чтобы помочь подняться.
– Ты так заботишься обо мне, Джейми, – Карлебах сжал его пальцы. – Я бы сказал – «как родной сын», если бы один мой родной сын не был добродушным тупицей, не способным отличить труды Маймонида от сборника газетных анекдотов, а второй – пронырливым мамзером [6], у которого все интересы – суды да кредиторские задолженности. Какое счастье, что есть ты.
Снаружи, где-то среди готических крыш гостиницы, завывал ветер. Эшер шагал по коридору обратно в номер, размышляя, где мог остановиться Исидро и каким образом он сумел добраться до Китая – немёртвые не могли путешествовать далеко от родных краёв без помощи смертных людей.
Хотя, если вдуматься, какие края Исидро мог нынче называть «родными»? Вернулся ли он в Лондон после того, как в прошлом году Эшер оставил его спать в склепе монастыря Святого Иова в Санкт-Петербурге? Или, может быть, избрал на роль штаб-квартиры какой-нибудь другой город, раз уж Лидия выработала такой раздражающий способ выслеживания вампирских логовищ, как внимательный анализ банковских сводок и проверка сделок с недвижимостью?
Эта мысль заставила Эшера перейти к другой – которую он старательно отгонял всё это время подальше: если Исидро действительно сменил логово, то что сталось с другими лондонскими вампирами? Известно ли хозяину Лондона о том, что у Лидии есть способ их отыскать? Эшер подозревал, что лондонский ковен вампиров не трогает Лидию – да и его самого – исключительно из страха перед Исидро. И не решатся ли они напасть, если узнают, что этот всесильный испанец наконец-то покинул Лондон?
«Для людей, которым грозит опасность из-за того, что они слишком много знают о вампирах, мы как-то маловато о них знаем, чёрт возьми!»
Уже потянувшись к дверной ручке, Эшер услышал голос Лидии за дверью:
– Он должен вернуться с минуты на минуту…
Исидро. Кто ж ещё мог явиться сюда в столь неурочное время?
«Кому б ещё на это наглости хватило…»
Разозлившись, Джеймс рывком распахнул дверь.
Лидия обнаружилась в кресле возле камина, а рядом с ней – не кто иной, как Грант Гобарт. Услышав шум, он оглянулся и сделал несколько шагов, словно не мог долго стоять на одном месте.
– Ты должен помочь мне, Эшер, – заявил переводчик. Он был всего на несколько лет старше Джеймса, однако на его лице хватало морщин – а за прошедшие пять часов Гобарт как будто постарел ещё на десятилетие. – Рики никого не убивал. Он не мог никого убить. Он просто не способен на такое.
– Ты сказал, что он напился.
– От выпивки он становится дурным, но не жестоким. – Гобарт глубоко вдохнул, а затем, словно неожиданно вспомнив, где находится, повернул тёмную взъерошенную голову к Лидии:
– Прошу прощения, миссис Эшер. Нам не следует…
– Всё в порядке, сэр. – Лидия встала – высокая, стройная, в кружевах цвета слоновой кости. Алые отблески пламени расцвечивали её каштановые волосы медью и бронзой. – Я могу оставить вас, джентльмены, если вам будет спокойнее беседовать наедине, однако смею заверить, – её карие глаза смотрели прямо на мужчин, – что ваш разговор меня никоим образом не шокирует. Скажите, сэр Грант, нет ли у вашего сына обыкновения смешивать алкоголь с опиумом? Я спрашиваю вас об этом, потому что обычно те, кто не привычен к употреблению опиатов, попросту засыпают, – уточнила она, пока Гобарт изумлённо молчал.
– Да, водился за ним такой грешок, – неохотно выдавил переводчик, явно смутившись.
– Расскажи мне, что было у твоего сына с мисс Эддингтон, – Эшер усадил Гобарта в то самое кресло, где перед этим восседал ребе Карлебах, и вытащил из буфета чистую чашку. Лидия отыскала под одной из подушечек записную книжку. – Ты упоминал, что он, судя по всему, сделал ей предложение спьяну?
– С него бы сталось, – вздохнул Гобарт. – На это, по крайней мере, намекала её… – он осёкся, явно подбирая слово поприличнее, – … её мамаша, когда я, дурак эдакий, пришёл к ней и сэру Эллину, чтобы попытаться расторгнуть помолвку. Мира Эддингтон уже разместила объявление в газете – да не в той бумажке, которая рассылается по посольствам, а прямо в «Таймс» телеграфировала, чтоб ей… – Гобарт, спохватившись, виновато оглянулся на Лидию и поправился:
– … доброго здоровья и долгой жизни, и растрезвонила об этом всей своей проклятой семейке! – С этими словами он стукнул по игорному столику кулаком – крупным и тяжёлым, больше подходящим военному моряку, чем отпрыску уважаемой семьи дипломатов, – и скривился от нахлынувшей ярости. Пару мгновений Гобарт молчал, успокаиваясь, а затем продолжил:
– Конечно же, всё из-за денег Джулии. Джулии и её папаши-сребролюбца. Мне ведь придётся утром написать ей обо всём случившемся. И я понятия не имею, что ей сказать.
Он потёр лицо, словно пытаясь отогнать дурной сон.
– Вот почему я здесь, Эшер. Мне нужно сказать жене хоть что-нибудь. Она души не чает в Рики, и я должен сказать ей, что всё в порядке, что этим делом кто-то занимается. Ты владеешь китайским. Ты не из посольского круга, не из компашки Эддингтона – они все лишний раз выдохнуть боятся, чтобы не расстроить чем-нибудь Юань Шикая или ещё как-то помешать драгоценным грядущим выборам. Как будто Юань оставит кому-то какой-то выбор.
– Китайским? – вопросительно поднял палец Эшер, но Гобарт так раздражённо отмахнулся, словно ответ был абсолютно очевиден.
– Любому ясно, что это дело рук китайцев.
– А зачем это убийство китайцам? – вмешалась Лидия.
– Да чё… бог их знает! – огрызнулся Гобарт. – Никогда не угадаешь, что у них в головах происходит. Я прослужил здесь почти тридцать лет и так до сих пор и не понял, почему Пэи согласны работать только на Хуанов и как человек, присягнувший на верность Тяньдихуэй [7], может полжизни проработать на них, а потом неожиданно передумать и убить лидера местной группировки. Поверь мне, здесь наверняка замешаны китайцы.
Лидия открыла рот, чтобы задать ещё один вопрос, но Эшер, перехватив её взгляд, едва заметно качнул головой.
– Ты подозреваешь кого-то конкретного? – спокойно спросил он. – Может быть, слуги в твоём доме…
– Господи Иисусе, да если бы только слуги! – воскликнул Гобарт. – Они же тут все так или иначе друг с другом связаны, поди разбери, кто кому кем приходится!
– Можно мне побеседовать с ними? Я имею в виду, со слугами.
Гобарт умолк, словно о чём-то вспомнив.
– Конечно, – ответил он, помолчав. – Я бы и сам их расспросил, но эти паршивцы так боятся лишиться работы, что слова поперёк не пикнут.
Он взял изящную сине-золотую чашечку – могучие руки едва заметно дрожали, а широкие плечи поникли; казалось, будто единственное, что помогает Гобарту держать себя в руках, – приятно-тёплый чай.
– Спасибо, что съездил с нами сегодня в тюрьму, Эшер, – добавил он тихо. – Клянусь, я этого не забуду.
– А твой сын дружил с этой девушкой? – спросил Джеймс и тут же
