ставшую для Джеймса самым дорогим сокровищем с первой же их встречи, – рождение дочери казалось настоящим чудом. И когда в августе профессор Карлебах отправил Эшеру телеграмму и пригласил вместе поехать в Пекин, Джеймс отказался. И не пожелал рисковать даже тогда, когда старик пересёк всю Англию и явился к нему домой, сжимая в руке «Журнал восточной медицины». Эшер и сам прочитал ту статью, когда она только вышла, и по описанию узнал тварей, с которыми уже сталкивался в Праге.
Но именно Лидия тогда решительно заявила: «Безусловно, нужно ехать».
Приобняв жену за талию, Эшер тихонько закрыл дверь детской.
Миранда, маленькое рыжеволосое чудо…
Возможно, здесь малютка в такой же безопасности, как была бы – а вместе с ней и Лидия, – если бы осталась в Оксфорде.
Может быть, здесь даже безопаснее. С тех пор как в тысяча девятьсот первом завершилось Боксёрское восстание [9], представители британской короны внимательно следили за всеми, кто входил и выходил за высокие стены Посольского квартала.
К тому же, встретив на приёме у Эддингтонов Исидро, Эшер – как бы странно это ни звучало – почувствовал себя спокойнее. Он знал, что вампир, несмотря на все отрицания, по-своему любил Лидию – так что во всём мире не нашлось бы лучшего защитника для миссис Эшер, чем этот желтоглазый испанский дворянин, умерший задолго до воцарения королевы Елизаветы на престоле.
Умерший – и ставший немёртвым.
В спальне царил поистине арктический холод. Эллен положила в кровать каменный сосуд-грелку с водой, но тот, конечно, тоже успел остыть. При свете ночника Лидия с рекордной скоростью стащила чайное платье и корсет, натянула длинную и теплую ночную рубашку, забралась под пуховое одеяло и мигом воспользовалась ногами Эшера вместо грелки.
Чуть позже, когда супруги уже начали задрёмывать, Лидия спросила:
– Ты и в самом деле собираешься заняться проблемой сэра Гранта и расспросить его слуг?
– Это, конечно, не моё дело, – сонно откликнулся Джеймс, – да и, честно говоря, я не представляю, с какого конца за него браться. Но да, собираюсь: только слово сэра Гранта может отвести от меня всякие подозрения, а здесь хватает тех, кто мог запомнить меня со времён предыдущего визита в Китай. Так что отказаться я не могу.
Лидия умолкла. А затем пристроила голову на плечо супруга и принялась приглаживать подушечками пальцев его взъерошенные усы. Нос Эшера щекотал запах её волос – сандала и ванили.
– А Исидро не говорил, как давно он приехал в Пекин? – Лидия едва уловимо запнулась, произнося имя вампира.
Раньше она отказывалась звать его по имени – в те времена, когда вовсе не желала иметь с ним никаких дел. «Ты тоже его защищаешь?» – спросил Карлебах – а она даже не нашлась что ответить.
– Нас прервали, – Эшер сделал вид, что не заметил этой запинки.
– А о том, есть ли в Пекине другие вампиры?
– Нет, – негромко ответил Джеймс. – И на этот вопрос я бы тоже хотел услышать ответ.
Глава третья
Путь от гостиницы «Вэгонс-Литс» до серых стен британского посольства, кажущегося огромным в лучах утреннего солнца, пролегал вдоль обветшалой набережной старого канала. К Эшеру и его жене, как докучливые слепни, то и дело приставали рикши с повозками, восклицая: «В любой угол Пекина за двасать цент! Быстро-быстро, фейпао [10]…»
Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не рявкнуть в ответ – «ци кай!» – «отвалите!».
Однако, пребывая в чужих краях (так иносказательно выражались те, кто состоял на секретной службе Его Величества, имея в виду – «находясь в той стране, где им вроде как находиться не полагалось»), всегда было удобнее делать вид, что вовсе не знаешь местного языка – так иной раз удавалось услышать много интересного. К тому же предполагалось, что он, Джеймс Эшер, до сих пор никогда не бывал в Китае. Поэтому он старательно поддерживал образ англичанина, оказавшегося в стране, не соответствующей британским понятиям об управлении, гигиене, морали, кухне и всему прочему, – прикрывал рукой в перчатке пальцы Лидии, сжимающие его локоть, и с глуповато-снисходительной улыбкой оглядывался по сторонам.
Однако время от времени он негромко рассказывал:
– Этот канал раньше выглядел куда лучше… а за той стеной, где сейчас японское посольство, располагался дворец принца Су… А вон там был переулок, ведущий в местечко, называвшееся «монгольским рынком» – туда спозаранок приезжали продавцы овощей с целыми караванами верблюдов и шумели так, что будили весь квартал.
Лидия, в свою очередь, оглядывалась по сторонам эдаким царственным взглядом, хотя на самом деле ей стоило неимоверных усилий не щуриться в попытках добавить чёткости окружающей мешанине цветных пятен и бликов яркого пекинского солнца. Долетавшая от канала вонь стоячей воды смешивалась с терпким дымком углей на тележке торговца цзяоцзы [11], а затем сменялась резкой сладостью карамели с соседнего прилавка, где продавали пирожки-маньтоу.
Эшер едва заметно покачал головой, представляя, как отчаянно Лидии хочется надеть очки, – в такие моменты он сожалел, что не может вернуться на несколько лет назад и устроить хорошую взбучку мачехе и тёткам, убедившим его возлюбленную в том, что она уродина.
– Китайцы говорят, что, когда люди впервые приезжают в Пекин, они плачут от разочарования, – добавил Джеймс, – а когда уезжают – то плачут, не желая с ним расставаться.
– А ты плакал? – с улыбкой спросила Лидия. Сама она немало впечатлилась, впервые увидев Пекин вчера днём из окон поезда, прибывающего из Тяньцзина: лужи грязи вокруг разбросанных тут и там свинарников, курятники и жмущиеся друг к другу низкие домики старых столичных кварталов. Даже здесь, за высокими стенами Татарского города, где в одном из углов, окружённый дополнительной оградой, прятался Посольский квартал, хватало грязи, разрухи, серых стен, глухих закоулков и ощущения повальной бедности.
– Я тогда прятался в углу товарного вагона, заполненного свежими коровьими шкурами, – откликнулся Эшер, – за мою голову была объявлена награда, а на хвосте висело полтора десятка немецких солдат. Так что нет, не плакал.
Лидия рассмеялась.
* * *
Добравшись до разросшегося старого дворца, где по-прежнему располагалось посольство Его Величества, Эшер передал через секретаря свою визитную карточку и рассказал сэру Джону Джордану ту же самую историю, которую перед этим скормил Гобарту: якобы он приехал сюда ради изучения выдающегося образчика народных суеверий, обнаруженного недавно, так как занимается написанием книги, посвящённой образу крысы в легендах Центральной Европы.
– Да, раз уж я здесь, – добавил Джеймс после того, как заинтересовавшийся темой сэр Джон закончил расспрашивать его о книге, – можно ли побеседовать с Ричардом Гобартом, находящимся под арестом?
Посол, в этот момент как раз подписывавший приказ об обеспечении вооружённого эскорта для поездки к Западным горам, запланированной Джеймсом на следующее утро, замер и вопросительно поднял брови.
– Я двоюродный брат его матери, – это была ещё одна выдумка, хотя Эшер и впрямь знал
