невозможно. Только этим словом можно было описать рисунок Селин. Несколько
часов спустя и сидела напротив Кейна Дарби в ближайшем офисе ФБР. По одну сторону от
меня сидела агент Стерлинг, по другую — Дин. Я поймала себя на том, что таращусь на
лицо Кейна — на знакомые мне черты. У меня пересохло в горле, а в моей голове
вертелись мысли.
Ты жив. Ты здесь. Но твоё лицо было на портрете.
Твоё лицо я видела в своих воспоминаниях.
Его тело лежало у подножья лестницы, его кровь была на руках моей матери. Этому
должно было найтись объяснение, и я знала, что смогу заставить Кейна всё мне
рассказать. Но стоило мне взглянуть на него, я замерла, словно ныряльщик, стоящий на
краю скалы и глядящий на волны, разбивающиеся о скалы.
— Моя мать когда-нибудь упоминала про П.Л.О.? — каким-то образом мне удалось
сформировать слова. — Поведение. Личность. Окружение.
— Лорелея учила тебя своим трюкам, — произнёс Кейн. Даже по прошествии
десяти лет, когда он произносил её имя, в его голосе эхом отдавались эмоции.
— Она была хорошим учителем, — мои слова звучали спокойнее, чем я себя
ощущала. — Достаточно хорошим, чтобы время от времени ФБР считало мои навыки
полезными.
— Ты — ребенок, — предсказуемый протест Кейна успокоил меня и вернул меня к
тому, что происходило здесь и сейчас.
— Я человек, который задаёт вопросы, — ровным тоном поправила я. Инстинкты
подсказывали мне, что агент Стерлинг была права — если бы мы опробовали эту тактику,
прежде чем мы узнали личности наших жертв, я бы не смогла вытянуть из Кейна ни слова.
Но реконструкция лиц, которую провела Селин, всё изменила.
Через несколько секунд ты узнаешь, что это реально. Что секреты твоей семьи
всплывают на поверхность. Что сопротивляться нет смысла.
Что сила кары блекнет перед признанием.
— Мы опознали тела, которые нашли на Ранчо Покоя, — я дала Кейну время,
чтобы гадать о том, блефовала ли я, а затем взглянула на агента Стерлинг. Она передала
мне папку. Я опустила на стол первый портрет.
— Сара Саймон, — сказала я. — Она вступила в секту твоего отца, а потом — как
все считали — сбежала из города, потому что секта оказалась не тем, на что она надеялась.
— Вот только это не так, — подхватил Дин. — Сара так и не уехала с территории
секты, потому что кто-то убил её. Судя по вскрытию, асфиксия. Кто-то — скорее всего,
мужчина — сжал руки на её шее и задушил её.
— Суть удушения — во власти, — я прекрасно знала, как странно было Кейну,
знавшему меня ребенком, слышать от меня подобные слова. — Это — что-то личное.
Интимное. А после, чувство… завершенности.
Впервые выражение лица Кейна дрогнуло, и в его светло-голубых глазах появилось
что-то ещё. Даже без помощи Майкла я знала, что это был не страх и не отвращение.
Это была злость.
Я положила на стол портрет мужчины с лицом Кейна.
— Это шутка? — спросил Кейн.
— Это лицо второй жертвы, — сказала я. Невозможно — но всё же факт. —
Забавно, никто в Гейтере не упоминал о том, что у вас был брат-близнец.
Единственное разумное объяснение — это не Кейн лежал у подножья лестницы. Не
Кейн был покрыт кровью.
— Возможно, — я поймала его взгляд, — никто в Гейтере об этом не знал. Пару
дней назад вы сказали мне, что в детстве вы были любимым сыном, — я опустила взгляд
на фото. — Но ваш брат был другим.
Иногда профайлер не должен был знать ответы на все вопросы. Иногда хватало
знать достаточно, чтобы заставить кого-то ответить.
— Моего брата, — глядя на портрет, произнёс Кейн, — звали Даррен, — злость в
его глазах сменила другая эмоция — что-то темное, полное омерзения и тоски. — Он
шутил, что нас перепутали в роддоме — это он должен был быть Кейном — Каином. В его
версии, я был Авелем.
— Вашему брату нравилось причинять боль, — Дин читал между строк. — Ему
нравилось делать вам больно.
— Он и пальцем меня не тронул, — глухо ответил Кейн.
— Он заставлял вас наблюдать, — сказал Дин. Он прекрасно знал, каково это — и
он никогда не сможет этого забыть.
Кейн оторвал взгляд от рисунка Селин.
— Когда мы жили в Калифорнии, он причинил боль маленькой девочке. Поэтому
мы переехали в Гейтер.
Когда Кейн переехал в Гейтер, ему и его близнецу было всего девять.
