Труп раскинулся по тротуару лицом вниз, будто хотел занять на нем как можно больше места.
– Вот, – сказал Исакич, опер из пятьдесят четвертой, лентяй, каких мало даже в полиции, то есть человек вполне приличный, но никчемный ни в какой должности. – Молодой. Удар профессиональный, точно в сердце, твоя епархия, Андроныч.
Менгрел смотрел на труп и покачивал головой.
– Дубина, – наконец сказал он.
Исакич оскорбился.
– Чего это сразу так уж и обзываться? Ясно же, если молодой, то может быть ваш. Да еще удар профессиональный. Я же ничего…
– Алмаз Дубина – имя и фамилия такие у трупа твоего, то есть теперь нашего, – сказал Менгрел. – Бриль. Штатный киллер у «Жанессо». Ты хоть про Бриля слышал?
– Бри-и-иль? – сказал Исакич. – Ни хрена себе! Сам Бриль? Как же это он так?
– Постарел, наверное, – сказал Менгрел. – Не просеквенировал ситуацию. Он давно не секвенировал ситуацию. Поэтому мы про него и знаем.
– Но на него же нет ничего. Какой в том толк, что мы про него знаем?
Менгрел весело посмотрел на Исакича.
– Есть, Антоха, киллеры, которые выпячивают себя, под каждым удалением подписываются, а следов не оставляют. Это дешевки, рано или поздно мы их берем. А Бриль… мы вообще не должны были про него знать. Это для него потеря квалификации.
Пошел мелкий, но какой-то отчаянно мокрый дождь. Кто-то чихнул, кто-то чертыхнулся.
– Нет, тут уж точно голая Бася, полный слово ничего, – сказал Исакич, пытаясь укутаться в пиджачок. – Такие дела можно сразу сдавать в архив.
– Пока, – сказал Менгрел. – Дело передашь Артамонову, а я там решу. Тебе над ним не корячиться.
– Ага. Ты даже не представляешь, как я расстроен, – сказал Исакич.
Wiki File pn 26 457 354 100/27
Потапов-Глушко Сергей Андронович (оп. кл. Менгрел), 2014–2089 гг. 26 457 354 100. Родился в г. Куровске Владимирской области. В 2034 г. с отличием окончил Борисоглебскую высшую полицейскую школу, после чего по результатам тестовых испытаний был направлен в звании старшего лейтенанта в следственно-оперативный отдел московского уголовного розыска МУР-2, где с самого начала заявил о себе как о талантливом розыскнике, получив за период 2038–2039 гг. четыре благодарности и внеочередное повышение в звании за участие в раскрытии «резонансных» дел. Однако из-за конфликта с руководством отдела был в мае 2039 г. уволен из полиции и понижен в звании до старшего лейтенанта без права занимать должности в правоохранительных органах. В мае того же года был зачислен в оперативно-следственный отдел антивозрастной полиции (АВП РФ) на должность руководителя в тот момент только что созданной оперативной бригады № 4 с одновременным присвоением ему звания бригад-майора. Сведения о служебном продвижении Потапова-Глушко за период 2039–2052 гг. скудны, поскольку, согласно нормам АВП, они начнут рассекречиваться начиная с 2139 г., известно только, что в 2046 г. он принимал участие как второй заместитель начальника следственного отдела АВП в совместной акции АВП и АВВК РФ/ООН (Антивозрастной воинский контингент) по ликвидации последствий Первого московского возрастного конфликта, где, в частности, делал публичные заявления в качестве официального представителя АВП. В этот период он дослужился до звания полковника, и, возможно, это был пик его карьеры. В 2046 г. был вновь разжалован до капитана и послан возглавлять куровский филиал АВП, состоявший тогда из четырех человек. Причин столь резкого обрыва карьеры ни представители АВП, ни он сам никогда не разглашали, хотя из неофициальных источников известно, что поводом к этому вновь послужил конфликт с руководством. Куровский филиал АВП он возглавлял до того самого момента, как 2 мая 2089 г. был убит при неустановленных обстоятельствах.
Дело по трупу Бриля Менгрел, естественно, взял себе, просто больше некому было. Может, это и была голая Бася – иначе говоря, дело без перспектив на раскрытие, – но поначалу все, в общем, налаживалось. Быстро нашли свидетеля, который видел, как вечером, часов этак в девятнадцать или в девятнадцать тридцать, парень, похожий на Бриля, выходил из гостерии «Последний шанс», причем шел спешно и явно шел за каким-то другим парнем, о котором свидетель никаких примет не запомнил, даже возраста приблизительно. Мужского пола, и все. Свидетель был так себе, пьяница подзаборная, Элка с Трех Ступенек, но эта дама, даже находясь в аморальном состоянии, всегда умудрялась замечать проходящих мимо мужчин. Первого она не очень запомнила, «что-то у него было неинтересное с возрастом», а вот второго сфотографировала во всей красе. Правда, описать не смогла.
– Я тут как раз домой собиралась, – сказала Элка, – да и перед дорогой на скамеечке немножечко прилегла. И тут, гляжу, они из «Шанса» – сначала один, а потом сразу за ним второй. И оба на тот пустырь завернули, сначала один, а потом второй. А может, даже и третий, это я уже не запомнила, я тогда… задумалась я немного. И, прикинь, Дроныч, я как следует и задуматься не успела, сразу оттуда дрянь какая-то выбегает…
– Что за дрянь?
– Да не разглядела я! Так, какая-то, не старая вроде. Стану я всякую дрянь разглядывать, даже если она бежит, как сумасшедшая!
Менгрел отпустил Элку и направился в «Последний шанс». Артур тут же и выложил ему все, что знал.
– Мне этот парень сразу показался каким-то не таким, – сказал он Менгрелу. – Глаза страшные. Он за Геннадием Егорычем пришел, ждал его, я это очень быстро понял. С кем-то по уху разговаривал про него. Мне это еще тогда неправильным показалось, неприлично вроде, да еще расплатился кэшем, а кто сейчас кэшем платит – только те, у кого счет заблокирован, или те, кто светиться не хочет. Ну, вот я и подумал. А как только Егорыч пиво свое выпил и вышел, он с ходу за ним направился. Даже за вино не расплатился, я только потом заметил.
– Что за Егорыч?
– Так это… Геннадий Егорыч, клиент мой постоянный, каждый день в это время приходит.
– Фамилия!
– Про фамилию не скажу, не знаю, но живет где-то рядом, иначе с чего бы ему каждый день сюда…
Почему его назвали Менгрелом? Глупость какая-то, он даже никому не рассказывал, а вот пристала кличка дурацкая, прилепилась просто, не отдерешь. Однажды, в больнице, с аппендицитом, он пожалел одного старика-менгрела. Еще в юности. Тот, хоть и не курил, все время сидел в курилке и страдальчески баюкал живот. «Вой, дида, дида, дида, войййй!» – стонал он распевно. Тощий был старик, мелкий, совсем он был никакой, этот кавказец, так жалобно он стонал, что Сергей проникся к нему сочувствием, разговаривать с ним начал. Потом даже пожалел, что начал, старику не о чем было разговаривать, кроме как про деньги, которые он затратил на свой живот. В больнице кормили плохо, и диета номер три была еще хуже нормальной больничной пищи, которую тоже нормальной пищей даже спьяну не назовешь, а старика, при всех его деньгах, не навещал никто, поэтому Сергей скармливал ему свои передачки – и родители, и тетя просто заваливали его всякой вкуснятиной. А потом, незадолго до выписки, старик предложил ему уехать с ним куда-то под Зугдиди, где у него дом и хозяйство, жить там с ним, и тогда все, чем старик владеет, отойдет к нему, как к сыну, ведь он же живет один, да еще не в Москве прописан, где в больницу с аппендицитом угодил, а в каком-то никому не известном Куровске, там для настоящего мужчины места нет, там все спиваются, а те, кто умудрился не спиться, воспринимаются окружающими как немыслимые герои и законченные подлецы в одно и то же самое время.
