Покрутив головой, она, к разочарованию своему, не обнаружила на безлюдных темных улицах ни души. А это значит, что и помочь ей оттранспортировать бренные останки в управу[175] было некому. Поэтому ее высочеству ничего не оставалось, как только мысленно сделать отместку на карте города и поспешить к любимому мужу — рассказать об удивительном покушении, его окончании и, если останется время, полистать колдовскую книженцию. Конечно, найти на форзаце надпись вроде «Любимому чернокнижнику А. от многоуважаемого злодея Б.» рассчитывать не слишком приходилось, но питать иллюзии-то еще никто не запрещал…
Как и ожидалось, Иван отыскался у постели Спиридона, мужественно и молча страдающего ранами, старыми и новыми.
Находка, случайно встретив на первом этаже разноголосую процессию, несущую неподвижное, уставшее от бесплодных попыток вырваться тело старого приятеля, не доверила его ни деду Щеглику, ни его аспирантуре, а сразу направила возбужденно гомонящих и несущих какую-то чушь про колдовство и медведей в городе спиридононосцев к себе в комнатушку.
Указав добрым горожанам сперва на кушетку, а потом на дверь[176], октябришна занялась ставшим привычным за последние несколько дней делом.
Тщательный осмотр показал скоропостижную кончину еще одного тулупчика и рубахи, а также ряд нелетальных травм на самом герое-медведеборце: трещину в запястье, сломанную ногу и шишку размером с кедровую в месте встречи затылка с мостовой.
Наказав Макару прихватить кого-нибудь из толпившихся в коридоре зевак и сбегать за покойным злоумышленником, Серафима с благодарностями прогнала по домам остальных и присоединилась к ученице убыр, Малахаю, супругу и закованному в бинты и гипс и медленно засыпающему на почти родной кушетке Спиридону.
— Ну, как он? — взволнованным шепотом вопросила Сенька Находку, указывая глазами, во избежание недоразумений, на раненого.
— Могло быть хуже, — честно ответила оптимистка-октябришна, смахивая покрытыми засыхающим гипсом пальцами рыжий локон с лица. — Конечно, я не знаю, что случится скорее: кончатся у меня бинты или у него места для перевязки и наложения гипса, но я бы на его месте, пока всё не заживет, на улицу носа не казала.
— А вот на-ко им… подавятся пусть… — сонным голосом пробормотал Спиридон, и неуклюже попытался сопроводить свои слова соответствующим жестом, но с коротким охом быстро отказался от этой идеи.
И поэтому просто добавил:
— Они думают… запугали меня…. а не дождутся… мне до потолка… их корона… их трон… и сами они… как ходил… куда хочу… туда и буду… так и буду… ходить… тогда и буду… когда хочу… бу… ду… хо… чу… хо… дить…
— Тс-с-с-с!!! — сделала Находка страшное лицо и замахала на царевну руками. — Пусть спит! Ему спать сейчас надо! Ишь, распетушился…
— Молчу! — беззвучно прошевелила губами Серафима и сделал страшное лицо не раскрывавшему пока рта Ивану: — Тс-с-с-с!!!
Тот удивился, но пожал плечами, покорно опустился на стул у шкафа и безмолвно, хоть и с явным осуждением потыкал пальцем в зажатую подмышкой супруги растрепанную, топорщащуюся страницами и разнообразными бумажками и клочками пергамента книгу.
Сенька покосилась на Спиридона, потом на Находку.
— Спит? — также беззвучно спросила она.
Октябришна на цыпочках подошла к своему пациенту, склонилась, прислушалась к дыханию, и кивнула.
— Тогда рассказываю, — выложила на стол трофей царевна и пустилась в повествование.
Сенькино изложение событий вечера вогнало в сон только Малахая: остальная публика слушала, раскрыв рты и иногда забывая дышать.
Рассказывать то, что было и то, чего не было, Серафима любила, но в этот раз действительность в приукрашивании не нуждалась даже по мнению царевны.
Дослушав историю, Находка квадратными от ужаса глазами воззрилась на черный кожаный кирпич фолианта, а Иванушка отер рукавом перепачканную грязью корочку с неприкрытой опаской и настороженно глянул на название.
— «Самые запретные и ужасные заклинания, когда-либо изобретенные магами Белого Света. Перед прочтением сжечь.»
— Хм, — сообщила всем заинтересованным лицам, что она впечатлена, Серафима.
Иван согласно кивнул, и принялся бережно и аккуратно раскладывать покинувшие свои места листики и возвращать их в книгу согласно нумерации издателя. Колдовская или нет, книга для него всегда оставалась книгой, и требовала соответствующего обращения.
— …Сто семнадцатая… двести сорок девятая… триста третья… девяносто вторая… восемьдесят первая… — сосредоточенным шепотом перечислял он зачем-то номера вкладываемых страниц, в основном из середины или ближе к концу. — Двести четвертая… сто тридцать восьмая… тринадцатая…
— Ой, глядите, там картинка есть! — любопытство пересилило страх, и Находка нетерпеливо вытянула шею и попыталась разглядеть, что же в зловещей и ужасной книге могло быть такого нарисовано.
— Ну-ка, ну-ка…
Царевич обтер о штанину слегка чумазую страницу, и все увидели изображение пухлой руки, торчащей из широкого рукава. Пальцы ее были замысловато изогнуты, и соединялись, как паутиной, многочисленными стрелочками, дугами и полудугами. Под картинкой красовалась надпись красным шрифтом: «Положение кисти правой руки при выполнении упражнения 8. Обратите внимание вашего ребенка, что расстояние между первой фалангой указательного пальца и первой фалангой большого пальца во второй фазе не превышает трех с половиною сантиметров».
— Ну и детки у них!.. — ошарашено покачала головой ученица убыр. — Чему ж они их учат-то, а?!..
Кто такие в ее понимании были эти «они», она не уточнила, но по лицу ее было видно, что, встреться она с «ними», различия в педагогических мировоззрениях обсуждались бы долго, упорно и болезненно.
— А, может, это страница из другой книжки? — предположила Сенька, повернула фолиант к себе, и стала проворно листать.
— Да нет, вроде, всё совпадает… — пожал плечами Иван. — И шрифт, и иллюстрации, и…
— «Занимательная магия»?!.. «Наши руки не для скуки»?.. — добралась до форзаца и фыркнула Серафима.
— Что?.. Где? — потянул на себя учебник Иванушка, не убедившись при этом, что супруга выпустила его из своих цепких рук.
Раздался треск раздираемой окончательно книги, и в пальцах у испугано ахнувшего царевича оказалась обложка, а у недоуменно застывшей Сеньки… еще одна.
— Книжка-змея!.. — вытаращила глаза октябришна.
— Где? — глаза Ивана мгновенно приняли аналогичную форму и загнанной мышью заметались по комнате.
— Вот, — ткнула пальцем в том на столе Находка. — Шкуру скинула.
— А-а… — успокоился Иванушка и принялся пытливо разглядывать старую и прятавшуюся под ней новую обложку.
— Вот теперь всё совпадает, — удовлетворенно сравнила царевна надписи на корочке и внутри книги. — А то…
— Гляди, тут что-то написано! — воскликнул Иван и оживленно ткнул пальцем в правый нижний угол обложки.
Серафима присмотрелась, и тоже увидела надпись выцветшими от времени зелеными чернилами на веселенькой голубой коже переплета: «Сия книга принадлежит великому волшебнику по имени Сорокопут. Кто возьмет ее без спроса, тот останется без носа.»
— Сорокопут! — с горящим взором вскочил царевич с места. — Теперь мы знаем имя того, кто хотел убить Спирю!
— А, может, это не его книжка? — охладила его пыл Сенька.
— М-может… — неохотно признался Иван и осторожно, чтобы не стукнуть стулом и не потревожить тихо посапывающего на кушетке Спиридона и тихо похрапывающего под кушеткой Малахая, опустился назад.
— А если даже это и его «Магия»… что нам это дает?.. — ворчливо уточнила царевна и принялась за вторую часть досмотра: тщательное разглаживание и изучение всех закладок усопшего чародея. — Ну, знаем мы его имя… И что?.. Будем теперь ходить и спрашивать всех и каждого… не знаком ли он с колдуном по имени Сорокопут?.. И не в курсе ли они, почему тот невзлюбил нашего Спирю? Ёш-шкин трёш… Нет ничего. Одни его выписки из книжки, некоторые по два раза… для особо сообразительных, наверное… или вовсе чистые обрывки… Обидно. Такая удача — и всё зря…
— Ну, давай подумаем, кем бы он мог быть, — предложил Иванушка, тоже принимаясь за просмотр отложенных супругой закладок, и тоже ничего не обнаруживая.
— Не думается у меня что-то ничего, — хмуро буркнула Сенька, и сердито оттолкнула «Занимательную магию» на край стола. — Тупость какая-то во всей голове… Наверное, спать охота. Ты не поверишь: с некоторых пор хронический недосып — мое естественное состояние. Всё. Ты как хочешь, Вань, можешь эти писульки хоть наизусть выучить, а я…
— Ваше высочество!.. Ваши высочества!.. — с грохотом дверь распахнулась, и в комнату влетел, запыхавшийся и покрасневший, канцлер управы. — Покойник!!!..
