медленно заползать в класс, становясь все длиннее. На мгновенье они останавливались, чтоб пощупать лежачие или стоячие тела окоченевших копий школьников, но, понимая, что это не живые люди, оставляли их и двигались дальше. Алёна продолжала пятиться. И вот уже Кошкин стоял впереди остальных. Пальцы заняли половину класса, неумолимо заполняя поверхность пола. Федя подскочил к тому месту, где должно быть окно, и вонзил нож в растянутые занавески. Прочертив им горизонтальную метровую линию, Федя схватился руками за разрез и сорвал черный покров. Свет хлынул в помещение. На окне не было ручки, да и само окно не имело створок — это было просто стекло, вставленное в проем в стене. Фёдор ударил локтем. Раздался звон. Осколки посыпались на пол и на улицу.
— Давайте в окно! — Кошкин голыми руками вытаскивал острые куски стекла, торчащие снизу из стены. Он изрезал ладони, но на боль внимания не обращал. Не оборачиваясь на пальцы, продолжал вынимать большие части стекол и сбивать торчащие мелкие кусочки ножом. Пальцы уже были в метре от его ног. Никому ничего не объясняя, Федя схватил Мишу подмышки и, не обращая внимание на его крик, свесил за окно, потом перехватил его за одну руку, а следом за вторую. Теперь Миша висел в трех метрах над землей.
— Я отпускаю. Готов? — крикнул Кошкин.
— Да!
Федя разжал кровавые ладони. Мальчик приземлился на ноги и упал назад на спину.
— Я сама! — крикнула Алёна, но Кошкин уже подхватил её и держал на весу перед собой так же за подмышки. Спустя мгновенье девушка уже висела за окном, а еще через миг она ощутила жесткий удар по ногам из-за приземления. Алёна, как Миша, перекатилась с пяток на спину. Она застонала из-за острой боли в голове, а из глаз её брызнули слезы. Но Алёна не плакала. Это был лишь рефлекс на неожиданный взрыв боли в самом сознании. Когда дело дошло до Ласкина, один палец оплел голень Феди. Мужчина принялся дергать ногой, но хватка пальца становилась всё крепче и, несмотря на хлипкий внешний вид тонкой длинной конечности, сжимала эта конечность Кошкина с неимоверной силой. Федя вскрикнул, упал на одно колено и схватился двумя руками за черный кожистый сегментированный отросток, увенчанный длинным ногтем. Кошкин принялся ломать его, крутить во все стороны в разных местах. Был слышан отвратительный хруст, но другие пальцы в это время уже оплетали Кошкину другую ногу и торс, а один из них залез ему под рубашку. Ласкин подскочил к полицейскому и одной рукой, как мог, начал оттягивать смертоносный канат, наполненный костями и крепкими сухожильями. С улицы им что-то кричали Миша и Алёна, на которых мужчины, естественно, не обращали внимания и даже не слышали их в пылу схватки.
— Я не могу! — кричал Ласкин, — не поддаются! Что мне делать?!
Медлительные пальцы неожиданно стали вести себя иначе. Один из отростков поднялся вверх и, словно плеть, с огромной скоростью пронесся по воздуху и обмотался вокруг головы Фёдора. Несомненно, палец целился в его бычью шею, но Фёдор успел наклонить голову и подставить подбородок, чтоб защититься, подобно тому, как в борьбе защищаются от удушающих приемов. Кошкин занимался борьбой не один год и знал все эти защитные действия. Следующий палец с такой же скоростью метнулся к Ласкину и обмотался вокруг его больной руки поверх гипса. Вася взвыл от боли и попятился, пытаясь высвободиться. На входе появился черный силуэт человекоподбного создания. Оно вальяжно стояло, опустив руки, из концов которых на пол свисали эти ужасные пальцы. Теперь уже существо орудовало ими не на ощупь.
— Прыгай в окно, — невнятно промычал Фёдор. Голова его была оплетена… рот, нос, глаза… всё было уже перемотано. Ласкин с воплем вырвал руку из гипса, оставив его в тисках смертоносного отростка демонического создания. Создание так и стояло неподвижно в дверях и наблюдало, руководило процессом экзекуции и умерщвления.
Ласкин снова подбежал к Феде, но Кошкин был уже полностью перемотан пальцами. Свет с окна падал на Федю, и Вася увидел, что один из пальцев уже проник в живот Фёдора, копошился там, внутри, а кровь вяло сочилась из ранки. Ласкин замялся на несколько секунд, думая, что можно сделать, но понял, что Кошкина уже не вытащить. Если он сейчас не сбежит, то он тоже погибнет страшной смертью. Федор шипел и стонал, продолжая сражаться. Он держал в руках нож. Пытался нащупать на своей второй руке пальцы, чтоб срезать их и высвободить её, но вслепую никак не мог прицелиться. Ласкин залез на подоконник, сел, свесив ноги, и спрыгнул.
