тысяча шестьсот талеров, и думать не нужно, куда ее пристроить, всегда покупатель найдется.
Дело было в том, что пушки Волков хотел оставить себе, очень, очень они ему нравились, и он сказал:
– Не стоит она столько денег, война уже на убыль пошла, нет у сеньоров денег, больше тысячи за нее не выручим.
Пруфф насупился и произнес упрямо:
– Выручим, я займусь этим.
Волков только вздохнул, денек обещал быть тяжелым.
Кавалер намучился с Пруффом, терпел его весь день, весь день тот бурчал, ныл и торговался за каждую ржавую железяку. Как офицер Пруфф был далеко не блестящ, но как торгаш дело знал. Конечно, где мог, Волков свое брал. Не во всем капитан разбирался. Полторы бочки хорошего вина кавалер оценил в два талера и двадцать крейцеров, как винные помои, а стоили эти бочки минимум восемь. Битые и ломаные доспехи он тоже оценил удачно, все равно сумма набралась огромная. Лошади, подводы, доспехи, оружие, восемь бочек пороха, гамбезоны и стеганки, седла, сбруи и потники, ядра и картечь, пули и аркебузы – в общем, всего получилось на огромную сумму, без малого три тысячи серебряных монет доброго курфюрста Ребенрее. Четверть всего этого по закону войны принадлежала Волкову как старшему офицеру, то есть остальных трофеев было на две тысячи двести. И Волков прекрасно понимал, что все это можно продать намного дороже в городе, поэтому ему очень хотелось выкупить у солдат все прямо тут. Они бы согласились отдать все ему за две тысячи, солдаты люди простые, на том всегда и богатели маркитанты, что солдату недосуг ждать. Солдату деньги нужны сразу. В общем, к вечеру Волков устал больше, чем в день, когда пришлось драться у арсенала. Ужиная, кавалер прикидывал, сколько денег у него есть, и думал о спрятанном мешке серебра.
На рассвете они долго не могли отыскать то место у стены, где Ёган зарыл серебро. Одно дело смотреть сверху, и другое – ездить по кустам. Волков медленно наливался злостью, видя, как Ёган опять не находит камня, под которым зарыл деньги.
– Господи, да где ж они? – причитал слуга. – Господи, какие деньжищи, куда ж я их спрятал?
– И поделом тебе, дураку, – выговаривал ему Сыч, – не мог места запомнить. Деревня.
– Да запоминал я! – орал Ёган. – Со стены-то все по-другому виделось. А теперь снизу-то не так!
Кавалер уже подумывал вернуться в город на стену и оттуда поглядеть на место, но тут голова Ёгана показалась над кустами, он был рад, светился просто:
– Господин, нашел я камень.
– Ты деньги мои найди, – сухо ответил Волков.
– Да уж теперь-то найду, – говорил слуга, берясь за лопату. – О господи, какого страху натерпелся, сердце замирало, как представлю, что потерял их. Вот сразу я думал, что не нужно их сюда было приносить, лежали бы себе в телеге да лежали бы. Стражу к ним поставили бы, и все.
– Балда ты, – снова заговорил Сыч, скрываясь в кустах, где копал землю Ёган, – вот прознал бы Пруфф и рыцарь здешний про деньгу, так ее бы с ним и его бездельниками пришлось бы делить.
– Ах, вот оно как? – понял слуга. – А я-то думал, зачем городулины городим? Прячем деньги зачем-то. А теперь чего, не будем с ними делиться?
– Теперь-то уж не будем, – они вышли из кустов, не без труда таща тюк с серебром, – теперь-то уж никто не узнает, где мы его взяли, даже если и разведают, что деньги у нас.
– Может, мы нашли, – предложил Ёган.
– Или украли.
– Или кто в долг дал господину.
Они закинули тюк на холку лошади Волкова.
– Вы бы поменьше болтали, – заметил кавалер и тронул коня, – а если и спросит кто, так скажите, что неизвестный купец привез сегодня утром. Сами вы купца не видели, ждали меня, пока я с ним говорил.
В шатре у Волкова Ёган расстелил на полу попону и высыпал на нее деньги. Никогда в жизни у Волкова не было столько денег, он даже и не мечтал о таком богатстве. А про Сыча и Ёгана и говорить не приходится.
– Считайте, – сказал кавалер, усаживаясь на мешок с горохом.
– Экселенц, да как же их считать? – недоумевал Сыч. – Тут меняла нужен знающий, все деньги разные, со всего света. Я так многих и не видал никогда. И новые, и потертые, и вообще вон, – он достал одну затертую монету толщиной в лист бумаги, – вон какие.
– Ну хоть как-то посчитайте, – ответил Волков. – Отберите те, что знаете.
Сыч был прав. Они с Ёганом сидели на земле, копошились в куче серебра, оба то и дело поглядывали на господина, явно желая начать разговор.
– Ну, – произнес кавалер, – чего в гляделки-то играете, хотите говорить – так говорите.
Сыч был хитрый, он промолчал, только покосился на Ёгана. А простак Ёган, родившийся в деревне, не стерпел:
– Господин, а нам-то что будет из этих деньжищ?
– Будет, – ответил Волков, – возьмите себе по двадцать монет.
– По двадцать? – спросил Ёган с удивлением и восхищением.
– По двадцать? – спросил Сыч с разочарованием.
– Да, остальные мне понадобятся, нужно пушки у Пруффа выкупить. Моей доли на них не хватит.
– По двадцать! – повторил слуга мечтательно.
– Ну, по двадцать так по двадцать, – невесело повторил Сыч.
– Еще будут деньги после, я велел Пруффу считать вам порцию наравне с его солдатами. Вы двое, Роха, Хилли-Вилли и оба попа получат свои доли из добычи, так что не нойте, – произнес Волков строго.
– Да мы и не ноем, господин, – заверил Ёган.
– Ну раз так, то тогда… А сколько там еще денег нам будет? – спросил Сыч.
– Всего добычи на две тысячи монет, минус капитанская доля да две сержантские, остается тысячи полторы. Вас всех, с людьми Пруффа, человек тридцать, монет по сорок-пятьдесят еще получите.
У Ёгана, что всю жизнь горбатился на сеньора, денег таких отродясь не водилось, он глядел на господина круглыми глазами. Да и Сыч после подсчетов уже не так кисло выглядел.
Но больше Волков давать своим не собирался, несмотря на то, что это они нашли серебро. Почему? Да потому, что он был рыцарь и глава отряда, и главное – он был их господин, поэтому с чистой совестью забрал себе кучу серебра почти на тысячу полновесных талеров, что чеканятся в славной земле Ребенрее.
Но все равно этого ему было мало. Кто бы ему сказал полгода назад, что тысячи монет ему покажется мало, он того посчитал бы дураком. А теперь Волков сидел и думал, где взять еще тысячу. Ему хотелось выкупить весь трофей у Пруффа
