«Что это с ней? — удивился про себя Роман. — „Ромка“ кричит. Сто лет уже меня так не называла».
Он помялся и сказал:
— Зоопарк, конечно, хорошо, но у нас есть проблемы…
— Что случилось? — насторожилась Ирина. — Выкладывай сразу.
— Через несколько дней возвращаются из-за границы хозяева этой квартиры. Я только что заезжал к их сыну… Так что мы остались без крыши над головой. Что будем делать?
— Как что делать? — удивилась Ирина. — Покупать квартиру или дом. Ромка, давай купим дом! Представляешь? Садик, свежий воздух для Витасика! Красота!
Роман помрачнел.
— У меня нет таких денег.
— Как это нет? Ты же столько лет держишь семью едва ли не впроголодь. Все копишь, копишь! «Мы скоро будем богаты!» Только и слышу от тебя одни обещания. Куда же ты дел свои деньги? Только не говори мне, что они в деле. Что это за таинственное «дело»?
— Но они и в самом деле в «деле»! — разозлился Роман. — Ты что, хочешь подкосить меня под самый корень? Я только-только на ноги встал! Еще немного и…
— Мы будем богаты, — закончила за него Ирина. — Этот рефрен мы уже слышали. Старая песня. Придумай что-нибудь новое.
Роман быстро поменял тактику.
— Иришка, умоляю тебя, не сердись. Я же не враг своей семье. Подожди еще чуть-чуть. Самую малость. Обещаю: в первый класс Виталик пойдет уже из нашей квартиры. А пока потерпи. Помоги мне. Кто же еще меня поддержит в трудную минуту, если не жена? Не могу я сейчас взять ни копейки. Я разорюсь. Это даже опасно. Я еще и в долгах окажусь. Ну хочешь, я тебе все расскажу? Сама прикинешь, есть ли смысл изымать из дела деньги или лучше подождать.
— Нет, не надо, — воспротивилась Ирина. — Я в этом все равно ничего не соображаю. Давай лучше продадим твою машину. В конце концов это же наш свадебный подарок.
— Ты что? — ужаснулся Роман. — Я не могу остаться без машины! Это крах! Я без нее как без рук! Без нее никакого бизнеса.
— Но можно купить что-нибудь подешевле. «Жигуленка», например…
— «Вольво» уже старый, за него много не дадут. Не имеет смысла продавать даром, а покупать втридорога.
Ирина устало вздохнула.
— Хорошо. То не так, это не этак. Какие у тебя предложения?
Роман опустил глаза вниз, словно раздумывая, стоит ли говорить и, наконец, выпалил:
— Мы могли бы некоторое время пожить у твоих родителей.
— У моих родителей?!!
Ирина едва не задохнулась от возмущения. Она гневно сверкнула глазами:
— Ну, дорогой, это уже слишком. Совсем уже получается: битый небитого везет. Мать болеет и смотрит нашего ребенка. Отец ушел на пенсию, но постоянно пополняет наш семейный бюджет. Мы и так давно висим на их шее ощутимым грузом. Теперь ты решил и вовсе туда перебраться? Ты же миллионер по сравнению с ними! Как ты им объяснишь такой нонсенс?
— Иринчик! Я почти не бываю дома. Теперь постараюсь форсировать деятельность, а значит, стану отсутствовать еще чаще. Тебе же будет с родителями лучше. А матери твоей не придется курсировать между своим и нашим хозяйством. Они поймут. Это же временно.
— Дома не бываешь? Еще меньше будешь бывать? Все ясно! Ты решил свою семью и вовсе подкинуть моим родителям. И не мечтай! Только через мой труп!
* * *
Уже на четвертый день Ирина с Виталиком переехала к родителям.
Сны становились уже привычными. Теперь Ирина знала, кого она так яростно спасала и днем и ночью. Черноволосый синеглазый мужчина. Он был красив, но Ирина его боялась даже в своих снах. Боялась и одновременно расстраивалась, когда не видела его лица, представлявшего постоянную мишень для этого страшного дула пистолета.
Ирина была уверена, что она встречала это лицо. Когда-то. Давно. Совсем в другой жизни. А может, и не в жизни, а в каком-нибудь старом забытом сне. Но сколько она ни силилась, вспомнить не могла.
Но однажды случилось ужасное. Черное смертоносное дуло выплюнуло неожиданно залп огня… Это был не пистолет! Нет! Это было какое-то другое оружие. Автомат или огнемет. Неважно.
Ирина чувствовала, что умирает. Она точно знала, что он, тот черноволосый, синеглазый парень, ранен. Тяжело ранен. Она болезненно ощущала его полный мольбы взгляд.
* * *
Утром Ирина пошла к заведующему отделения и сказала:
— В Москву поеду я.
Она сама не понимала, как могла набраться наглости и заявить такое. Она, совсем еще желторотый специалист, без году неделя получивший диплом. В Москву хотели поехать все, и у Ирины было меньше всех шансов.
— Вы же знаете, что не я решаю такие вопросы, — опешил заведующий отделением. — И потом, вы недавно у нас работаете.
— Кто решает такие вопросы? — жестко спросила Ирина.
— Начальство повыше, — уклончиво ответил тот, думая: «Не пойдет же она по верхам выбивать эту поездку».
Но Ирина пошла. Она сама не понимала, что гнало ее из кабинета в кабинет, да и была так увлечена этим процессом, что не задумывалась о настоящих причинах. И произошло чудо. Через три дня она уже летела в Москву.
* * *
Когда Ирина вошла в реанимационную палату, ее словно прошибло током. На кровати лежал тот парень, с которым она познакомилась еще девчонкой в военном госпитале. Почему-то она сразу узнала его, а вот имени вспомнить никак не могла, сколько ни старалась.
— Как же его звали? — мучалась Ирина. — Нет. Не смогу вспомнить. Все же много лет прошло. Сколько? Семь? Восемь?
Она повернулась к сестричке.
— Кто это у вас?
— Арсеньев Андрей Андреевич.
— Точно! Андрей! — вскрикнула Ирина и тут же смутилась.
— Что, Ирина Ивановна, знакомого встретили? Ох, тяжелый он. Помрет.
— Да, это мой земляк.
Она внимательно присмотрелась к Арсеньеву. Даже сейчас его лицо, покрытое смертельной бледностью, казалось удивительно красивым. Была в нём не приторная красота женоподобных самцов, украшающих своей внешностью обложки соответствующих образчиков полиграфической промышленности.
Нет, даже отмеченное прикосновением смерти, лицо это дышало силой и мужественностью. Было нечто завораживающее в правильных, несколько резковатых его чертах.
Ирина вспомнила, как потянуло когда-то ее, неопытную, еще не знавшую мужской ласки девчонку к Андрею Арсеньеву, как придя на работу, первым делом бежала она к нему в палату, как застывала у его кровати, теряя счет минутам и гадая, что он за человек.
И теперь, стоя перед этим одновременно и знакомым и незнакомым человеком, Ирина пожалела, что он не может открыть глаза и посмотреть на нее.
