К черту!
Я вернулся в комнатку–шлюз, запер за собой замок, натянул акваланг, ухватил в зубы загубник и осторожно скользнул по скользкой лесенке в мутную воду.
3
Я плыл метрах в двух от поверхности, меня это устраивало. Подводная тишина, безмолвие, лунные отсветы, печальная пустынность, в которой, действительно, не наблюдалось никакой жизни.
Ни звука.
Я знал, что воды пролива должны быть наполнены движением; и рядом, и внизу, и там впереди, и за мной – везде что–то должно было двигаться, мерцать, охотиться, но ничего такого я не видел. Вечное безмолвие.
Впрочем, в безмолвии, в тусклых отсветах все равно что–то происходило.
Я повис над невидимым дном, медленно поводя руками, чтобы сохранять глубину.
Мерцание.
Странное мерцание.
И это мерцание, рождающееся в глубинах пролива, не было отсветами Луны или прожекторов.
Я зачарованно замер.
Призрачные кольца света вспыхивали, росли, ширились, захватывали все вокруг, сливались в одно гигантское световое колесо, которое, раскручиваясь, уходило в безмерность, в зыбкую смуту вод.
Не думаю, что меня могли заметить с патрульного катера, но на всякий случай я нырнул вниз.
Пульсирующее, раскручивающееся в проливе световое колесо.
Не знаю, что это было.
Я нырнул глубоко, по крайней мере дно было прямо подо мной.
Я действительно видел каждый камень, видел наносы ила, ракушки. Этого не могло быть, я не знаю источников света, способных озарять такие глубины, тем не менее я видел заиленные камни, ракушки, плоскую морскую звезду, обрывки черных, будто побывавших в огне водорослей.
Все это было так необычно, что я ничуть не удивился, увидев впереди… силуэт человека.
Только крепче сжал зубами загубник.
Осьминог.
Я перевел дух.
Конечно, осьминог. Всего лишь осьминог. Никакой не человек. Человек не может прогуливаться по дну пролива.
А вот осьминог прогуливался.
Он шел, опираясь на свои длинные боковые руки, неуклюжее тело провисло между ними. Осьминог действительно напоминал плечистого человека. Уродливого, но человека. Впрочем, только такой и мог тут прогуливаться.
Правда, шел осьминог несколько странно. Его раскачивало, мотало из стороны в сторону. Я не чувствовал течения, да течения здесь и не было, но осьминога действительно раскачивало.
Потом осьминог упал.
Зависнув над ним, я включил фонарь.
Луч света прошелся по бурым заиленным камням, высветил белесоватое тело, но осьминог даже не шелохнулся.
Уснул?
Опустившись на самое дно, я дотронулся рукой до скользкого холодного щупальца. Осьминог – живучая тварь, его не просто убить, но этот сдох. Сдох сразу, внезапно. Не думаю, что от испуга, я не мог его испугать. Но осьминог сдох. Он никак не реагировал на мои прикосновения.
Ладно.
Найдя плоский камень, я сумел перерубить щупальце и сунул его безжизненный обрубок в пластиковый мешок. Пусть над всем этим думает Джек. Ему есть над чем подумать. Я выложу перед Беррименом весь свой улов, а потом, черт побери, пожму ему руку! Нечего ему заноситься. Мы делаем общее дело. Я не позволю Джеку уклониться от моего торжественного рукопожатия.
Ладно, пора.
Я рванулся вверх.
Мне не хотелось больше оставаться в подводном мире, так странно освещенном гигантским пульсирующим световым колесом. Оно напоминало мне сияющую призрачную карусель, оно и раскручивалось по часовой стрелке.
Но именно сходство с каруселью мне и не нравилось.
Я с детства недолюбливал сияющие колеса карусели, они меня утомляли.
Глава седьмая
1
Я проснулся за полдень.
Телефон был отключен. Наверное, это сделал Джек. Благодаря ему, Билл и Эбби не достали меня. Я выспался.
Зеркало на стене отразило осунувшееся темное лицо. Море отбирает массу энергии, Отис вновь меня не узнает, подумал я и тут же забыл об этом. Хотелось есть. Зверски хотелось есть.
Но прежде я принял душ.
Я тщательно мылся ранним утром, ведь я побывал в морозильнике, а потом битый час лежал во влажной теплой листве, высматривая, не следит ли кто опять за пансионатом «Дейнти»? Я скребся и мылся со всем возможным усердием. Будь моя воля, я бы и шкуру с себя содрал.
Одевшись, я на минуту подошел к окну.
Низкое, грозное, затемненное зноем небо. Но я жив… Вялая, устлавшая, казалось, всю землю листва. Но я проснулся, меня не бросает в жар… Зной, иссушающий зной. Но меня не бросает в пугающую эйфорию, я не ору навзрыд о радостях краткой жизни…
Я внимательно прислушивался к себе.
Адентит развивается очень быстро. Если возбудитель попал на кожу, часа через три щеки начинают пылать. Тебя бросает в жар. Ты много говоришь. Ты несешь восторженную чепуху, ты всех и вся любишь. Ты твердо знаешь, мир создан для любви и дружбы, мир вечен, все другое не имеет значения!
А потом ты засыпаешь.
Ты можешь уснуть за столиком ресторана, можешь уснуть в ванне, куда залез, чтобы сбить этот чертов удушающий жар, ты можешь уснуть прямо на улице. Или в спальне. Или на службе. Не имеет значения, где. Да везде, черт возьми! Где угодно! Где тебя прихватит сон, там ты и уснешь. Выбора не существует.
Три, ну четыре часа – вот время, отпущенное человеку, подхватившему адентит.
Я вернулся в пансионат в пятом часу утра, сейчас часы показывали четверть первого.
Семь часов. Никак не меньше. Даже больше, если учитывать, что из морозильника я вышел вовсе не в пятом часу… Целых семь часов!.. Означает ли это, что опасность миновала?
Тьма пролива… Пульсирующие световые кольца, гигантское раскрутившееся колесо… прогуливающийся осьминог, водоросли, тронутые подводным пожаром… Не Лэн, мой вчерашний собеседник прав, не остров Лэн, а овраг Гинн, геенна огненная, остров зноя и скуки, остров смерти и тайных пыток…
Я понимал Отиса.
На месте Отиса я бы тоже торопил Джека с отъездом. Остров Лэн оброс дерьмом, дно пролива устлано дерьмом, воздух острова напитан дерьмом и страхом. Как мерзкий овраг Гинн при царе Ахазе. Конечно, сам Отис рассуждает не так, но на его месте я стремился бы убраться отсюда как можно скорее.
– Ты встал?
Джек смотрел на меня из–за полуоткрытой двери. Я усмехнулся:
– Я что, опять на себя не похож?
Джек успокаивающе махнул рукой:
– Просто ты спал с лица. Подводные прогулки изматывают, по себе знаю. Хочешь, угадаю, о чем ты только что думал?
– Ну?
– Тебе хотелось бы убраться отсюда…
Я пожал плечами:
– Об этом на острове Лэн думает каждый.
– Наверное, – согласился Джек. – Уж я – то стараюсь приблизить этот момент.
