Запах был тревожным и удушающе мертвым. Даже нельзя было сказать, насколько он неприятен, потому что ноздри отказывались пропускать его в легкие.
— Наша беда в том, — сказал Бруни, — что инспекция и химики отказываются изучать сбросы в сумме воздействия, во взаимной активности. Сброс может быть умеренно гадким сам по себе и убийственным в соединении с каким-то вполне нейтральным веществом.
— Пошли отсюда, — сказала Наташа и закашлялась.
Когда они вернулись в сквер и дышать стало легче, Шубин спросил:
— Но почему вы не пишете, не скандалите?
— Завтра будем снова скандалить. А нас разгонят, — сказал парень в ватнике. — Я уже отсидел пятнадцать суток.
— За что?
— Они узнали, что я у брата на свадьбе был. На обратном пути подстерегли. Пьянство и хулиганство.
— Я уверен, что наши письма и обращения доходят, — сказал Бруни. — Но потом, как у нас положено, их отправляют снова на круги своя — в обком, к нам в город, на завод. И получаем отработанные тексты. У нас выработалась замечательная система медленного нереагирования.
Они отвели Шубина в маленькое, жаркое, набитое народом кафе. В углу гремел телевизор, показывая видеофильм про Микки Мауса. Парень в ватнике сумел вытеснить с одного из столиков девушек с дикими прическами. Наташа с Борисом принесли жидкий, но горячий кофе.
— Кофе приходится класть втрое больше, — сказал Бруни, — чтобы отбить у воды этот вкус.
— Я его убью, — сказал Борис.
— Кого?
— Главврача городской больницы. Он выступил со статьей, где доказал, что сочетание микроэлементов в нашей воде полезно для здоровья.
— Я уже слышал об этом, — сказал Шубин.
— Он Николайчика? — спросила Наташа.
— Здесь все друг друга знают?
— Нет, далеко не все, но есть ряд известных фигур, — сказала Наташа. — Например, Боря.
И Шубин уловил в ее голосе нежность. Неужели можно испытывать нежность к этому чудищу?
— Наш город численно разросся, — сказал Бруни. — В нем более ста пятидесяти тысяч человек. Но это в основном жители заводских районов — стандартных кварталов. Вы их видели, когда с аэродрома ехали. И шанхайчиков, где обитают бичи, бомжи, прочая подобная публика.
— А еще зона, — сказал Борис.
— К сожалению, на заводах мало интеллигенции, — сказал Бруни. — Большей частью это люди случайные. Они не укореняются здесь. Да и не хотят. Город невыгодный. Коэффициентов нет, климат паршивый, вонь, скучно, холодно. Стараются уехать.
— Нет, ты не прав, есть хорошие ребята. На биокомбинате политический клуб организовали, — сказала Наташа.
Шубина начало клонить в сон. Тепло, душно, перед глазами прыгает Микки Маус. Обычные милые, несчастные люди, которые хотят что-то сделать, но сделать не могут. А завтра их разгонит милиция. И поделом, не вставай на пути сильных мира сего…
На самом деле Шубин так не думал. Он как бы проиграл чужую, не свою роль, за неимением своей… Он уедет, они останутся.
— А что, становится хуже? — спросил Шубин, потому что от него ждали вопроса.
— Разумеется. Все процессы такого рода необратимы. Если их не пресечь, они дают лавинообразный эффект, — сказал Бруни.
— Николай Николаевич работает в пединституте, — сказала Наташа. — Он биолог.
— Вы читали про Черновцы? — спросил Бруни. — у нас тоже были случаи выпадения волос. Родители напуганы.
— И что же?
— Наши медики считают, что таких случаев нет. Все в пределах нормы.
— Еще кофе будете? — спросила Наташа.
— Нет, спасибо, — ответил Шубин. Он вспомнил, что в чемодане у него початая банка бразильскаго кофе. Вернется, выпьет.
— Положение ухудшается, — сказал Бруни. У него была манера осторожно пощипывать себя за конец бородки, будто пробуя ее на крепость. — Первый фактор, — продолжал Бруни, — введение в строй третьей очереди на комбинате. Они так спешили, что добились отсрочки ввода очистных сооружений до весны. А существующая система не справляется.
Бруни говорил ровно, тихо, Шубин подумал, что на его лекциях все спят. Особенно если это первая лекция, за окном еще полутемно, а в аудитории уютно и тепло. И все спят.
— Второй и важный фактор — стоки комбината и стоки химзавода перемешиваются в бывшем озере…
— Именно в бывшем. Лет десять назад в нем еще купались, — сказала Наташа. — Знаете, как оно называется? Прозрачное. Честное слово, это как издевательство.
Бруни терпеливо дождался, пока Наташа замолчит, и продолжал:
— Вряд ли вам, как неспециалисту, что-либо даст перечисление трех компонентов, которые, вступая между собой в возможную реакцию, дают кумулятивный эффект. Достаточно знать химию в объеме вуза, чтобы понять, насколько это может быть опасно. Представьте себе…
Бруни начал пальцем рисовать на столе направление стоков к озеру и называть химические соединения, которые определенным образом реагируют друг с другом. А Шубин представил себе, что он сидит на той самой утренней лекции, а Бруни стоит где-то далеко, на трибуне, и голос его долетает издалека. Все тише и тише…
Только бы никто из них не догадался, что он засыпает. К счастью, все слушали Бруни и не глядели на Шубина.
— Это может случиться сегодня, завтра, через неделю. Но случиться обязательно, — закончил лекцию Бруни.
— Но если вы считаете, что положение такое опасное, — сказал Шубин, просыпаясь, — почему вы не послали телеграмму, письмо…
— Есть указание: не выпускать порочащую информацию из города, — сказал Борис.
— Передайте письмо с проводником поезда.
— Письмо без убежденного человека — полдела.
— Так поезжайте в Москву.
— Нас никто слушать не будет.
— А кого будут?
— Вас, Юрий Сергеевич! — воскликнула Наташа.
— Но почему же?
— Вы известный журналист! У вас друзья в газетах, на телевидении! Вы обязаны нам помочь!
Шубину не хотелось спорить — в полутьме эти люди казались группой не совсем нормальных заговорщиков, которые обсуждают с приезжим эмиссаром взрыв городской думы. Чепуха какая-то…
— У вас получается, что городом правят изуверы, — сказал Шубин.
— Ни в коем случае, — сказала Наташа. — Они поставлены в такое положение обстоятельствами.
— Гронскому нужен план, — сказал парень в ватнике.
— Его в Москву зовут, главк дают в Москве. Ему надо уехать победителем, — добавил Борис.
Шубин кивнул. Возможно.
— У Силантьева шестидесятилетие, — сказала Наташа. — Он хочет получить орден.
— У других тоже всякие соображения, — сказал парень в ватнике. — Николаев с биокомбината, которого Боря на вашей лекции обидел, хочет спокойной жизни.
