Девушка вскочила, сочувственно поглядела на него, пошарила по полкам, вытащила крошечный пузырек с махонькими таблеточками, сказала:
— Вот мощная штука, израильская. От одной таблетки — отключаешься моментально. Я матери принесла, она приняла, да по незнанию на кухне, до постели не смогла дойти, в прихожей отключилась…
— Во, то, что надо! — радостно вскричал Павел.
Расплатившись, он стеснительно потупился, продолжая стоять у прилавка.
Девушка приветливо поощрила его:
— Ну-ну, не стесняйтесь… Изделие номер четыре?..
— Что за изделие?.. — удивленно переспросил Павел.
— Ну, презервативы?..
— Да нет… — он стеснительно улыбнулся. — У меня другие проблемы. Эти чертовы осколки в кишках… Мне бы чего-нибудь слабительного?.. Тоже импортного, но без вкуса, и чтоб не так противно… Наши все препараты так обрыдли… Так опротивели…
— А-а!.. Ну, что ж вы стесняетесь?..
Она снова зашарила по полкам, наконец, выудила тоже микроскопический пузыречек:
— Вот, отличная вещь! Никаких неприятных ощущений… Потом… После того… — она несколько смутилась.
— Вот и отлично, лишь бы потом не было неприятных ощущений… А то потом весь день бродишь, будто перед этим трое суток на колу сидел…
Расплатившись, Павел вышел на улицу, остановился на крыльце аптеки, вытащил из кармана пузырьки, полюбовался. Действительно, таблеточки-крохотулички, как раз для его целей. Оно, конечно, лучше всего бы подошел старый добрый клофелин, но он слишком быстро валит с ног.
Вернувшись домой, он прислушался к своим ощущениям; внутри явственно ощущалось желание сесть за стол. Он и сел, раскрыл тетрадь с повестью, перечитал, она явно скатывалась на детектив. А почему бы и нет? Взять и описать один к одному, все, что с ним в настоящее время происходит! Если он выйдет победителем из этой схватки, повесть будет вполне законченной, ну, а если не выйдет — просто не будет последней точки… Что, впрочем, уже будет не важно… И он углубился в работу. Пришла с работы Ольга, он писал, даже не отвлекшись на нее. Только на минуту отвернулся от стола, понаблюдать, как она переодевается. Она стыдливо повернулась к нему спиной. Он с подначкой проговорил:
— Слушай, у тебя прелестные титьки, дай хоть мне полюбоваться, а то ведь лет через десяток отвиснут, кому станут интересны?
Она проворчала:
— Эти твои пошлые, мужланские шутки… А еще писатель…
— Ну, я ж не поэт… К тому же писатель я чисто пролетарский, даже в слесарях хожу.
Она ничего не сказала, натянула халатик, спросила:
— Ты есть хочешь?
— Интересно, когда это я не хотел есть?.. — ответил он, снова поворачиваясь к столу.
Он с трудом оторвался от работы, когда Ольга позвала его на кухню. Денис уже сидел за столом и наворачивал картошку. Глядя на него, Павел подумал, до чего же жизнь в России вертится однообразными кругами; у каждого поколения своя война и свой голод. Хорошо хоть Денис мал, и вряд ли успеет на свою войну. Слишком мала Чечня, и слишком много народов живет в Закавказье, там все выгорит задолго до того, как Денису исполнится восемнадцать.
Съев свою порцию картошки, заев ее салатом из помидоров с капустой, Павел опять ушел к столу. Оторвался он от работы, только когда за спиной заскрипели пружины кровати, Ольга спросила сонным голосом:
— Ты спать-то собираешься?
Он глянул на часы. Ого! Уже двенадцать… Бросив авторучку, он разделся, выключил свет. Перелез через Ольгу на свое место у стенки. Раньше было наоборот, он спал на краю, но после того, как Ольга целых два года вставала по ночам к маленькому Денису, она так привыкла спать на краю, что теперь просто не желала возвращаться обратно к стенке. Павел положил руку ей на грудь, сказал:
— А что, вполне еще ничего…
Она убрала его руку, сладко зевнула. Раньше Павел начинал с того, что первым делом стягивал с нее ночную рубаху. Теперь ему, в общем-то, не шибко и хотелось, он просто из врожденной вредности прижался губами к ее губам. Она вяло ответила. Он поцеловал ее поэнергичнее, она и ответила поэнергичнее, даже подняла руки и обняла его. Минут через пять, когда он осторожно начал задирать на ней рубашку, она вдруг выгнулась, помогая ему. От изумления, он чуть не воскликнул: — "Вот это номер!" Войдя в нее, он полежал на ней, продолжая целовать, она осторожно гладила его ладошками по плечам, по спине. Раньше такого не было. Не двигаясь, он продолжал ее целовать, и вдруг она сама проявила инициативу, сильно поддала снизу бедрами. Он принялся двигаться, стараясь попасть в так ее движениям. Она поддавала все сильнее, все резче, все сильнее сжимала его в объятиях, и вдруг тихонько вскрикнула, потом расслабилась, осторожно поглаживая его по спине. А он лежал на ней, обалдело размышляя: — "Ни фига себе! Столько стерв перетрахал, а к родной жене нашел подход только на десятый год совместной жизни…"
Потом она уткнулась носом в его грудь и вскоре сладко засопела. Усталость взяла верх над нервным возбуждением, и Павел вскоре тоже заснул.
Проснувшись утром, он побродил по квартире от окна к окну. Есть и свои минусы в жизни на первом этаже. У любого из двух окон может подстерегать стрелок; вон, два толстенных тополя, прижмись к стволу и карауль, случайные прохожие в темноте нипочем не разглядят. А напротив другого окна, густейшие кусты, проросшие на месте срубленных кленов, тоже великолепная позиция для стрелка. Про огород и говорить нечего, ставь пулемет в малину, и поливай огнем окно кухни, и окно маленькой комнаты, смежной с кухней. Остается надеяться, что до стрелков и пулеметов дело дойдет не скоро, по крайней мере, не раньше, чем он сыграет со злодеями в «голос» по-курайски.
Павел вышел на улицу, размяться с метательными предметами, пока варится картошка. Минут пятнадцать покидал в пень топор, лом и напильник. Потом умылся под краном летнего водопровода, от которого жильцы барака поливали свои огороды. Вернувшись в квартиру, сел за стол. Накладывая ему картошку, Анна Сергеевна спросила:
— А чего это ты, Паша, топор в пень кидать принялся?
Павел пожал плечами, сказал как можно равнодушнее:
— Да время такое, что надо себя в форме держать. В любой момент это умение пригодиться может…
— Оно, верно… — Анна Сергеевна вздохнула.
Павел полил маслом картошку, придвинул тарелочку с тонко порезанными солеными огурцами, сказал мечтательно:
— Грибочков бы…
— Не усолились еще… — обронила Анна Сергеевна. — Сорок дней должны стоять…
— Да я понимаю… Сколько еще лет так жить? Картошка, картошка и еще раз картошка…
— Занялся бы бизнесом, как Вадим…
