— Так подними, — я, наверное, закричал.
Алёна встрепенулась вырвалась из моих рук и побежала по лугу.
— Нельзя, Аркадий, нельзя! — крикнула она набегу. — Несвободный ты, Аркаша, лебедь окольцованный, а был бы свободный, подняла бы я тебя и унесла за край земли…
Я смотрел, как бежала Алёна по полю, раскинув руки, как клонились к её ногам маковки цветов, а потом вдруг оторвалась она от земли и полетела вверх. Солнце зажгло своим сиянием её золотые волосы, ветер ласкал её гибкое тело, а она смеялась, купаясь в этом воздушном море, она поднималась всё выше и выше, пока не превратилась в тёмное пятнышко в лазурном небе. И казалось мне, что нет на свете ничего более естественного, чем это гибкая девичья фигурка, окутанная солнечным светом.
И вдруг Алёна возникла совсем рядом, раскрасневшаяся, словно напившаяся жизни с самого истока. Я невольно потянулся к ней, к её губам, и эти губы ответили мне, и у меня земля поплыла под ногами. Я вздрогнул и посмотрел вниз и увидел землю, бескрайнюю, сложенную из разноцветных лоскутков. Ветер шумел у меня в ушах, птицы парили совсем рядом, а я прижимался к хрупкой фигурке Даши, но мне не было страшно, я был счастлив… я летел…
Уже давно стемнело, и мы возвращались в деревню. Алёнка шла рядом в венке из полевых цветов, похожая на дриаду, а я никак не мог выпустить её из своих объятий. Мне казалось я сросся с ней, и она теперь часть меня. У меня всё ещё кружилась голова от безумного полёта, а ладони помнили жар её тела. Я шёл, шатаясь, как пьяный, прижимая Алёну к себе, может даже слишком крепко. На дороге, которая отделяла степь от деревни, кто-то стоял, высокий и ровный, как дорожный столб. Алёна вздрогнула и остановилась.
— Ты чего? — не понял я.
— Там мама, — страшным шёпотом проговорила Алёна.
Я взял её за руку и посмотрел в глаза.
— Не бойся, я рядом…
Арина Степановна молча смотрела на нас. Точнее на меня, тяжело так смотрела, словно душила глазами.
— Иди домой, Алёна, — глухо произнесла она.
Алёна зыркнула на меня несмело, я улыбнулся и слегка пожал её руку. Алёна с вызовом посмотрела на мать и побежала, через мгновенье её светлый силуэт поглотила темнота. Мы остались вдвоём. Арина Степановна продолжала молча смотреть на меня. Мне стало нехорошо.
— Я люблю её, — с трудом выдавил из себя. И в тот момент я был уверен, что это правда. — Я никому о ней не расскажу, и о вас тоже… Клянусь.
Арина Степановна продолжала молча смотреть на меня. И я понял, что сказал ещё не всё, что она хотела услышать.
— Я вернусь за ней, точнее к ней, слышите. Я останусь с ней. Я обещаю…
Арина Степановна пристально посмотрела на меня.
— Ты слово дал, Аркадий, помни… — и прибавила, помолчав. — Обидишь Алёну, прокляну…
Она исчезла в темноте, оставив меня в одиночестве и растерянности.
Поезд гремел свою заунывную песнь дальних странствий, а я лежал, закрыв глаза.
Мне не дали с ней попрощаться: рано утром, невесть откуда взявшаяся машина отвезла меня на станцию. И я, совершенно потерянный, погрузился в поезд. И теперь, приближаясь к городу, я не знал, что буду делать дальше, но в одном я был уверен, что обязательно приеду к ней, так же как она была уверенна, что я не смогу от неё уйти.
Я так и знал, что первого на работе встречу Степана Меньшова. Завидев меня, он скорчил умилительную рожу и как воробей запрыгал со ступеньки на ступеньку.
— Господи! — визжал он фальцетом. — Вернулся, вернулся живой, родименький…
Он бросился ко мне и сгрёб меня в объятья.
Захлопали двери и в коридор высыпали все любопытные.
— Отстань, Стёпка, — я оттолкнул его и хотел пройти мимо, но Степан схватил меня за плечи и завыл громогласно.
— Чую, чую, рвутся наружу!
— Кто рвётся? — спросила Леночка.
— Крылья! — завопил совсем уже невыносимо Степка.
Я втянул голову в плечи и протолкнулся к себе, но и здесь мне не дали покоя. Все толпились вокруг, дёргали за плечи:
— Ну, говори, ну…
Я молчал.
— Ну, что вы, не видите? — вдруг громко сказала Полина. — Он и так расстроен. Оставьте его в покое. — Она коснулась моей руки. — Не вышло ничего, да, Аркаша? Скажи им…
Это было так мучительно. Они не уходили, всё ещё ждали чего-то, я чувствовал, что одного слова достаточно, и я стану героем, все будут орать, тискать меня, слюнявить мне щеки, но я не мог. Я стиснул зубы, и в тот же момент Стёпка взобрался на стол и, скрючившись, как старушонка с клюкой, прошамкал:
— Летала я сынок, ой летала. По всей хате летала, когда дед домой пьяный приходил… Летала, соколик.
Девчонки прыснули. Меня знобило от досады.
— Не дрейфь, Аркашка, — усмехнулся Виталик, — говорят, в селе Кукуево снежного человека нашли. Он у тёток самогон ворует, можешь сгонять, искатель сенсаций…
Я вскочил:
— Да пошли вы все!..
— Прекратите вы, — снова вмешалась Полина, — ему и так плохо…
— Да пошли вы все, — на ходу вытаскивая из кармана сигареты я, расталкивая хихикающих сотрудников, двинулся к выходу.
— Нечего было перед начальством выпендриваться… — понеслось мне в след.
Я так и не понял, кто это сказал, но остановился. Мне так хотелось оправдаться, возмутиться… Теперь я сжимал в руке не сигарету, а липкие потные крошки. Все уставились на меня.
Я достал из сумки камеру и диктофон.
В эту ночь я впервые в жизни был до беспамятства пьян. Я ненавидел себя. Но Полина открыла мне дверь и позволила остаться. Она смотрела, как я пью, размазывая по роже пьяные слёзы, и внезапно заговорила о том, как давно она любит меня. Она не понимала, что со мной происходит, а я не объяснял. Мне так хотелось, чтобы меня пожалели, и она жалела. В эту ночь я изменил той, которую предал ещё днём. Я так надеялся, что до утра не доживу. Но дожил.
Прошло девятнадцать лет. Мне сейчас сорок пять. И у меня всё есть, работа, семья. С Полиной мы живём хорошо. У нас дети, и в карьере всё в порядке. Но моё устойчивое положение в обществе, это только для общества. А для себя… все эти годы, просыпаясь по утрам, я снова и снова ощущаю себя подонком. Ведь и на Полине я женился не потому, что полюбил, нет, мне просто очень удобно жить за её спиной, прятаться там от самого себя. От собственного убожества…
После той истории я живу, словно в тумане. Я так и не поехал к Алёне, да в этом, в общем-то, и не было необходимости. После моего репортажа в Большово ринулась общественность, и уже никакие силы не могли удержать Алёну в деревне. Она приехала в столицу, её изучали, но, как всегда, ничего не поняли. Потом она училась, что-то окончила, охотно давала интервью, участвовала в различных проектах, шоу. Стала одним из самых известных людей в стране. И за всё это время мы с ней ни разу не виделись. Я избегал встреч с Алёной, хотя она, по словам сотрудников, всё время спрашивала обо мне. Иногда я на цыпочках проходил мимо студии, где Алёну готовили к очередной съёмке. Я запирался у себя в кабинете и ждал, пока она уедет. Я попросту трусил, а потом, просматривая отснятый материал, я поражался, как же она изменилась. Я видел, что она уже не та, не та моя ласточка поднебесная со светлыми озерками глаз в коротеньком сарафанчике. С экрана на меня смотрела гламурная барышня, красивая, даже утончённая, но уже не та. И не было в ней той свободы, порыва, как раньше, словно ей обрезали крылья. Я обрезал…
Спустя два года Алёниной городской жизни я узнал, что она вышла замуж. Очень удачно, за молодого и успешного бизнесмена. Ещё год спустя у неё родился сын. И Алёна постепенно исчезла с экранов телевизоров, теперь у неё была новая жизнь. Лишь иногда в светской хронике упоминалось о том, куда отправилось отдыхать гламурное семейство, или какой новый супер-подарок приобрел бизнесмен своей бесценной жене.
Я остановил машину у высоких металлических ворот и нажал кнопку домофона. Скрипучий голос осведомился, кто я, и я представился.
Ворота медленно отворились, я заехал во двор, который по размеру напоминал стадион. Я припарковался и вышел из машины. Среди причудливо выстриженных кустов замаячила синяя форменная одежда. Мне навстречу шла стройная девушка, одетая, как стюардесса. Она улыбнулась широкой профессиональной улыбкой.
— Добрый день, Аркадий Петрович. Алёна Игоревна ждёт вас.
Она пошла впереди по дорожке, я двинулся за ней. Мне бы хотелось идти помедленнее, чтобы хорошенько всё осмотреть. Не часто приходится бывать в таких роскошных апартаментах. Огромный двор, роскошный сад и дом, напоминающий замок.
Горничная распахнула передо мной дверь, и я очутился в гостиной. Здесь всё было по последнему писку моды. Дизайнерская работа. Я был ослеплён причудливостью убранства комнаты и не сразу заметил хозяйку дома. Алёна поднялась и пошла мне навстречу, протянув руки.
