— Кэсси, — её голос оказался ниже, чем я помнила. Он был хриплым. А когда она
обняла меня, я осознала, что кожа на её лице выглядела такой гладкой из-за контраста.
Остаток её тела был покрыт извивающимися, сморщенными шрамами.
Семь дней и семь мук. Я задохнулась. Моя мать притянула меня к себе, опуская мою
голову себе на плечо. Она прижала губы к моему виску.
— Тебя не должно здесь быть, — произнесла она.
— Я должна была тебя найти. Когда я узнала, что ты была жива, когда узнала, что
они держат тебя в плену — я не могла перестать искать. Я бы никогда не перестала искать
тебя.
— Знаю.
Что-то в голосе моей матери напомнило мне о том, что за нами наблюдали. Я
видела за её спиной сидящих Владык — шестеро мужчин и одна женщина. Директор
Стерлинг. Ри. Я попыталась запомнить лица остальных, но что-то заставило меня поднять
глаза.
Малкольм Лоуелл сидел выше остальных. Он не сводил с меня глаз.
Девятка — величайший из нас. Мост от одного поколения к другому…
— Мы должны отсюда выбраться, — негромко произнесла я. — Мы должны…
— Мы не можем, — произнесла моя мать. — Выхода нет, Кэсси. Не для нас.
Я попыталась отстраниться, чтобы посмотреть ей в лицо, но она крепче сжала
меня, прижимая к себе.
Крепко.
Сидящая на трибунах Ри поймала мой взгляд, а затем посмотрела на дальнюю
стену. Как и у стены за моей спиной, у неё лежало оружие.
Шесть видов. Не семь. Шесть.
— Куда делся нож? — выдавила я. — Мама…
Рука, только что гладившая мои волосы, крепко ухватилась за них. Она дернула
мою голову в сторону.
— Мама…
Она поднесла к моему горлу нож.
— Ничего личного. Либо ты, либо я.
Меня столько раз предупреждали о том, что моя мать могла оказаться не той
женщиной, которую я помнила.
— Ты не хочешь это делать, — дрожащим голосом произнесла я.
— В том-то и дело, — с горящими глазами, прошептала она. — Я хочу.
ГЛАВА 60
Моя мать никогда не причинила бы мне вред. Ради меня она сбежала из дома.
Бросила собственную сестру. Она была для меня всем, а я была всем для неё.
Кем бы ты не была, ты не моя мать. Эта мысль пустила корни в глубине моего
мозга. Я вспомнила о том, как Лия рассказала мне, что в детстве она притворялась, что всё
плохое происходило не с ней. Что всё это делала не она. Я вспомнила о том, как Лорел
сказала, что она не играет в игру.
В неё играет Девятка.
Девятка внутри Лорел не была полноценным человеком. Но ты — человек.
— Семь дней и семь мук, — мягко произнесла я. — Они пытали её. Снова и снова.
Они насиловали её, один за другим, пока она не забеременела Лорел.
В какой-то миг она осознала, что я говорю не сама с собой.
— Я гадала о том, как человек может это пережить, но в том-то и дело. Она это не
пережила, — клинок прижимался к моему горлу, и я подавила желание сглотнуть. — А ты
пережила.
Она ослабила хватку на моих волосах.
Люди смотрят на тебя и видят её. Они любят её. Но это ты сильна. Ты важна.
Ты заслуживаешь, чтобы тебя увидели.
— Ты родилась здесь? — спросила я, изучая её лицо в поисках намека на то, что
мои слова угодили в цель. — Или ты была с ней намного дольше?
Она ещё немного ослабила хватку. Этого было недостаточно. У неё был нож. У
меня его не было.
— У тебя есть имя? — спросила я.
Никто никогда не спрашивал её об этом. Никто и никогда тебя не видел.
Женщина с лицом моей матери улыбнулась. Она закрыла глаза. А затем она
отпустила меня.
— Меня зовут, — эхо от её голоса было достаточно громким, чтобы Владыки
смогли услышать её слова, — Кассандра.
Я отползла назад. По моим рукам пробежали мурашки.
— Лорелея даже не знала о моём существовании, — сказала эта женщина —
Кассандра. — Она даже не догадывалась, что каждый раз, когда её отец приходил к ней в
комнату, а она отключалась — это было не милосердие. Не удача. Это была я, —
Кассандра обошла меня по кругу, словно хищник. — Когда появилась ты, когда она дала
тебе имя… Мне нравится думать, что это было благодарностью, даже если она этого не
осознавала.
Кассандра крепче сжала нож.
— Но когда появилась ты, я стала ей не нужна. Она стала сильнее, ради тебя. А
меня посадили под замок.
Я осторожно отошла к стене — к оружию. С каждым шагом я профилировала её.
Ты контролируешь ситуацию. Ты сильна. Ты делаешь то, что должна — и тебе это
нравится.
Чем бы ни был этот осколок души моей матери до того, как её похитили Владыки,
тебе она стала чем-то другим.
Ты убьешь меня. Я не собиралась поднимать нож, но в один миг он лежал на земле,
а в следующий — он оказался в моей руке. Я подумала об окровавленной гримерке моей
матери. Подумала о том, как мы танцевали в снегу на обочине. Как моя мама закинула
голову к небу и ловила снежинки языком.
Ты убьешь меня. Пока она приближалась ко мне, я почувствовала, как в моей руке
тяжелеет нож. Если я не убью тебя первой.
Моё сердцебиение замедлилось. Я крепче сжала нож. А затем, без какого-либо
предупреждения я осознала, что я не смогу его использовать.
Если я убью этого монстра, я убью и мою мать.
Возможно, — когда-то сказал мне Найтшэйд, — однажды выбирать придется
тебе.
Я опустила руку.
— Я не могу сделать тебе больно. И не стану.
Я ожидала увидеть в глазах моей соперницы победу. Но вместо этого, я увидела
страх.
Почему? — гадала я. Я затем я осознала. Ты дерешься. Ты выживаешь. Ты
защищаешь Лорелею — но что, если тебе не от кого её защищать?
— Я — не опасна, — я замерла и прекратила сопротивляться. — Дом — это не
место, — мой голос прозвучал так же хрипло, как прежде звучал её. — Не постель, куда
можно вернуться, не двор и не новогодняя ёлка на праздники. Дом — это люди, которые
тебя любят.
Она выставила перед собой нож и зашагала ко мне, наблюдая за рукой, в которой я
сжимала клинок.
Я уронила нож на землю.
— Дом — это люди, которые тебя любят, — повторила я. — В детстве у меня был
дом, как и сейчас. Есть люди, которые любят меня, и люди которых я люблю. У меня есть
