— Вы хотели как лучше.
— Я всю жизнь хотел как лучше. А получалось не как лучше… А знаешь, мне лучше помереть как бы на боевом посту… Я не шучу, Шубин. Я же понимал, чего Гронскому надо — на повышение, в Москву. Он старался, вторую очередь пустил без очистных — и отрапортовал. А я знал, что здесь липа. И про общественность знал, и про митинг. Все знал и дал понять Гронскому, что не замечаю. Даже вони не замечаю, в которой люди жили. Думал, что обойдется. Мне же тоже рапортовать — уже министру. А я уже пенсионный возраст прошел, сечешь? Если не выполним, мне уходить. А я еще сильный, у меня работать охота была… да что тебе говорить… Я и в Москву тебе не дал звонить… помнишь?
Шум воды в ванной прервался. В кране заурчало.
— Ну вот, — сказал Спиридонов.
— Что? — не сообразил Шубин.
— Я все ждал, — сказал Спиридонов. — Это же должно было случиться.
— Вода?
— Конечно. Там же насосная станция. Не из колодца же… А я все думал, как вы начали пожар тушить, вот и конец… вот и конец… Ко-нец… ко-нец…
Спиридонов будто играл этим словом, произнося его все невнятнее и тише.
В комнату вернулась Эля.
— Вода кончилась, — сказала она.
— Тогда плохо, — сказал Шубин. — Если они пожар потушить не смогли… не знаю, куда и бежать…
— Юра, — сказала Эля.
— Что?
— Я люблю тебя.
— Надеюсь, у тебя еще будет в жизни немало поводов сказать это.
— Я правда тебя люблю.
Спиридонов застонал тонко и тихо, будто ребенок.
— Надо будет тащить его на крышу, — сказал Шубин, и мысль эта была просто ужасна. Эля не могла понять, что значит тащить Спиридонова.
— Почему на крышу?
— Это наш единственный шанс, — сказал Шубин. — Вниз нельзя. Это мгновенная смерть. А если уже поднялась тревога, то ищут на крышах.
— На вертолетах ищут?
— Наверняка… И пожар не сразу туда доберется.
Господи, как я неубедительно говорю, подумал шубин.
Я должен говорить, чтобы Эля мне верила. И сейчас будут другие люди, и я тоже должен говорить им твердо, чтобы они верили.
Шубин подошел к окну. Окно в том номере выходило на пустые крыши домов, на мертвые улицы и зарево пожаров. Шубин поглядел на часы. Еще нет трех. Всего три часа прошло?
Эля стояла рядом с ним, осторожно касаясь его плеча.
— Эля, — сказал Шубин. — Я хочу попросить тебя об одной вещи.
— Да?
— Ты не согласишься быть моей женой?
— Ты с ума сошел!
— Я никогда в жизни не был так серьезен. Ты для меня — самый близкий человек на земле.
— Ой, ты для меня тоже. Митька и ты.
По коридору кто-то бежал. Остановился у двери. Громко спросил:
— Здесь?
Далекий невнятный голос дежурной ответил:
— Здесь, здесь.
Дверь распахнулась. Это был милиционер. Грязный, в саже. Он с порога закричал:
— Воды нет! Вода не идет!
— Знаю, — сказал Шубин.
— Но там горит! Весь этаж горит.
— Значит, не успели, — послышался слабый голос с кровати.
— Что делать?
Шубин вздохнул — никуда не деться.
— Будем выводить людей на крышу, — сказал он. — Сколько-то времени у нас есть. Давай, зови всех людей снизу. Пускай поднимутся. Проверьте по номерам, чтобы никто не остался. Я сейчас приду.
— Слушаюсь, — сказал милиционер. — Правильно, Юра.
— А сам придешь сюда. Гронского позови, нет, лучше того грузина, с огнетушителем… Будем поднимать наверх Спиридонова, — Шубин показал на кровать.
— Не надо, — сказал Спиридонов явственно. — Лишнее дело. Я умер.
— Иди, иди, — сказал Шубин.
— Сейчас, — милиционер громко затопал по коридору.
Эля отошла к кровати. посмотрев, Шубин увидел, что простыня и одеяло мокрые от крови, кровь течет на пол.
— Сергей Иванович, — позвал он.
Спиридонов не откликнулся.
— Он кровью истечет, — сказала Эля.
— Вижу. Перельют. Надо скорее его поднимать.
— А там мороз.
— Какого черта ты сомневаешься? — закричал Шубин. — Нельзя сомневаться. Если мы будем сомневаться, то останемся в мышеловке!
— Да, — сказала Эля робким голосом.
— Прости.
— Ты прав.
— Эля, если ты думаешь, что я сказал про женитьбу только потому, что у нас так получилось, — нет!
— Я верю тебе, Юрочка, — сказала Эля. — Ты не беспокойся, я тебе, конечно, верю.
По коридору снова затопали. Вошел милиционер, за ним Руслан. Руслан был черен — весь — от кепки до пяток. Кто-то еще топтался в дверях.
— Отнесем Спиридонова наверх, — сказал Шубин. — Нужно шесть человек, он тяжелый.
— Сейчас подойдут, — сказал Руслан. Зубы и белки глаз у него были белые. На кого же он похож? На шахтера, конечно же, на шахтера!
— Как там пожар? — сказал Шубин.
— Горит, — сказал Руслан. — Красиво горит.
— Нельзя понять, — сказал Коля. — Там дым.
Дым проникал и в номер, потому что дверь была открыта. Все толпились в махонькой прихожей.
— Заходите, — сказал Шубин. — Беремся за углы матраса, а двое посередине.
Спиридонов молчал. Эля наклонилась, попробовала пульс.
— Не задерживай, — сказал Шубин. — И захвати все одеяла. Сколько можешь. Его надо будет закутать.
Спиридонова они до крыши не донесли. Сначала пришлось остановиться между четвертым и пятым этажами. Спиридонов начал биться, будто хотел вырваться, он ругался, но невнятно, и непонятно было, чего он хочет. Эля, которая захватила с собой графин с водой, старалась его напоить. Он не пил. Потом вдруг перестал биться, замолк, вытянулся. Но еще не умер.
— Шубин, — прошептал он. — Шубин, ты здесь?
— Я здесь, Сергей Иванович.
— Прости, Шубин, — прошептал Спиридонов. Все замолкли, чтобы было слышно Шубину. Спиридонов быстро, мелко дышал. Потом заговорил снова: — Бойся Гронского. Он выживет. Ему надо будет это дело покрыть… нейтрализовать. Понимаешь? Ты скажи… меня нет, а ты скажи… только осторожно, а жена моя проживает… ты паспорт мой возьми.
И вдруг он замолчал. И перестал дышать. Сразу.
Они стояли вокруг и ждали чего-то. Эля поставила графин на пол и пригнулась к его лицу, слушала. Потом наклонилась еще ниже и прижала ухо к груди.
— Молчит, — сказала она.
Шубин увидал, что глаза Спиридонова полуоткрыты. Он положил ладонь ему на глаза, и веки послушно сомкнулись. Лоб Спиридонова был горячим.
— Все, — сказал милиционер.
Мимо них проходили люди, обходили, поднимаясь наверх, некоторые несли вещи. Они старались не смотреть на лежащего человека. И ничего не спрашивали.
Шубин ощутил усталую тупость проходивших людей. Уже не страх, а усталость, когда все равно.
