Его лицо разгладилось, и Коттен увидела знакомую улыбку, которую любила с давних пор — теперь ставшую отвратительной маской зла и предательства. Ей стало противно.
— Я пришел не для того, чтобы убить тебя, Коттен. — Гас Руби опустил пистолет. — Я здесь, чтобы отвести тебя домой.
Едва Гас Руби опустил пистолет, как Джон рванулся вперед, с силой ударил толстяка в грудь, вытолкнул его в коридор и опрокинул на спину. Навалившись на Гаса всем телом, он схватил его за запястье и вывернул руку, заставляя бросить пистолет. Тяжело дыша. Гас поднялся, но тут же замер — Джон прицелился ему в лицо.
— Не двигайтесь, — приказал он. — Ни звука. Отдуваясь, fee закашлялся.
— Ты не слушал, священник. — Губы его искривились в высокомерной усмешке. — Теряешь время. Ты не сможешь убить меня.
Коттен шагнула между ними.
— Ты прав, дядя Гас, — сказала она.
«Geh el Grip». Ты единственная. Все стало ясно.
— Он не может повредить тебе, — произнесла Коттен, медленно протягивая руку и забирая оружие у Джона. — А я могу. — Она прицелилась в Гаса. — Ведь так? Ты сказал, что не можешь убить меня, у вас соглашение не вредить себе подобным — нам подобным. Это значит, что в принципе мы способны вредить друг другу… я способна. — Джон скатился с Гаса и встал. Коттен махнула пистолетом. — Поднимайся, дядя Гас.
Огромным усилием Гасу Руби удалось выпрямиться. Он посмотрел на Коттен, грудь его тяжело вздымалась.
— Ты не выстрелишь в меня. Похоже, уверенность его пошатнулась.
— Ты не можешь знать наверняка, — ответила она. — Ты не знаешь, какая часть меня нажимает на курок.
— Коттен, ты уже сделала довольно, чтобы расплатиться по счетам отца, — сказал Гас. — Пора тебя освободить. Мы хотим принять тебя в семью.
— Не слушай его, — бросил Джон.
— Не тебе с нами тягаться, священник, — засмеялся Гас. — У тебя нет права голоса. — Он посмотрел на Коттен. — Как ты жила до сих пор, милая? Пролил ли Господь на тебя свою блистательную благодать? А?
— Оставь ее в покое, — потребовал Джон.
— В отличие от твоего бога, отец Тайлер, Сын Зари умеет прощать. Коттен, твоему отцу не позволили вернуться на Небеса, что бы он ни делал, как бы ни молил. И наказание все еще в силе, правда? Каждодневная битва, попытки прокормить семью, жить человеческой жизнью сломили его. Бог так и не простил. Помнишь засуху? Все трудности? Бедный Фурмиил в конце концов сдался. Зачем сознательно почитать такого бога? Но мы раскрываем тебе объятия. Ты получишь все, что захочешь: богатство, славу, счастье — все на свете.
Голос его стал мягким, нежным, он снова превратился в старого дядю Гаса, которого она любила всю жизнь.
— Пойдем домой, Коттен.
Слезы текли по ее щекам, рука дрожала, поднимая пистолет.
— Я и так дома… и это я должна это остановить. — Она прицелилась в голову Гаса.
— Не совершай самой большой ошибки в жизни, милая.
Коттен покачала головой:
— Где лаборатория?
— Ищи сама, — ответил Гас.
— Поворачивайся, — приказала она. Он повернулся, и Коттен ткнула его дулом пистолета в плечо. — Вперед!
Они отвели толстяка в гостевую спальню, куда уже заходили. Коттен затолкала Гаса в платяной шкаф.
Джон сорвал с кровати широкое покрывало, завернул в него Гаса и связал простыней.
— Сколько раз повторять, что ты теряешь время? — поинтересовался тот.
— Нужно, чтобы он сидел молча. — Коттен сняла передник и оторвала кусок дешевой ткани. — Вот, засунь ему в рот, а этим обрывком завяжи.
Когда Джон закончил, Коттен с минуту смотрела на Гаса, раздумывая не напрасны ли их старания.
— Думаешь, это его удержит? — спросила она. — Вдруг у него в запасе какой-нибудь хитрый…
— Это удержит плоть, насколько я понимаю, — предположил Джон.
— Ладно, пошли.
Они спустились по лестнице, миновали кабинет и вошли в комнату, отделанную так же богато, как вестибюль какого-нибудь отеля на Парк-авеню. За дверью оказался обеденный зал. Они застыли при виде слуг, снующих туда-сюда и добавляющих последние штрихи к банкетным столам.
Коттен вдруг застыла на месте, услышав звон посуды и хрусталя, голос, видимо, метрдотеля, который давал указания.
— Не сюда, — решила она. — Там, должно быть, кухня.
Она бросилась к закрытой двери в конце коридора, повернула ручку и толкнула дверь.
Эта часть дома выглядела пустой и стерильной. Девушка заглянула в объектив камеры наблюдения.
— Иди, иди.
Джон подтолкнул ее в коридор, который освещали не хрустальные люстры, а утопленные в потолок лампы дневного света. Стены были голые, двери сделаны из нержавеющей стали.
— Посмотри, что там, — попросила Коттен, кивая на ближайшую дверь.
Джон открыл ее.
— Похоже на лабораторный склад, — сказал он. — Значит, мы где-то рядом. Частная лаборатория Синклера наверняка в этом крыле.
Они проходили мимо открытых дверей, за которыми были комнаты вроде операционных, химические лаборатории, еще одна кладовая, и даже библиотека медицинских и научных справочников. Коридор сворачивал направо и заканчивался массивной стальной дверью.
Они постояли перед ней.
— Похоже на банковский сейф, — заметила Коттен. — Должно быть, это она.
Джон указал на клавиатуру и некое устройство, по форме напоминающее ложку.
— Вот черт, — пробормотала Коттен, догадавшись, что это.
Джон полез в карман.
Она смотрела, как он открывает коробочку кардинала. Внутри лежал указательный палец, отрезанный у второй фаланги.
Джон обернулся и выглянул за угол, в другой конец коридора.
— Кажется, я что-то слышала. Они могут появиться в любую секунду. — Коттен кивнула на коробочку. — Действуй.
Джон достал палец.
Ее чуть не вывернуло при виде болтающегося лоскута кожи и слизи на срезе.
Он прижал подушечку пальца к углублению. Устройство тихо зажужжало, клавиатура ожила, клавиши засветились бледно-голубым. В окошке загорелась надпись: «Кардинал Антонио Януччи. Личность подтверждена». Экран потемнел, появилось новое сообщение: «Введите код».
Коттен посмотрела на Джона.
— Какой код?
— Понятия не имею, — ответил он.
— Мы пропали.
К югу от Эдинбурга есть деревушка Росслин. Там стоит часовня Росслин и замок Росслин, дом семейства Сен-Клеров (Синклеров). В этой крошечной деревне находится современный исследовательский центр — институт Росслин. Именно здесь клонировали овечку Долли.
