А спустя какое-то время я оказалась в клинике доктора Кравцова, изможденная и с потерей памяти…
Что я могу сказать об этой клинике?
Сюда не попадают простые люди. Только те, у чьих родственников имеется достаточное количество средств, что обеспечить их пребывание.
Преимущество частной клиники в том, что ее персонал подписывает договор о не разглашение того, кто здесь лечится.
Небольшая: один трехэтажный главный корпус и отдельный медицинский корпус, где проходили различные процедуры, направленные на выздоровление или улучшение психического состояния больных.
Уютная и милая. Хорошее питание, номера, как в гостиницах или в санатории. Впрочем, о том, что это заведение для душевнобольных, напоминали лишь медперсонал в белых халатах, да высоченный забор, на приличном расстоянии от главного здания, отделяющий это место от всего остального мира.
Вокруг клиники, кстати, находилась чудесная лесопарковая зона. Расположение для строительства было выбрано не случайно. Зачем лишний раз нервировать больных? Чаще всего постояльцы и не подозревали, где находятся. А для некоторых, думаю, это и вовсе не имело значения. Они жили в своих придуманных мирах.
Когда я проснулась, то сильно удивилась тому, где оказалась. Я не понимала, что произошло. Тогда мой психотерапевт Виктор Семенович Кравцов, объяснил мне: я была доставлена сюда в ужасном состоянии. Как физическом, так и психическом. Я провела десять дней в полусознательном положении. Я бредила, говорила несвязные фразы. Но теперь все хорошо. Я пошла на поправку. Вот только, как выяснилось позже, события последних дней вылетели из головы. Доктор говорил, что так бывает, когда наш мозг не может справиться со стрессовой ситуацией. Последнее, что я помнила это, как отправилась на угол пересечения улиц Пушкина и Московской, на встречу с Сергеем.
Сюда же меня определил мой дядя Миронов Роман Николаевич, обеспокоенный моим здоровьем.
Тоже мне, добрый дядюшка!
Думаю, на этом мне следует остановить поток воспоминаний. Потому что дальнейшее вы итак отлично знаете. Мирон захотел, чтобы я выплатила долг моего бывшего. Он, милостиво, из уважения к моему покойному отцу, не посадил меня на проценты и разрешил отдавать сумму в рассрочку. Ха! Да если б еще имелись проценты, никакая бы рассрочка не спасла моего удручающего положения! И теперь-то я знала: меня бы итак ничего не спасло. Я собственность Палача. Хочу я этого или нет.
А еще, я понимаю, зачем Олег лишил меня памяти. Я бы болтала языком направо и налево о существовании не-мертвых. Так чего доброго оказалась бы в дурке, но только в государственной. Уж там бы обо мне позаботились. Да и слухи о вампире быстро бы дошли до магического сообщества города. Чжоу, ведь, как и Мирон не знал о маленькой тайне Олега.
Что будет со мной дальше?
Даже если я отдам медальон Мирону, Палач все равно не отстанет от меня. Это только развяжет ему руки, скованные обязательствами перед боссом.
Петля на моей шее затягивается все туже.
Я проснулась с ощущением легкости на сердце. С ощущением сладкой истомы.
Все тело болело, но это приятная боль.
Мне лень даже пошевелить кончиками пальцев, не говоря о том, чтобы подняться.
Я замерла и просто лежала, наслаждаясь тишиной и умиротворением царящими в душе.
Я слушала свое дыхание. Считала вдохи и выдохи.
Один и легкие наполняются воздухом, два — он с шелестом выходит обратно.
Я слушала мерное тиканье старинных часов, что весели над кроватью. Я слушала, как капли осеннего дождя барабанят по оконной раме.
Я вся обратилась в слух. Я не хотела думать, не хотела вспоминать.
Но так долго продолжаться больше не может. Мне придется столкнуться с реальностью, хочу я того или нет.
В этот раз он не стал стирать мне память.
Я все помнила. Все до мельчайших деталей.
То, как мы оказались в моей квартире. Он отнес меня в ванную, чтобы избавится от грязной одежды и вымыться. То, как я просила, умоляла, чтобы он не давал мне его кровь. То, как я хотела остаться с ним навсегда, служить ему, защищать его, выполнять все его приказы. Если потребуется отдать всю свою кровь до последней капли.
Каждый поцелуй, каждый стон, каждое его движения и мои слова, мою мольбу. Я все помнила!
Сейчас я отлично понимала, что ночью находилась под его власть. Властью кукловода. Он пил мою кровь, и я была его марионеткой.
Он дал мне прочувствовать свою силу, показал, что значит быть с ним. Что значит раствориться в нем, когда укусил меня.
Тьма.
Она многолика и многогранна.
До прошлой ночи я считала, что тьма может быть только холодной, пропитанной ненавистью и злобой. Она рушит мечты и лишает надежды. Оплетает, сковывает нас. Она отравляет наши души, заставляет страдать.
Тьма, что жила в его сердце — другая.
Его тьма притягивает. Она заставляет мою кровь кипеть. Словно миллиарды ртутных шариков перекатываются под кожей. Они лопаются и взрываются, доставляя наслаждение.
Но, в тоже время, эта тьма необычайно нежная. Она скользит по мне гладким шелком. Ласкает и льнет ко мне. Она беззащитна и беспомощна. Она отчаянно нуждается во мне.
Тьма прекрасна.
Теперь я помнила, как он наполнил меня своей тьмой до краев, а затем безжалостно отобрал ее, когда перестал пить мою кровь.
И то, как я за это ненавидела его! Но в тоже время он стал для меня всем!
Он мой мир, Бог, повелитель. Тот, кто может вернуть мне тьму.
Я с ужасом наблюдала, как он подносит запястье к моим губам, как она струится и, капает на белоснежную простыню, растекается причудливыми пятнами. Я понимала, что в этот раз все окажется по-другому: я навсегда лишусь его тьмы, если выпью кровь. Ведь он не желал сделать меня бездушной марионеткой. Не в эту ночь. Еще не время.
Я не могла противиться ему, хотя в душе понимала, что так будет лучше.
Марионетка внутри меня против этого! Она не желает освобождения.
Его кровь оказалась густой и сладкой и через пару секунд, после того как первая капля коснулась языка, я с жадностью впилась в запястье.
Пока я пила, он шептал древние, как мир слова заклинания. Вампирская магия. Я читала в учебнике по вампирологии, что ее еще называют мертвой магией. Потому что только вампиры могут ей пользоваться.
И вот, сейчас, я проснулась. И я не хотела его крови, как это было почти год назад.
Олег стоял возле окна и хмуро вглядывался в запотевшее стекло время от времени, прикуривая сигарету. Похоже, он почувствовал мой взгляд, так как обернулся, взъерошив при этом и без того растрепанные светлые волосы.
