Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]

— А ты ей способствовала в этом!

Баба-яга раздраженная, что не оценили ее хлопоты и приготовления, развесила слюнявые губы и обиженно засопела.

— Ну хорошо, хорошо! Ладно, скачала я сама примерю доспехи и маску, но план мне твой не нравится. Какие-то Тюремные Олимпийские игры. Вместо Херерова лучше бы Артур, что ли, дрался в финале, куда ни шла.

— Артуру драться только с клопами на постели. Примеряйте наряд, барышня!

Артур, вспыхнув, привскочил с кресла, чтобы схватиться с бабой-ягой, но та лязгнула клыками.

— Разорву! На клык надену!

Шелковников вновь, купаясь в восторге, сильно задышал человечиной, наблюдая второй раз в жизни стриптиз.

— Солдат в баню, что ли, ведут по улице? — прошамкала скабрезно Агафья, подбегая к окну. — Что-то солдатами сильно запахло.

Не увидев солдат, Агафья набросилась на Артура:

— Нечего на сестру пялиться, пошел бы ты в другую комнату, охальник!

Завидчая разделась догола, и Агафья восхитилась.

— До чего же ты душистая. Вот потому-то тебя вся нечисть слушается, что ты сама чистота, ароматами чистыми благоухаешь. Орхидея, как есть, орхидея, что твоя Африка и обе Индии.

Агафья блаженно потянула носом, закатив глаза. Шелковникову тоже показалось, что от тела Завидчей прокатилась волна цветочного аромата Он вдруг еще больше обиделся на волшебную красавицу, что она решила убить его друга вместо того, чтобы стать ему любящей женой.

Злая, но прекрасная волшебница сняла с манекена черную кожу и качала, как комбинезон, надевать ее на себя, превращаясь в настоящую негритянку. Агафья скрюченными пальцами вправила элеонорины соски в нужные места и теперь осталось только надеть маску да скрыть водопад золотых волос под кудрявым париком. Баба-яга, словно рыцарский шлем на голову воина, водрузила на свою хозяйку Маску Черной Смерти, и Шелковников вздрогнул, едва не вскрикнув, настолько преобразилось тело юной женщины, наполнившись безжалостной энергией разрушения, Из-под оскаленного рта Маски раздался свирепый возглас не то дикого зверя, не то хищной птицы, после чего Завидчая сделала, словно в каком-то ритуальном танце, несколько па, а затем резко подпрыгнула и, на лету трижды обернувшись вокруг своей оси, вспорхнула с середины огромной комнаты и, в полете преодолев метров шесть, обрушила удар ноги на полированную поверхность старинного двухтумбового стола, надвое переломив столешницу палисандрового дерева. После чего сорвала с лица маску и, вся дрожа от возбуждения с горящими глазами, испуганно выпалила:

— Какой ужас! Я готова была разбить стены. В меня будто вселился демон-убийца.

— Ну, теперь ты веришь, владычица, что Недобежкин будет не страшен тому, кто эту Маску наденет.

Завидчую все еще трясло от соприкосновения с Маской Черной Смерти. Она со страхом повесила ее на шею манекена и начала с помощью Агафьи снимать с себя кожу негритянки.

— Только берегись, матушка, чтобы на Маску не сел петух. Голубой Нилыч верно сказал, что Черная Маска родилась под знаком Крысы и боится только петуха.

— Я надеюсь, что бойцы будут сражаться не в курятнике. Откуда же ка Олимпийских играх, да еще тюремных, возьмется петух? А пока положите маску в сундук за семью печатями, пусть ее два орла стерегут, не смыкая глаз, а сундук двумя гадами ядовитыми обвей, чтобы никто их развязать не сумел, да накрой сверху хрустальным колоколом, пускай сразу звенит, если к го к нему притронется.

Завидчая начала надевать прозрачные чулки и застегивать пояс. Просунув голову в кружевную комбинацию, она добавила.

— И пусть мой Аргус в этом кабинете денно и нощно живет, пока мне эта маска не понадобится. Ой, награжу я тебя, Агафья, если удастся мне кольцо заполучить. Великими тебя наградами награжу, ко и казнями лютыми замучаю, если дело сорвется.

— Не сорвется, королевишна моя сахарная, а если и сорвется, то ты, матушка, сразу запасной план применяй, он еще вернее будет.

Шелковников насторожился, но что это за запасной план, Агафья не сказала. Вместо этого она позвонила по телефону Бульдину, и вскоре в комнату вошли слуга, возглавляемые Чечировым, который вел на поводке огромного страшенного пса.

Зверина сразу же уставилась своими недреманными буркалами на решетку воздуховода, за которой прятался юный разведчик. Не дав Аргусу залаять, Витя, от греха подальше, быстро-быстро на четвереньках кинулся по воздушному коробу скорее прочь — он и так узнал и пережил слишком много. По дороге Шелковников решил заехать в Елисеевский за колбасой. Ему еще предстояло приручить Элеонориного Аргуса.

Приставив к Маске Черной Смерти пса по кличке Аргус и приняв все предосторожности против похищения Маски Черной Смерти, Завидчая, простившись с Артуром, позвала в свой кабинет-будуар Агафью и там капризно объявила бабе-яге:

— Все-таки, Агафья, не дело доверять бой с Надобежкиным Косте Херерову, он испанец, горячая кровь…

Элеонора стала снова разоблачаться из своего делового костюма, чтобы переодеться в вечерний туалет.

— Почему бы тебе самой не схватиться с Недобежкиным? Если ты настаиваешь на поединке, то как мой вассал смело можешь сразиться за мою честь и, если победишь, кольцо все равно по законам ленного права будет принадлежать мне.

Завидчая закусила губы, ей пришла в голову еще более оригинальная идея.

— Или нет. Драться будешь не ты. Драться будет Повалихина.

Даже старая ведьма в душе содрогнулась от такого коварства своей повелительницы, она попыталась что-то возразить, но Элеонора остановила ее, блеснув очами:

— Не спорь! Я так решила. Твоя крестница передо мной очень виновата. Веди сюда мерзавку!

Старожилы-прихожане Пименовского храма, что находится в трех-четырех минутах ходьбы от метро «Новослободская», прекрасно помнят, что во времена церковных гонений в двадцатых годах приходской совет этой церкви принял обновленчество, и несколько десятилетий советской власти Пименовский храм назывался обновленческим. Может быть поэтому вокруг красивой, с нарядными иконами, просторной церкви вилось так много бесовских сил, пытаясь посрамить святого Пимена и надругаться над святыми иконами, потом)' что им казалось — их черное дело вот-вот будет сделано. Однако этого не случилось. Многие соборы Москвы пали под ударами разбушевавшейся на Руси дьявольской стихии — слишком некрепкой и поверхностной оказалась вера их прихожан, поддавшихся страхам и мирским соблазнам. Эти люди, которые не в сердце, а только на языке держали веру, как только понадобилось на деле доказать ее, тотчас же перебежали в стан антихристова воинства. Таково людское каиново племя во все времена. Лишь отдельные личности возвышаются среди мирских соблазнов, аки утесы в пучине морской. Об этих светочах человечества, не вертихвостах, не блюдолизах и не клятвопреступниках, каковым, надеюсь, является и читатель, повествует наша книга.

Так вот, дьявольским силам, несмотря на кажущуюся близость победы, так и не удалось ворваться в твердыню, воздвигнутую святым именем досточтимого Пимена, и немалая заслуг а в этом была нескольких незаметных старушек, протирающих светильники и паникадила, торгующих свечками, медными крестиками и копеечными иконками. Одна из них, Пелагея Ивановна Маркова, маленькая, высушенная годами, но еще сохранившая удивительную подвижность и теплые молодые глаза на морщинистом лице, стояла за свечным ящиком, когда в Пименовскую церковь робко вошли три члена ГРОМа: Ваня Ярных, автомобилист Колесов и несколько скептически настроенный Волохин.

Прозорливая Пелагея Ивановна сразу же заметила трех богатырей к шепотом позвала их к себе, поманив крючковатым пальцем.

— Ты, Татьяна, послужи за меня, — приказала ока подруге, передавая ей выручку и свечи.

— Вижу, вижу — трудное дело вы затеяли, — покачала головой ветхая старушка. — Ах, простая душа, не своим делом ты занялся, сынок!

Пелагея Ивановна ласково схватила Ваню Ярныха за ухо и, как мать в детстве, несколько раз небольно дернула.

— А ты много о себе воображаешь, парень! — она, как нашкодившему мальчишке, погрозила пальцем Волохину. — Постой, постой, да тебя не Сашкой ли звать?

— Сашкой! — откликнулся удивленный пенсионер.

— То-то я смотрю, ты, как Александр Македонский, напыжился.

— Так, это, значит, автомобилист, — обратилась она к Колесову. — Машинным маслом от тебя, милок, несет, как от пьяницы перегаром.

— Чую, зачем пришли, давно-давно был мне сон, а где же четвертый?

— Был четвертый, да по дороге у него опять машина сломалась.

Пелагея Ивановна вздохнула и перекрестилась, шепча:

— Все правильно, «много званых, да мало избранных», «не десять ли исцеленных было, где же девять?» — вот что говорит Господь, Это с бдагодарствием возвращается из десяти одни, а на брань хорошо, если из четырех трое идут, Великое дело вы затеяли, шельмецы.