Королева покаянно опустила голову и, не глядя на герцога, попросила:
— Не говорите мужу. Значит, я ошиблась. Мне просто очень этого хотелось. Я возвращаюсь, не надо провожать меня, ваша светлость.
Её величество подняла хлыст и задержала дыхание, ощутив тепло чужой ладони на локте.
— В чём вы ошиблись и чего вы хотели?
Королева упрямо поджала губы и мотнула головой. Она твёрдо собиралась молчать. Честь не разменная монета, нужно уметь проигрывать с достоинством.
— Я не отпущу вас, пока не выясню правду.
Министр сжал руку королевы, давая понять, что не шутит. Серые глаза стали стальными.
— Мне… — её величество судорожно вздохнула и, вспомнив о титуле, продолжила с вызовом, преисполненная собственного достоинства: — Я не обязана давать вам отчёт. Пустите!
— Алисия, вы…
— Значит, всё-таки Алисия! — горько усмехнулась королева и сделала немыслимое: оттянула край печатки сжимавшей её запястье руки и коснулась губами змеившегося по коже шрама.
Герцог замер и с минуту не мог пошевелиться, потом обескуражено прошептал: «Не нужно…» и опустился перед дрожавшей то ли от страха, то ли от смущения женщиной на одно колено, чтобы уткнуться лбом в тепло её ладони. Пальцы королевы нерешительно коснулись волос министра, скользнули по скуле, свежевыбритой щеке. Она жестом подняла его с колен и ответила тем же самым робким: «Не надо». Герцог заключил королеву в объятия. Сначала они просто стояли, а потом губы министра коснулись подбородка королевы. Та улыбнулась и позволила его пальцам расстегнуть жемчужные пуговицы…
Королева лежала на расстеленной на земле куртке и смотрела в небо. Наверное, она должна была ощущать стыд, но её величество чувствовала совсем другое. Сердце до сих пор учащённо билось.
Герцог смотрел на королеву, будто ожидая приговора. Хотя, так оно и есть, в эту минуту решалась его судьба.
Её величество молчала и водила пальчиком по обнажённой мужской груди.
Сделать или нет? Прямо здесь, посреди леса. Но как он воспримет, не оттолкнёт ли? Если так, это станет самым большим позором в жизни. Однако королеве так мучительно хотелось. Именно тут, именно с ним.
Наконец королева решилась и склонилась над министром, сорвав с его губ хриплый стон. Наверное, он считал её жутко развратной, возможно, гадал, где могла научиться такому приличная девушка, но её величество, осмелев, думала совсем о другом. Королеве хотелось слышать собственное имя под аккомпанемент тяжкого дыхания, хотелось ласкать и чувствовать, как тело отзывалось на ласки.
— Алисия, Алисия, ты замужем, вспомни! — предпринял последнюю попытку достучаться до её разума герцог, но слова потонули в шелесте листвы и голубизне неба.
А дальше он любил её, вновь ощущая себя молодым, но, самое главное, впервые счастливым. Идеал не рассыпался под пальцами, прошлое поблекло, опасения ушли.
Рука министра по-хозяйски покоилась на груди королевы. Оба уже успокоились и теперь обдумывали случившееся.
— Ты замёрзла, оденься, а то простудишься, — ощутив мурашки на коже любимой, герцог поспешил обнять её.
— Вряд ли Натэлла слышала от тебя столько заботы в голосе, — укоризненно заметила королева и села. — Будь с ней ласковее, прошу.
— Не могу, — покачал головой министр, помогая её величеству одеться: сама бы она не справилась со всеми этими тесёмками и пуговицами. — Она мне дочь по крови, и только.
— Не боишься появления новых детей? — королева многозначительно положила руку на живот. — Ты был… Мы были неосторожными, — поправилась она.
— Приму как дар Сораты, — без запинки ответил герцог и тоже потянулся за одеждой.
— А Донавел? Он не спит со мной, у него фаворитка, — последнее слово королева произнесла с лёгким презрением и тут же поспешила добавить: — Я не жалею, никакого удовольствия бы всё равно не получила.
— Прости, но Донавелу осталось жить считанные дни.
Королева промолчала. Она не желала смерти мужу, но понимала, министр решения не изменит.
— А если я всё расскажу?..
— Рассказывай. Тордехеш давно не баловали казнями, — усмехнулся герцог, застегнув верхнюю пуговицу рубашки, и, заключив лицо её величества в ладони, добавил: — Твоего предательства я не переживу, но ты вольна предать. Я никогда не подниму на тебя руку и другим не позволю.
— Понимаю, ты жаждешь трона не из-за меня, но, прошу, остановись! — королева тесно прижалась к герцогу и спрятала голову на его груди. — Ты мне дорог, а твоя гордыня ведёт к погибели. Я не хочу тебя потерять, Арлан! Только получив, сразу лишиться. Донавел разведётся, я добьюсь. Понимаю, — она подняла на него глаза, — я слабая замена короне, но я прошу…
Её величество сжала руку герцога. Тот покачал головой и напомнил об охоте. Королева с неохотой вновь села в седло и покорно повернула к лагерю, министр же отправился по следам оленя.
Герцог пребывал в замешательстве. Теперь он корил себя за слабость. Шесть лет министр молчал, ничем не выдавал обуревавших его чувств. Даже тогда, когда будущая королева сердечно благодарила за спасение. Она чуть не плакала, а герцог растерялся, не знал, как успокоить. Больше всего он боялся, что юная принцесса попытается встать перед ним на колени. Она ведь порывалась, дело-то серьёзное, грозившее войной. И что тогда? Но обошлось. Помнится, министр не дослушал Алисию, велел строже подходить к выбору фрейлин и ушёл. Ушёл, чтобы не выдать себя. Эта плачущая девочка, сама того не понимая, могла потребовать от него чего угодно, и герцог бы её просьбу выполнил. Лишь бы только Алисия перестала плакать. Затем король женился. Министр принёс свои поздравления, опекал юную королеву как кузен супруга, строго блюдя рамки этикета. Родился наследник — вновь поздравления. А внутри горечь, что не от него.
Герцог умел скрывать чувства, недаром Брагоньер выбрал его своим кумиром. Ни одна живая душа не догадывалась, кого любит министр внутренних дел. Всем казалось — Натэллу. Королева заводила и бросала любовников, министр будто не замечал, относился к ним так же равнодушно, как к любовницам короля. Не представляют опасности для государства, и хорошо.
И вот теперь это… Играет? Пытается заручиться его поддержкой, чтобы не пропасть после государственного переворота. Не стоило покупать кольцо, писать это письмо. Вино иногда творит дурные вещи. Одно ясно, им необходимо поговорить, и герцог заставит королеву сказать правду.
Охотиться окончательно расхотелось и, сделав круг по лесу, министр свернул к реке. Привязав коня, он спустился к воде. Присев на корточки, герцог ополоснул лицо и долго смотрел на своё отражение. Плотно сжатые губы, напряжённые скулы…
