Ну и пусть.
В её опустевшую голову проникали звуки. Шелестящие прикосновения дождя к короткой траве и нарождающимся листочкам, звонкое бульканье в лужицах. Голоса в доме.
Голоса…
Ушли мы с семьёй из Кабрийского округа… Слишком уж много скал, а хорошая земля стоит столько, что дешевле добраться до столицы и там жить… Да и за детьми не уследишь — те повадились залезать на самую верхушку, до вечера носу не кажут, а случись что — и не найдёшь, и не услышишь…
«Кабрийский округ».
Элья открыла глаза.
Вот куда ей надо.
Кабрия… Название это звучало чудной музыкой. Самое гордое бывших княжеств Семи Братьев, где так часто вспыхивают восстания, потому что, в отличие от зажравшихся шемейцев, они помнят… Помнят до сих пор, как было до Татарэта, и готовы бороться…
Кабрия… Маленькая страна, пахнущая сыростью, страна волшебно-угрюмых скал и густых туманов, которые кажутся ласковыми, манящими — но лишь до тех пор, пока не обнаруживаешь, что под молочно-дымчатой пеленой прячется расщелина. До тех пор, пока не понимаешь, что летишь…
Элья, конечно, никогда там не была. Но сейчас она будто почувствовала ветер, гуляющий в Кабрийских горах, будто увидела кутавшиеся в туманы серые скалы с примесью невесть откуда взявшегося багрянца, будто услышала звон горных рек… Всё это поведал ей дождь.
Нет. Всё это было в истории человека, который сейчас «рассказывал себя» Гарле-каи в маленьком домике на лесистом холме.
Элья с трудом поднялась на ноги и, плохо соображая, что она делает, добрела до двери. Толкнула её, переступила порог. Девушка почти не увидела испуганного лица пожилого мужчины, который обернулся на скрип дверных петель. Она смотрела только в лицо Гарле-каи. Бледное, бесстрастное.
— Я должна ехать в Кабрию, — глухо сказала Элья. — В Кабрийский округ.
***
Чёрные шпили иланской заставы маячили в воспалённом мозгу — тревожа, внушая страх.
Старуха выпевала что-то размеренное и медленно помешивала очередной отвар в медной кружке. Потом протягивала Элье, та делала один большой глоток и проваливалась в горячее сладостно-малиновое забытье.
И снова видела чёрные шпили иланской заставы. И с большим удивлением понимала, что они деревянные… Значит, не такие уж страшные. Наверное. Но почему чёрные?
Потому что их неоднократно пытались сжечь. Но они выстояли.
Элья отворачивалась от кружки. Она не знала, как объяснить, что простуда тут ни при чём. Глупо было бы провести год в болоте — и заболеть от дождя. Этого просто не могло быть.
Нужно было встать и идти.
Встать и идти…
— Тьма выходит из тебя, — говорила Гарле-каи.
— Я должна ехать… — говорила Элья, — я должна ехать в Кабрийский округ…
На следующий день жар спал, и Элья пообещала себе, что больше никогда не будет болеть. Это отнимает слишком много времени.
— Почему ты всё время говоришь про Кабрийский округ? — Гарле-каи не требовала ответа, просто рассуждала. — Это странно… Знаешь, говорят, некоторые люди превращались в больших белых птиц и летели в сторону Иланы… То есть, и в сторону Кабрии тоже. Я боюсь, что всё это связано с той магией крови, от которой тебя освободил Герек.
Герек…
Всё вот-вот должно было встать на свои места. Но мысль, витавшая в Эльиной голове, никак не желала оформляться. Кусочки головоломки распадались, картинка не складывалась… Элья морщила лоб, размышляла до гудения в голове, но ни до чего не могла додуматься.
«Я ведь раньше не была такой дурой», — сердито сказала себе девушка.
Нет, она должна поправиться. Сначала она должна поправиться — а потом уже думать о разных важных вещах. Например, о том, как добраться до Кабрийского округа.
— Может, ты чувствуешь что-то той частью себя, которая продолжает принадлежать чёрному миру… — задумчиво говорила колдунья. — Иначе зачем бы тебе… Ты-то как думаешь, Элья?
Что-то шевельнулось в душе девушки — какая-то красивая смешная мечта, давно похороненная под гнётом белоборских болот.
— Может, во мне есть магический дар? — спросила она. — Запечатанный?
Гарле-каи удивлённо хмыкнула. Элья очень редко задавала вопросы.
— Нет, Элья в тебе нет дара. И никогда не было. Я бы услышала.
Пока Элья поправлялась, Гарле-каи, конечно, не просила её выходить на улицу, когда у неё были посетители. Поэтому приходилось слушать то, что они говорили, а говорили они, в основном, какую-то чепуху — не было в этих рассказах ни туманов, ни скал. Впрочем, нетерпения Элья тоже больше не испытывала — более того, ей даже понемногу начинали нравиться разные голоса.
— Это хорошо, что ты слушаешь, — говорила довольная Гарле-каи. — Видишь, злобы в тебе стало меньше. Скоро, как мне кажется, наследие Болотного Короля совсем уйдёт…
«Скоро, — думала Элья, — когда я уеду в Кабрийский округ».
Она потихоньку начала вставать. Вернулась к копоти на плите, к грязной посуде. Разводила огонь в печи и зажигала свечи — Гарле-каи не терпела световых кристаллов. К огню старуха относилась очень трепетно, и в доме он постоянно должен был гореть в том или ином виде, поэтому в кармане домашнего платья Эльи всегда лежали кресало и кремень, перевязанные верёвочкой. Вдобавок, под чутким руководством колдуньи, девушка научилась готовить — это стало ещё одной неприятной обязанностью, которую необходимо было выполнять, чтобы казаться нормальной. В общем, дел хватало, и чем лучше Элья себя чувствовала, тем больше ей приходилось делать.
Когда она поправилась окончательно, Гарле-каи взяла её с собой в деревню, доверив нести пустую миску и горсть монет. В честь этой прогулки Элья вместо привычной накидки надела поверх домашнего платья привезённый из Лесного Клана плащ.
В деревне было относительно тихо — многие, видать, отправились работать, оставив лишь стариков и совсем маленьких детей. Поэтому, помимо мычания и собачьего лая, то тут, то там можно было услышать детский плач либо хрипловатый говорок старых сплетниц.
Колдунья явно знала, куда идти. Вскоре они с Эльей оказались возле затейливо вырезанной, но давно прогнившей калитки. Звать хозяйку не пришлось — она возилась в огороде, выкорчёвывая какой-то засохший куст. Древняя, в платке, завязанном под подбородком, красная от натуги, она являла собой символ торжества бессмысленности над окружающим миром. Ради кого она выкорчёвывала этот куст? Почему этим не занимались её дети или внуки? Что изменилось бы, если бы коряга торчала здесь до тех пор, пока за эту работу не взялся бы кто-то помоложе и посильнее?
— Боги в помощь, Мельга, — звучно произнесла Гарле-каи.
Старуха выпрямилась и подслеповато сощурилась.
— Приветствую и тебя, кудесница, — она наклонила голову. — За творогом?
Элья раздражённо дёрнула уголком рта. Её выводило из себя подобострастное отношение местных к Гарле-каи. Все их слова были насквозь фальшивы. Пришлую волшебницу слишком боялись, помощь её воспринимали как должное, а доносы в Дом Полиции при этом строчили. Однажды в их маленький домик уже пожаловал проверяющий маг, но так как представителям Великих Кланов разрешалось колдовать даже если они не находились на королевской службе, ему пришлось уйти ни с чем.
— Если ты наберёшь для нас миску, будем тебе признательны. Элья, будь добра, отнеси госпоже Мельге миску. И оплату, конечно… Не потеряла?
Элья покачала головой. Десять тулимов были надёжно зажаты в её кулаке.
Гарле-каи распахнула калитку.
Сгорбившись, тяжело ступая, Мельга добралась до крыльца. Элья послушно шла в том же направлении, хотя раздражение крепло в ней, и больше всего на свете девушке хотелось швырнуть миску в спину старухи. Она и сама не понимала, почему её так тянуло это сделать. Возможно даже из-за того, что эта старая больная женщина только что собственными руками пыталась выкорчевать из земли куст. Элья, сама не подозревая, хотела ударить миской не саму Мельгу, а то, что та олицетворяла. Не понимая этого, девушка ощущала, как что-то точит её изнутри, словно вынуждая размахнуться получше и…
