Ознакомительная версия.
Костас запрыгнул на телегу первым и устроился со всеми возможными удобствами на густо пахнущем сене, потирая ушибы и ссадины. Я же сел чуть в стороне. Старик тронул вожжи, и кобыла, медленно переступая ногами, двинулась вперед, волоча за собой телегу.
Вот теперь я мог немного расслабиться, впервые за этот день, и воскресить в памяти все произошедшее.
Безумное падение с цеппелина я запомню до конца своих дней. Нас крутило, переворачивая то вверх, то вниз, швыряло во все стороны. Я вцепился в Костаса, надеясь, что его не оторвет от меня воздушным потоком и не унесет прочь.
Я едва сумел нащупать кольцо и с силой дернул его, стараясь даже не думать о том, что может случиться, если купол не раскроется. Но все получилось, парашют взметнулся ввысь, нас резко дернуло, я едва не выпустил свою ношу, но все же сумел удержать тело наследника, хотя ремень, связывавший нас, затрещал от нагрузки, а через несколько мгновений мы уже болтались в воздухе, плавно опускаясь вниз.
Потом был спуск, который я совершенно не помню. Все мое внимание сосредоточилось на Костасе. Краем глаза я все же отмечал внизу и бесконечные леса, расцвеченные синими пятнами озер, пестроту полей и прочие красоты. Где-то вдалеке у горизонта клубился черный дым над трубами какого-то завода.
Он так и не приходил в себя. Врезал я ему от души, немного не рассчитав. Но это и к лучшему. Не знаю, удалось ли бы нам удачно спуститься вниз, будь он в сознании. А так я держал его, словно мешок с картошкой, пока наконец мы не приземлились на лужайку посреди леса.
Удар был силен, я не удержался на ногах, повалившись на Костаса. Ему досталось изрядно, но чуть позже, когда я слегка очухался и двумя крепкими пощечинами привел в себя Костаса, оказалось, что все в порядке. Руки-ноги целы, приземление прошло успешно.
Парашют и ранец я бросил там же, на лужайке. Пусть местные подберут. Ткань крепкая – такая всегда в цене, еще послужит деревенским бабам. Если не испугаются странных колдовских вещей и не сожгут их от греха подальше.
Где-то с час мы пробирались сквозь лес, лишь раз остановившись у небольшого озерца, чтобы умыться и слегка отчистить одежду от крови и грязи. Не хватало еще, чтобы первый же встречный при виде нас тут же побежал искать жандармов. Приведя себя в порядок, насколько это возможно при данных обстоятельствах, мы отправились дальше, в пути практически не разговаривали, и вскоре набрели на дорогу, по которой и зашагали, выбрав направление наугад, пока не встретили деда на телеге.
Костас один раз попытался напомнить о своем высоком положении и недопустимости с моей стороны насильственных действий по отношению к особе императорской крови, но я без лишних слов ткнул его кулаком под ребра и попросил впредь помалкивать. Он осознал и притих.
Я же размышлял о том, как все в жизни переменчиво. Сегодня ты – доверенное лицо великого князя, обладатель бумаги, заочно оправдывающей все твои действия, а завтра – государственный преступник.
В том, что Платон Александрович по возвращении объявит мою персону во всеимперский розыск, я даже не сомневался. А может, уже сейчас подняты по тревоге и брошены на наши поиски все силы правопорядка. Ведь стационарные переговорники на цеппелине находились в целости и сохранности, если только стрелки их не повредили.
Мы ехали неспешно, едва ли быстрее, чем шли пешком, но от лошади, такой же старой, как ее владелец, требовать большего было бессмысленно.
Дед с нами разговоры не заводил. Он вообще не оборачивался, правил себе и правил. Потом я понял, что он давно уже дремлет, мерно покачиваясь на своем месте, но лошадка и сама знала дорогу. Десять верст тянулись бесконечно долго, и к городу мы выбрались, когда было уже далеко за полдень.
Лес кончился внезапно, и мы выехали на широкую утоптанную и оживленную дорогу. За четверть часа нам навстречу проехали несколько крестьянских телег, возвращавшихся из города. Наш дед проснулся и здоровался с каждым встречным, в знак приветствия приподнимая свою шапку.
Провинциальная жизнь за последние столетия нисколько не изменилась. Даже когда два великих государства объединились в империю, в этих местах все осталось по-прежнему. Разве что сменили областных и городских глав, назначив управляющими дойчей, как более ответственных работников, не склонных к взяточничеству. Местные к ним привыкали долго, не всем пришлись по нраву подобные перемены в стране, однако время шло, люди постепенно пообвыклись с новыми порядками и уже не находили странными чужаков, говорящих на грубом языке. Да и языки к тому времени изрядно перемешались, превратившись в новый особый диалект, и стало невозможно понять, откуда появилось то или иное слово. В землях бывшей Руссии говорили преимущественно на родном наречии, а пруссаки балакали у себя на дойче.
За столько лет, прошедших после объединения стран, кровь смешалась так же густо и сложно, как и языки, и новый народ – руссо-пруссаки – взял от обеих наций как плюсы, так и минусы.
Местный городок, как пояснил наш дед, назывался Озерск, из-за бесчисленных озер вокруг, малых и крупных, и населения насчитывал две тысячи пятьсот человек, большая часть которого работала на единственном заводе в городе и в каменном карьере неподалеку, где добывался мрамор. Соответственно, железнодорожное сообщение в Озерске имелось, а это было для нас главным.
Я собирался сесть на первый же поезд, следовавший во Фридрихсград, и доставить Костаса в целости и сохранности, сдать его Кречетову в обмен на близняшек, а там уже действовать по ситуации.
План простой и неказистый, но выбора у меня не оставалось. Приоритет – спасение девушек.
Дед довез нас до самого вокзала, где получил от меня в благодарность пять золотых имперских марок. Деньги большие, но я решил не жадничать. На эту сумму он мог купить себе еще одну телегу вместе с лошадью, а то и с двумя, так что путешествие окупилось деду сторицей. Старый бауэр изумился, поклонился в пояс, быстро взгромоздился на свою телегу и поскорее отбыл восвояси, стараясь убраться подальше, пока барин внезапно не передумал.
Но я про деда и его кобылу уже забыл. Мы направились к зданию вокзала, шествуя рядышком, как пара закадычных приятелей. Вот только я держал в кармане «дырокол», готовый в любой момент выстрелить Костасу в бок, если он вдруг вздумает бежать, позвать кого-то на помощь или выкинуть еще какой-нибудь фокус. Я честно предупредил его о возможных последствиях, и, думаю, он проникся серьезностью моих намерений, потому как не безобразничал и шел вперед со спокойствием уверенного в себе человека.
На привокзальной площади шумели торговцы, перекрикивая друг друга в попытках привлечь покупателей именно к своему товару.
Ознакомительная версия.
