день! Последний шанс для выживших умерить гордыню, победить невежество, склониться перед тем, кому обязан своим существованием! А на Детей Земли смотрел как на язычников глупых, что телепатией увлеклись! Как на больных с посттравматическим синдромом. Я был против. А ты меня остановил. Значит, выбрал сторону?
— Нет…
— Падший против Праотцов, значит, против тебя. Так убей же его! В чем проблема? Любовью, что ли, к своей жертве воспылал?
Я заорал:
— Уйди! При чем тут любовь?!
И швырнул в Степана полную горсть песка. Но Пастыря рядом уже не было.
— Любовь — это важно, — проговорил голос с другой стороны. Я оглянулся и воззрился на Борю. Он был все такой же узкоплечий, с большой головой в вязаной шапочке, свитере с широким горлом, штанах милитари с накладными карманами, каким я его помнил с нашей первой и единственной встречи возле электростанции. С черной бородкой, в круглых очках.
— Был один-единственный случай, когда моя Анютка в любви призналась, — продолжил он. — Я записал это видео на телефон. Она у меня больше человек дела… была. Сюсюкать не любила. Теперь смотрю, когда хандра нападает. — Он вздохнул. — Раньше ради нее жил, а сейчас — ради правды. Всегда надо жить ради чего-то, что больше тебя, Тим. Ради любви, например. Или науки. Если живешь только ради себя, то смысла у жизни вовсе нет.
— Я это уже понял, Боря, — пробормотал я. — Только за меня уже решили, ради чего я должен жить. Разве это правильно?
— Не знаю. А что тут такого особенного, если за тебя решили?
— Может, я сам хотел за себя решать!
— И что бы ты решил?
Я замер, не зная, что сказать. Я собирался поступить на финансовый и дальше жить как все обычные люди. Но ведь это тоже не было бы моим собственным решением. Так полагается делать в обществе: куда-то поступать, а потом жить как все обычные люди. Однако случился апокалипсис; в любом случае ничего с финансовым институтом и обычной жизнью не вышло бы.
— Дашь совет? — тихо спросил я. Боря мне всегда нравился.
Он кивнул, сверкнул стеклами очков.
— Дам. Живи ради любви.
— А если… а если я не могу ради любви? Если я только и гожусь, чтобы убивать? Или приносить смерть? Вот ты — ты ведь тоже из-за меня погиб!
— Не гони, — отмахнулся Боря. — Я не из-за тебя погиб. Ты просто был рядом.
Талант у меня такой, подумал я. Все, кто рядом, умирают. Но промолчал.
— Время такое сейчас, — вздохнул Боря, обнял колени, уставился на горизонт. — Все погибают… А ты решил, что из-за тебя все.
— Я — Палач! — вырвалось у меня. — Для меня даже любовь… будто казнь.
— Ты не палач. Ты просто мальчик, который оказался в чудовищных условиях. Все остальное тебе навязано. Ты можешь выбирать.
— Что выбирать?
Боря рассмеялся:
— Да все, что угодно! Свою жизнь в первую очередь. Как тебе провести досуг перед смертью. Смысл жизни можешь выбрать. Но выбрав один раз — держись этого выбора всегда.
— Получается, смысл жизни заключается в том, чтобы выбрать один раз дорогу и ехать по ней потом всегда, никуда не сворачивая?
Мне ответил сиплый голос:
— Смысл жизни, мой дорогой Тим, в том заключается, чтобы на земле пахать. Как наши предки. И далеко от нее не отходить. Она силу дает, земля-то. В старом мире люди про это забыли, ушли, понимаешь, в какие-то надуманные проблемы… В астрал, мать его… В интернет этот вонючий. И от земли оторвались! А как оторвались, так и потерялись во всем этом интеллектуальном говне! Работай на земле, она тебя и накормит, и напоит, и радость подарит.
— Хозяин, — процедил я.
— Вообще-то, меня Алексеем Ивановичем зовут, — ухмыльнулся здоровенный детина с лысиной и усами подковой. Он сидел на песке на месте пропавшего Бори. — Большинство людей, Тимка, это те, кому Хозяин нужен. Чтоб направить на истинный путь. А чтоб человек в нужном направлении пошел, его нужно подталкивать куда надо. Вот виноград растет — веточки-то если не откусывать, лоза сама себя задушит! И кусты подстригать надо, иначе разрастутся как попало.
— Я тебя прикончил, Хозяин.
— А может, зря ты это сделал? Сейчас бы первый урожай потихоньку собирали. Редиска бы поспела уже, смородина соком налилась бы. Лету мы бы радовались. И не пришлось бы тебе нестись сломя голову невесть куда и страдать от своей же дурости.
— Не зря, — возразил я. — Не зря я тебя убил, Хозяин. Ты мне не нужен. Ты никому не нужен, разве что алкашам вроде твоего Юры. Рабам от рождения. Пусть я буду страдать от своей дурости и нестись сломя голову, но это будет мой выбор.
Хозяин фыркнул в усы. Прищурился на заходящее солнце среди грозовых туч. Ветер пахнул дождем и грозой.
— Ну и ладно, — сказал он. — Не нужен, так не нужен. Хоть поговорили с тобой. Я тебя, Тимка, не виню. Это я ошибся в тебе — думал, ты как Юрка, а ты вон какой свободолюбивый! Надо было тебя отпустить на все четыре стороны. Или пришибить на месте, чтобы под ногами не путался.
— Спасибо, — отозвался я.
— Это тебе спасибо, — произнес ровный женский голос. — Я ничего не боялась… Ничего, с тех пор, как потеряла всех, кто был мне дорог… Был только страх попасть в центр завихрения, наверное. Не хотела становиться Бабайкой или быть разорванной толпой Нежити. Лучше бы меня кто-нибудь застрелил.
Я задрожал и с трудом заставил себя посмотреть на Ольгу. Маленькая невозмутимая женщина в синей куртке сидела рядом, и ветерок трепал ее короткие волосы.
— Я это сделал, Ольга, — прошептал я. — Как ты и хотела… Я тебя застрелил.
— Да, — спокойно сказала она. — Ты это сделал. И я тебе благодарна.
— Правда?
— Правда. Я ведь сразу поняла, что на тебя можно положиться. Ты — человек слова.
Ольга меня поняла, подумал я. А Хозяин — нет. В итоге оба мертвы. Так какая разница?
— Разница в том, Тим, — проговорила Ольга, прочитав мои мысли, — что о моей смерти ты сожалеешь. Разница в тебе самом. А это очень важно.
— Для кого важно? — спросил я жалобным голосом, как ребенок, который жаждет утешения.
— Для тебя.
Она растаяла в пространстве, и одновременно погас последний луч утонувшего в тучах солнца. Ослепительно вспыхнула зарница, и загрохотал гром. Сизая стена дождя приближалась с невообразимой скоростью, ветер усилился, поднялась волна. А я все сидел на песке.
Понятно, что все эти люди мне пригрезились. Я слегка рехнулся, и все дела. Но даже беседа с призраками чем-то успокоила. Получалось,
