опустила взгляд.
Айви тяжело дышала, пытаясь осознать жестокую реальность. Жить и при этом… не жить?
– А ты… ты ведь тоже заплатила цену. Как ты могла ради меня отдать часть дара?
– Что?! – хором воскликнули Эллиот и Дейзи, но Мари лишь отмахнулась:
– Это меньшее, что я могла сделать. В следующем перевоплощении моя сила опять восполнится, а в этой я сумею прожить не столь могущественной ведьмой.
– Но… разве Стихея не приходит тогда, когда грядут перемены? Разве она не должна восстановить нарушенный баланс? – осторожно уточнила Дейзи. – Твоя мама именно так мне все объяснила.
– Мама? – Айви вскинула голову. От напитка ее щеки порозовели. – Кажется, я очень многое пропустила.
– Наверстаешь. – Дейзи снова посмотрела на Мари. – Так я не права?
– Я все еще сильна, если ты переживаешь об этом. И мы справимся с Нессой и призраками вместе.
– Я рад, что ты стала произносить это слово – «вместе», – заметил Эллиот и налил себе еще глинтвейна. – А то твоя самоуверенность порой бесила.
Мари промолчала. После того как она заплатила дань, уверенности поубавилось.
– Значит, теперь я должна начать с нуля. Жить так, словно нет прошлого? И никто, никто, даже те, кого я любила, не узнают меня? – Айви вцепилась в Мари взглядом, и она поняла, о ком та спрашивает.
Нет. Уильям тоже не узнает тебя. И лучше тебе не искать его. Дейзи… – выдохнула Мари, – Дейзи расскажет, что случилось. А мне нужно еще отдохнуть. – Она сделала еще глоток глинтвейна и с трудом поднялась из-за стола. Эллиот тут же оказался рядом и поддержал Мари.
– Не о таком возвращении я мечтала, – прошептала Айви.
– Что ж… Мне жаль, что я тебя разочаровала. Но теперь ты ведьма. Прими свой дар с гордостью. Поверь, потом ты перестанешь сожалеть.
Мари искренне надеялась, что ее слова достигли цели, но когда она уходила с кухни, то заметила блестевшие в уголках глаз Айви слезы. Мама была права – Айви вернулась другой. И никто не знал, чем обернется для всех поступок Мари.
Они с Эллиотом поднялись наверх, и Мари замерла возле кровати.
– Ты вся дрожишь, – прошептал он.
– Как ты думаешь, я не совершила ошибку? Снова? Я так устала ошибаться…
– Если ты будешь анализировать каждый свой поступок, то сойдешь с ума. Просто живи, Мари. Пытайся делать этот мир лучше. Но не бери на себя всю ответственность. Позволь другим разделить ее с тобой.
Она посмотрела на Эллиота и прислонилась к нему спиной. Так они и стояли в полной тишине, прислушиваясь к тихому голосу Дейзи, которая рассказывала Айви о том, что произошло в далеком одна тысяча шестьсот девяносто втором году.
Десять дней новой жизни. Айви разглядывала свое отражение, смутно улавливая в нем себя прежнюю. Волосы теперь были настолько длинными, что их приходилось завязывать в хвост. Глаза стали чересчур яркими, зрение острым. Ей больше не нужны были очки.
Айви со вздохом отвернулась. Десять дней, а она до сих пор не понимала, как жить дальше.
Начался новый учебный семестр. Мари, Эллиот и Дейзи вернулись к учебе. Университет вновь возглавила мисс Кэролл. А вместо общежития Айви переехала к ней и матери Мари – Ребекке. Та взяла на себя роль опекунши Айви, но ее это больше раздражало, чем ободряло.
Мари принесла учебники, чтобы Айви отвлеклась. Как будто это могло помочь. Среди книг нашлась та самая, где они давным-давно обнаружили портрет Мари на фоне лечебницы.
Айви задумчиво искала фотографию, но когда нашла, увидела, что изображение девушки-немки исчезло, и осталось лишь здание психиатрической лечебницы. Мари объяснила, что когда проклятье разрушилось, все следы исчезли. Да, они существовали, их можно было увидеть, потрогать. Но теперь от них остались лишь воспоминания. Так работает магия. Она создает, она же и забирает.
На третий день после воскрешения Айви рискнула выйти на улицу. Подошла к замку. Помост, который всегда служил лишь декорацией, разобрали, на его месте осталась выжженная трава. Студенты несли на место трагедии цветы. Многие уже завяли на морозе, но были и свежие.
У Айви перехватило дыхание. Знакомые проходили мимо нее и не узнавали. Смотрели как на незнакомку. А потом отводили глаза, стоило встретиться с ней взглядами. К этому Айви тоже не привыкла. Хоть Мари и твердила, что быть ведьмой – дар, пока что в это слабо верилось.
Айви хотела бы злиться на нее. Ведь если бы не дружба с ней, она осталась бы в живых. Но не могла. Мари рискнула собой, своей силой, чтобы вытащить Айви из забвения. И видит бог, Айви об этом молила. Но… возможно, не стоило нарушать естественный ход вещей.
Айви снова вздохнула. В последнее время она часто вздыхала.
Ребекка занималась восстановлением документов. Бормотала, что у них с Мари остались средства, хватит на съем комнаты на ближайшее время, хотя Элизабет и ворчала, что в ее огромном доме есть места всем. Кажется, она боялась одиночества сильнее, чем общества ведьм.
Миссис Бэсфорд устроилась на работу в «Чайную», где раньше работала Мари. Сейчас «Sang et flamme» ушли в подполье. Вэйланд впервые за долгое время остался без их контроля. Элизабет не соглашалась снова возглавить Общество, а они не могли найти замену. Никто не хотел разгребать тот хаос, что творился в Вэйланде.
Ингрид Эттвуд похоронили тихо и скрытно. Даже в газетах не писали об ужасной смерти женщины. Вырезанное сердце – какое варварство. Но Айви видела – Мари мрачнела с каждым днем. Чем ближе становилась Голубая луна – второе полнолуние за месяц, – тем тяжелее был взгляд.
К ним в очередной раз пришла Мари. Она все еще выглядела исхудавшей копией себя, но уже улыбалась, а темно-карие глаза вновь блестели. Непривычно было смотреть ей в глаза и не чувствовать знакомой дрожи. Теперь Мари не отводила взгляда, открыто улыбалась. И Айви улыбалась в ответ, играя спектакль «У нас все хорошо».
Она проводила Мари до двери и помахала ей, когда та направилась в сторону замка, а сама застыла на крыльце. Она так и не посмела признаться подруге, что думает о встрече с Уильямом. Никто не говорил, где его искать. Телефона у Айви не было. Зайти в свои старые социальные сети она тоже не смела. Айви больше нет. А кто появился вместо нее, она еще не знала.
Январь стремился к концу, а вместе с ним из Вэйланда уходил мороз. Солнце все чаще припекало, снег на крышах таял, и лишь в тени узких дорог все еще лежал нетронутый белый пух.
Айви обхватила себя
