Бабаев захлопнул книгу, отдышался и сказал:
– Слушай, табиб, накапай валерьянки. И газетку дай почитать… что-нибудь такое деловое… «Биржевой вестник» есть?
Но «Вестника» у Калитина не нашлось. Али Саргонович вздохнул, проглотил чай с валерьянкой и вытащил другую книжку. Это был роман русской Агаты Кристи «Не мешайте палачу», и Бабаев буквально впился в него, наслаждаясь криминальными коллизиями, смакуя убийства и сочувствуя бедственной судьбе героя.
Когда он одолел сорок две страницы, в купе заглянул Гутытку.
– У соседей кто-то мало-мало плачет, Бабай.
– У каких соседей?
– В седьмом купе.
Бабаев с Калитиным занимали пятое, джадид с Вересовой – шестое, а Сердюк с Ахматским расположились в восьмом. Кто ехал в седьмом купе, Али Саргонович не знал, и утешать рыдающего пассажира ему не хотелось. Он еще не совсем оправился от «Чеченского принца» Шарлотты Бронтеевой.
– Громко плачет?
– Не очень.
– Спать мешает?
– Нет… пожалуй, нет.
– Тогда завтра разберемся. Якши екларга [75], джадид.
Гут исчез, а Бабаев и Калитин начали устраиваться на покой. Разделись, улеглись на хрустящие простынки, поболтали перед сном и уже приготовились отбыть в царство Морфея, как из соседнего купе, не шестого, где ехали Гутытку и Лена, а из четвертого, долетел чудовищный звук. Хрр-ры упсс!.. И снова: хрр-ры упсс!.. Стенка купе завибрировала, а вместе с нею и воздух.
Минут пять Бабаев и Калитин вслушивались в эти сокрушительные аккорды. Затем табиб сказал:
– Храп является звуковым феноменом, возникающим при биении друг о друга мягких структур носоглотки на фоне прохождения струи воздуха через суженные дыхательные пути.
– Как интересно! – отозвался Бабаев. – Это лечится?
– Хрр-ры упсс!.. Хрр-ры упсс!.. – ответили из четвертого купе.
– Практически нет. Имеются только народные средства.
– Какие?
– Закрепляют у храпуна между лопаток еловую шишку, чтобы не спал на спине.
– Хрр-ры упсс рры!.. Хрр-ры рры!..
– Шишки у нас нет, – сказал Али Саргонович, немного подумав. Что еще предложишь?
– Можно челюсть перевязать, а в рот вставить морковку.
– Морковки тоже йок. – Бабаев спустил ноги с дивана, набросил халат и выглянул в коридор.
– Хрр-ры упсс, хрр-ры упсс!.. Ррр-ры ррав!.. Ррав, ррав, ррав!..
– Еще храпуну нельзя перед сном пить пиво и есть лук, – сообщил вдогонку Калитин.
– А как насчет водки? – спросил Бабаев, нюхая воздух. – Про пиво не знаю, а водка точно была.
– Хрр… – согласился пассажир из четвертого купе.
Бабаев в горестном недоумении покачал головой, взял со стола перочинный ножик и сунул в карман.
– Ну и соседи попались, Валера! Кто храпит, кто плачет… Пойду, однако, на храпуна взгляну.
Отворив дверь четвертого купе, он исчез в темноте. Калитин прислушался. У соседа взревело: «Хрр-ры!» – потом затеялась какая-то возня, кто-то пискнул, и наступило молчание.
Бабаев вернулся, затворил дверь купе, снял халат и лег на диванчик.
– Можем почивать, табиб. Больше нас не будут беспокоить.
– Как вы это сделали, Али Саргонович? – спросил заинтригованный Калитин. – Что за метода? Это ведь просто чудеса!
– Никаких чудес, уртак. Морковка с шишкой – русский способ, а есть еще арабский, очень хороший. Немножко придушить, немножко ножиком пощекотать… Видишь, помогает!
Они уснули и спали спокойно до утренней зари, пока проводник не начал разносить чай со свежими булочками из вагона-ресторана.
* * *
Завтракали в купе, а на ланч Бабаев со своей командой отправился в вагон-ресторан, предлагавший с полудня спецобслуживание депутатам. Народа здесь было немного: депутатские помощники, Сердюк с Ахматским, Абрам Изральевич Рецидивист из «персюков» и пара секьюрити, пробавлявшихся напитком «Буратино». В дальнем углу, ковыряя крабов под майонезом, сидел парламентарий с опухшей физиономией, носившей след бессонной ночи.
– Генерал Гром, – тихо произнес Бабаев, покосившись на опухшего. – Пришлось навестить его вчера.
– С дружеским визитом? – полюбопытствовал Гутытку.
– Можно и так сказать. Помощь ему понадобилась. Медицинская, – ответил Бабаев и подмигнул Калитину.
Табиб бросил взгляд на генерала.
– Какой-то он помятый и угрюмый… Вас боится, Али Саргонович?
– Не думаю, что он меня узнал. Темно было. И в купе темно, и в голове. Выпил он крепко, – пояснил Бабаев и занялся бутербродами с сыром и ветчиной.
Минут через десять Погромский удалился, потом ушли Рецидивист, секьюрити и депутатские помощники. Допив чай, Бабаев подсел к столику Ахматского и Сердюка.
– Как дела, уртаки? Есть новости про Арзамас?
– Есть, – молвил физик Михал Сергеич. – Точное расположение объекта мы не выяснили, но знаем, что добираются туда на самолете. Аэродром принимает большие машины с объемными грузами. Значит, объект не маленький!
– Военная база? – предположил Бабаев.
– Не похоже. Скорее секретная лаборатория в каком-то отдаленном месте.
– Солдатиков туда не отправляют и офицеров тоже, – вступил в разговор аграрий Сердюк. – Другое есть подозрение. Скажи ему, Михал Сергеич.
– Несколько человек исчезло – из Москвы, Петербурга, Новосибирска и Дубны. В разное время, кто недавно, кто десять-пятнадцать лет назад, – сообщил Ахматский. – Физики, химики, биологи, семантики… Еще медики и программисты. Все очень квалифицированные. Вместе с семьями пропали. Считается, что уехали на Запад, в Штаты, Канаду, Германию, но там никто из них не объявлялся. Я справки навел.
– Все интереснее и интереснее… – пробормотал Али Саргонович. – Есть мысли, что они там пекут на деньги малых северных народов? Новую бомбу? Или новую чуму?
– Подбор специалистов странный, – сказал Ахматский. – Если бомбу делают, зачем биологи и медики, особенно хирурги? А если вирусами занимаются, к чему им физики из Дубны? Но не будем гадать. Явимся с инспекцией, узнаем.
– Депутатский запрос мы уже подготовили, и проект решения по комиссии тоже, – произнес Сердюк, с энтузиазмом потирая руки. – Громкое дело будет! Ох, громкое! Такие деньжищи куда-то спустили! Народу похитили аж сотню гавриков с бабами и детишками! Раскопаем, быть нам в почете и славе! И в золоте! Все щелкоперы за нами гоняться будут!
Деньги, слава, почет… Не очень приличные мотивы, подумалось Бабаеву. Но что бы ни двигало Сердюком, чего бы он ни жаждал, помощь его была несомненной и шла на пользу дела.
Что до Ахматского, то у него резоны были другими. Он повел рукой, будто отмахиваясь от слов Сердюка, и промолвил:
– Слава, золото, известность… прах и пепел!.. Мне вот просто любопытно. Что за секретность, что за проект?… Средства вложены немалые, причем с шестьдесят седьмого года. Это какое-то наследство с брежневских времен, и даже в скудные девяностые объект продолжали финансировать. Значит, что-то там важное, очень важное!
