— Так, — выдохнул Игнат и, кинув взгляд за мою спину, нахмурился. — ты мне объясни только одно: тебе это для чего надо? У тебя что, вообще никаких планов на отпуск нет?
— Что же вы, молодой человек, ругаетесь на голубушку? — раздался вопрос о насущном от вышедшего нас проводить профессора в крайне идущем ему голубом жилете и темно-синей рубашке. — Владиславушка и без того пережила необычайное явление — вселение столь могущественной сущности, как Богиня! А вы ту еще кричите на нее, побойтесь кары, господин Алмазов.
— Она — это и есть моя кара. — пробурчал Игнатище и, махнув на меня рукой, обратился-таки ко мне за спину. — Вас, я так понимаю, она уже предупредила?
— Если длительное шептание с заключенной под стражу ведьмой под куполом звукоизоляции, пока мы сходили с ума и пытались не дать Грейстоку пробить его со всеми вытекающими последствиями, вроде средних масштабов взрыва, а после брошенная между делом фраза «есть мыслишка», после которой она вылетела и помчалась к тебе — это предупреждение, то да. Мы извещены. — выдал длинную тираду Дерг и, обойдя диван, уперся локтями о его спинку, взглянув на нас с немым вопросом.
— И все же хотелось бы услышать подробности, — не остался в стороне Ланфорд, который не вышел на свет, продолжая стоять за моей спиной со скрещенными руками.
— Где Грейсток? — вопросил Игнат, обратившись к хозяину поместья.
— Отбыл во двор… — хотел было ответить Ланфорд, но сам себя оборвал на полуслове, замечая входящего в гостиную брата, который, будучи непривычно хмурым и напряженным, поправлял закатанные рукава.
Жест хоть и не был направлен на устрашение окружающих, заставил нас притихнуть и несколько растерянно переглянуться между собой, дружно признавая, что худший маг — это разочаровавшийся в любви маг.
— Я вас больше одних не оставлю. — произнес он сухо, взглянув на Ланфорда с вызовом, которого до недавних событий никто из нас прежде не наблюдал, а потому все постарались слиться с окружающей обстановкой еще активнее. — Однажды уже позволил себе быть слепцом, понадеявшись на разумность брата, прежде не дававшего причин сомневаться в свойственных ему здравомыслии и лояльности к нашей семье.
И вот на этой фразе окружающим стало дурно. Мне так точно. За Игната тоже могу ручаться, потому как он ненавязчиво переместился ближе ко мне, отстраняя меня от уставшего и, если судить по напряженному взгляду, практически отчаявшегося мага.
Понятия не имею, чего ожидали другие после этих слов, брошенных явно ради болезненного укола. Я так точно ожидала, что Ланфорд, до того демонстрирующий явную нетерпимость к сомнениям в свой адрес, как минимум, резко выскажется.
Не стал. Молча проглотил обвинение, справедливость которого каждому предстоит определить самостоятельно, и кивнул, выражая если не согласие, то примирение с этим заявлением.
— Так что вы еще хотите? — вопросил Грейсток, взглянув на нас с Игнатом с молчаливым обвинением во взгляде. — Вы свой долг исполнили, даже более того. Мало учиненного хаоса? Хотите под чистую мою жизнь разрушить?
И вот странность, говорил это Грейсток вроде как нам, но смотрел при этом исключительно на меня. С обвинением смотрел, с осуждением.
— Так, Грейсток, прекращай. — покачал головой Ланфорд, обернувшись к брату. — Все твои претензии и инсинуации я готов выслушать, даже прокомментировать готов, но завязывай с текущими обвинениями.
— Все еще хочешь помочь? — повернувшись ко мне лицом, тихо, настолько, что услышала только я, вопросил напарник. — Он сейчас не в настроении, готов повесить на тебя все мирские несправедливости.
— Здесь я наследник империи! — прокричал Грейсток, глядя на Ланфорда, но крик его принадлежал не кому-то конкретному, а пустоте вокруг нас, ситуации, той ведьме, что подтолкнула его невесту к предательству, всей империи. Всему и никому. — И я все же вступлю в права и займу свой престол, даже если сделать мне это придётся в одиночку! Я должен быть первым и единственным, кто знает о происходящем в этой чертовой, проклятой всеми гребанными сущетвами, империи! Это моя империя! МОЯ!
Маг, прокричав последнее предложение, замер, не дождавшись ответа ни от кого из присутствующих и, потонув в этой окружающей его тишине, сделал несколько глубоких, медленных вдохов и выдохов.
— И я более не желаю быть идиотом, который молча и бесполезно наблюдает за тем, как его невеста уничтожает к чертям дворец и наше гребанное, также всеми проклятое, будущее. — добавил он уже спокойно, но от того не менее ужасающе. Быть может, даже пострашнее, чем вся его тирада из криков. — Потому вы сейчас мне все расскажете сами, иначе, клянусь всеми богами, я разнесу здесь все и никто живым не уйдет.
— Да можно было бы просто сказать «пожалуйста», — произнес Игнат в образовавшейся тишине, заставив глаз Грейстока нервно дернуться, а меня осторожненько так дернуть его за рукав водолазки, ненавязчиво, мысленно, умоляя не провоцировать мага в смятении.
Мало ли, душа ранимая, психика нежная. Учудит чего и в самом деле. Оно нам над? Не надо.
— Я только лишь сказала, что состояние вашей ведьмы…
— Мэри, — произнес он, перебив меня. — Мэри Вардвелл.
И я почему-то не стала говорить, что это имя — такая же выдумка, как и вся эта история с ее родителями. Не стала, но вот мой взгляд, мигом и без какого-либо согласования со мной, разом трансформировался в жалостливый. И вот такой он метнулся с наследника империи на Игната, который непременно вылез вперед меня и загородил спиной от взбесившегося в секунду Грейстока.
— Не надо так на мою ведьму смотреть, сглазите еще. — хмыкнул напарник. — У вас своя есть, на нее и смотрите.
— Дальше. — потребовал наследник, решив не вступать в споры.
— В общем, то, что случилось, произошло из-за стечения ужасных, подавляющих обстоятельств, которые начались со снежка в далеком прошлом и докатились до наших дней в виде огромного кома, смявшего все на своем пути. — произнесла я, оттянув напарника в сторону, дабы не загораживал меня своими двумя метрами. — Я не говорю, что в этом нет вины ве… Мэри, она есть и колоссальная, но что может сделать одно существо против целой махины из ненависти? Ничего. Вот и ее снесло этим потоком. Я не могу говорить, что она не ошиблась, что ее нужно простить, что ее можно понять. Это уже ваше решение, Грейсток, ваш и ее выбор работать ли над этими отношениями. Я могу сказать лишь то, что на нее давили, магией давили, лишая воли и систематически уничтожая сознание. Но даже в этом состоянии она наша в себе волю, чтобы при телепортации выставить на вас защиту. И не просто пара заклинаний, а серьезные плетения, которые уберегли бы вас от прямой атаки боевой магии. Поступает ли так существо, которому нужна лишь империя, власть и месть? Едва ли.
И, выдержав паузу, пока маг осмыслял все мной сказанное, я продолжила:
— Я могу снять остатки того, что осталось в голове у Мэри. Геката сняла сам нашепт, но даже краткосрочное заклинание лишает ясности, а на ней это могло висеть с самого рождения, хоть сама она и считает, что наложили его в сознательном возрасте. Я могу снять это и тогда…
— Что тогда? Все то, что она творила исчезнет? Станет нашей общей галлюцинацией? — вскинул бровь Грейсток, скрестив руки на груди.
Вот только взгляд его, в отличии от показательного пренебрежения, говорил совсем иное. То была вовсе не ирония или сарказм, а надежда, поданная в такой форме, которую бы ему и в самом деле хотелось видеть. Он бы с радостью признал, что все это ему показалось. Вот только не мог. Не дурак.
— Тогда вы услышите правду. — произнесла я. — Отношения — это сложно, любовь — это сложно, жизнь — это сложно. Кто вообще разберет, почему каждый из нас совершает те или иные поступки? Мы ошибаемся, оступаемся, раскаиваемся или понимаем, что были правы до самого конца, и идем дальше, имея за спиной то, что заслужили. Считаете, что ваша ведьма совершила ошибку? Да, пусть так. Пусть. Но я не стала бы предлагать вам этот вариант, если бы сама ни разу не ошиблась в своей жизни, а вы бы не стали спрашивать, если бы не могли простить или понять. Я предложила и лишь вам решать.
