выбраться из непролазных дебрей при обнаружении слабого мерцания огня, пробивающегося сквозь деревья. Вилберн предполагал, что в его состоянии копать придется до утра, часто перерываясь на отдых и припадая губами к горлышку склянки с лауданумом. Однако задолго до того, как забрезживший рассвет начал разгонять глухую тьму ноябрьской ночи, полотно лопаты глухо ударилось о крышку гроба. Очистив ее от остававшейся сверху земли, юноша чуть расширил могилу и попросил Селену подать ему топорик, который он предусмотрительно положил в дорожную сумку вместе со свечами и склянкой при уходе из дома. Несмотря на то, что бастард сам одной ногой находился на гробе, ему удалось втиснуть лезвие топора в щель, расширить ее и напряжением всех сил, со скрипом и треском вылезающих гвоздей приподнять один край крышки. Перед тем, как полностью сорвать ее, Вилберн отдышался, достал свой шелковый платок, прикрыл им нос, а потом мощными рывками правой руки окончательно отделил крышку от гроба и прислонил к стене могильной ямы. В мерцании поднесенной Селеной свечи открылась картина причудливо играющего тенями белого савана. Казалось, фигура человека, покрытая испачканной землей при вскрытии гроба светлой материей, слегка подрагивает от могильного холода. Понимая, что действовать следует быстро, бастард набрался духу, резко сорвал саван и обомлел. Агата лежала в таком же как у сестры черном платье со скрещенными чуть ниже высокой груди руками. Ее вьющиеся темные волосы были перехвачены золотистым обручем и аккуратно спадали на плечи. Бледная кожа лица оставалась свежа, как утренние лепестки молодой белой розы, а сочные алые губы по-прежнему притягивали взор и, казалось, вот-вот растянутся в нежной улыбке. Пораженный юноша, забыв на секунду о том, где находится, почувствовал зарождающееся желание, убрал с лица платок и вдохнул аромат ландыша с нотками весенних полевых цветов. Лежащая в гробу покойница, умершая два месяца назад, выглядела живее и много прекраснее своей стоящей у края могилы сестры. Ничего не понимающий Вилберн поднял глаза на Селену.
– Это кольцо, – сказала она со знанием дела, видя ступор бастарда. – Снимай его, прикрывай гроб крышкой и как можно скорее выбирайся!
Повинуясь ее властному тону, юноша приподнял кисть левой руки Агаты и принялся судорожно стягивать с ледяного безымянного пальца серебряное колечко. Как назло оно застряло на костяшке, что заставило спешащего и нервничающего Вилберна дергать его с удвоенной силой, при этом голова покойницы еле заметно покачивалась из стороны в сторону в такт прикладываемым усилиям. Бастард реально боялся, что она вот-вот разомкнет уста и строго воскликнет: «Пошел прочь!». В конце концов ему все-таки удалось справиться с возникшим затруднением и крепко зажать украшение в своей ладони. Облегченно вздохнув, Вилберн вытер взмокший лоб шелковым платком, аккуратно завернул в него колечко и протянул склонившейся над могилой со свечей в руке Селене. Собираясь вновь укрыть тело саваном, он вдруг почуял сладковатый запах разложения и с ужасом увидел, как свежая чистая кожа Агаты на глазах пошла зеленоватыми пятнами, стала сморщиваться и сползать со щек вниз. Из носа побежали мутные отвратительные струйки, нижняя челюсть медленно отвисла, обнажая хищный оскал, а из-под слегка разомкнувшихся век показалась голубоватая пелена усохших глазных яблок. Шокированный бастард инстинктивно отпрянул, встал в полный рост, но, оступившись, потерял равновесие и рухнул всем телом на покойницу. Шибанувшая по ноздрям вонь мертвечины заставила Вилберна тут же вскочить, зажать нос рукой и, сдерживая рвотные позывы, торопливо прикрыть гроб крышкой. При помощи Селены он быстро выбрался из адского смрада могильной ямы и, схватив лопату, сразу же принялся забрасывать ее землей.
По прошествии двух часов, когда с разных концов деревни доносилось петушиное кукареканье, они сидели друг напротив друга в бывшем охотничьем доме графа Реджинальд на холме. Его новый хозяин, который по настоянию девушки надел себе на мизинец ничем не примечательное серебряное колечко еще на кладбище, несмотря на все произошедшее ночью чувствовал себя прекрасно. Сейчас, когда на смену лихорадке, слабости и боли последних двух месяцев пришло радостное умиротворение быстро идущего на поправку организма, Вилберн как никогда ранее понимал мудрецов, утверждающих в своих трактатах, что первейшее благо человека, на котором только и возможно строить счастье – его физическое здоровье. Умом он понимал всю шаткость их с Селеной нынешнего положения, но переполняющая его душу и тело сладкая нега не оставляла место тревогам и опасениям.
– Когда вчера мне удалось улизнуть из тетушкиного дома, она укладывалась спать в абсолютной уверенности, что я вижу седьмой сон у себя в комнате, но скоро Камилла проснется и поднимет тревогу, – сказала Селена, осматривая царивший в жилище одинокого господина бардак. – А что начнется в деревне после того, как станет известно о разорении могилы Агаты даже представить страшно. Нам надо без промедления бежать на юг, пересечь пролив на первом же судне и осесть на материке. Но лучше всего перебраться в другую часть света на паровом океанском лайнере. Ты хотя бы бегло владеешь португальским либо испанским?
Вместо ответа Вилберн вскинул перед собой растопыренную ладонь, снял с мизинца кольцо и протянул его девушке.
– Держи! Мне уже много лучше, а тебе следует успокоиться и отдохнуть, – сказал Вилберн, внимательно посмотрев на девушку. – Знаешь, раз уж мы теперь вынуждены быть вместе, я хочу испытывать к тебе те же чувства, что и к твоей сестре. Тем более вы с ней внешне схожи, словно две капли воды. Может быть, со временем ты, как и она, тоже полюбишь меня.
– Трудно будет устоять перед таким юношей! – улыбнулась Селена, – Только, знаешь, Агата вряд ли любила тебя по-настоящему, потому что любящая девушка никогда бы не надела ради забавы это кольцо своему молодому человеку. Никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах, – уточнила сестра Агаты, любуясь серебряным украшением на своем безымянном пальце.
