Мы не знали, как его утешить, но чувствовали, что должны чем-то помочь несчастному, и предложили то, что казалось единственным выходом. Мы сказали, что, если он твердо решил положить корону на место, мы поможем ему. И я должен признаться, что после всего услышанного это показалось нам правильным. Если на беднягу обрушились такие ужасы, то, может быть, эта корона действительно обладает таинственным могуществом и стережет побережье? По крайней мере, я так думал, и Лонг тоже. Во всяком случае, Пакстон очень обрадовался нашему предложению. Когда мы могли бы приступить к делу? Была почти половина одиннадцатого. Какой благовидный предлог придумать для служащих отеля, чтобы выйти сегодня ночью? Мы выглянули в окно: светила полная, пасхальная луна. Лонг взялся найти коридорного и умаслить его. Он собирался сказать, что мы будем отсутствовать не больше часа, а если погода покажется нам настолько приятной, что мы останемся еще ненадолго, то потраченное им время будет возмещено. Мы являлись постоянными клиентами отеля и не доставляли хозяину никаких неприятностей, слуги получали от нас неплохие чаевые. Итак, коридорный был умаслен и выпустил нас погулять по берегу, а сам, как мы потом узнали, остался нас ждать. Пакстон накинул на руку просторное пальто, под которым спрятал завернутую в тряпки корону.
Итак, мы уже отправлялись в это странное приключение, не успев полностью осознать, насколько оно странное. Я специально описал наши сборы кратко, чтобы дать представление о той спешке, с которой мы все решили и начали действовать. «Самый короткий путь — вверх, в гору, и через кладбище», — сказал Пакстон, когда мы на мгновение задержались перед дверями отеля, оглядываясь по сторонам. Вокруг никого не было — улица пустовала. Сиборо в мертвый сезон — тихое местечко, здесь ложатся рано. «Нельзя идти вдоль канавы, мимо коттеджа, там собака», — также предупредил Пакстон, когда я предложил показавшийся мне коротким путь вдоль берега, через поля. Он был прав. Мы пошли по улице, в гору, и свернули на церковный двор. Признаюсь, в голове у меня промелькнула мысль о том, что там, в земле, лежит кто-то, кто знает, куда мы сейчас идем. Но если и так, то мертвецу, наверное, было известно, что один из его, так сказать, единомышленников следит за нами, так что на кладбище мы никого не встретили. Но мы чувствовали, что за нами наблюдают, — никогда прежде мне не приходилось испытывать подобного. Особенно сильно мы ощутили это, когда миновали церковный двор и вышли на узкую тропу, обсаженную плотной высокой живой изгородью. Мы поторопились поскорее пройти сквозь этот коридор, как души умерших спешат преодолеть темную долину, и вскоре оказались на открытом пространстве. Затем мы двинулись вдоль изгороди, хотя я охотно вышел бы в поле, где мог видеть, следует ли за нами кто-нибудь. Мы прошли через несколько калиток, свернули налево и взобрались на гряду, которая оканчивалась пресловутым курганом.
Когда мы приблизились к насыпи, Генри Лонг и я почувствовали, что нас окружают призраки, в добавление к тому более материальному существу, которое за нами присматривало. Состояние Пакстона во время нашего путешествия я затрудняюсь описать: он дышал тяжело, как загнанный зверь, и мы не могли заставить себя взглянуть ему в лицо. Мы не стали расспрашивать его, что он собирается делать, вернувшись на место раскопок: он явно был уверен, что здесь трудностей не возникнет. И оказался прав. Я никогда не видел ничего подобного: молодой человек стремительно, как молния, бросился к какому-то месту на склоне и принялся разгребать землю так яростно, что через несколько минут почти пропал из виду. Мы ждали, держа пальто с завернутой короной, и озирались — должен признаться, весьма испуганно. Но ничего опасного не заметили. За спиной у нас темнела линия сосен, примерно в полумиле справа возвышалась колокольня, окруженная деревьями, слева виднелись коттеджи, почти у самого горизонта — ветряная мельница, а впереди темнело неподвижное море. Со стороны коттеджей и блестевшей в лунном свете канавы слышался отдаленный собачий лай. Полная луна оставляла на волнах светящуюся дорожку; шелестели ветви сосен позади нас, а впереди раздавался неумолчный шепот моря. И все же, несмотря на тишину, мы остро чувствовали вокруг едва сдерживаемую злобу, она походила на рвущуюся собаку, которую можно в любое мгновение спустить с цепи.
Пакстон выполз из норы и протянул нам руку. «Дайте ее мне, — прошептал он, — разверните». Мы развернули носовые платки, и он забрал корону, сверкнувшую в лунном свете. Мы не касались этого куска металла, и позже я решил, что это было правильно. Еще секунда — и Пакстон снова вылез из туннеля и принялся торопливо забрасывать его землей; руки у него были окровавлены, но он не разрешал нам помочь ему. Самой трудной частью работы оказалось придать месту первоначальный вид; и все же, не знаю как, он успешно справился с этим. Наконец он остался доволен собой, и мы повернули прочь.
Мы отошли на пару сотен ярдов от холма, когда Лонг внезапно сказал: «Послушайте, вы оставили там свое пальто. Надо вернуться. Видите?» И верно, оглянувшись, я увидел его — длинное темное пальто, лежавшее на том месте, где только что была дыра. Но Пакстон не остановился, он лишь покачал головой и поднял руку, на которой нес свою одежду. А когда мы его догнали, он сказал спокойно, словно для него уже ничто не имело значения: «Это было не пальто». И действительно, когда мы оглянулись снова, темный предмет исчез.
Мы вышли на дорогу и скоро вернулись в город. Когда мы подошли к гостинице, еще не было двенадцати. Мы с Лонгом постарались принять беззаботный вид и, войдя в отель, сказали коридорному, что это был прекрасный вечер для прогулки. Прежде чем закрыть дверь, служащий осмотрел пляж, простиравшийся впереди, и спросил:
— Вы никого не встретили там, сэр?
— Нет, ни души, — ответил я и помню, что при этих словах Пакстон как-то странно взглянул на меня.
— Мне просто показалось, что какой-то человек свернул с дороги на станцию и последовал за вами, господа, — объяснил коридорный. — Но вас было трое, и я подумал, что с вами ничего дурного не случится.
Я не знал, что сказать на это; Лонг просто пожелал слуге спокойной ночи, и мы поднялись наверх, пообещав ему выключить везде свет и немедленно лечь спать.
Оказавшись у себя в номере, мы постарались, насколько могли, поднять Пакстону настроение.
— Корона в безопасности, на своем месте, — говорили мы, — конечно, лучше бы вы ее не трогали, — (он горестно согласился с этим), — но вы ведь не причинили ей никакого вреда, и мы никогда не расскажем никому об этом, чтобы другой безумец не вздумал снова откопать ее. Как вы сейчас, лучше себя чувствуете?
