Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]

— Никак невозможно согласиться ка это! Подумай сам, ты же неглупый человек. Тьфу! Какой же ты человек, когда ты есть Сатана, — оговорился отставник. — На ком больше ответственности, на командире или на подчиненном? Я сам был майором и знаю, что трудов у меня было больше, чем у рядовых, а благ, какие имеют полковники да генералы, никаких.

— Будь по-твоему! — воскликнул Сатана. — Забирай всех до майора включительно и проваливай с моих глаз.

— Вот и опять ты глупость сморозил, а еще ученый… — Маркелыч снова чуть было не сказал «человек», но удержался, вспомнив из Закона Божьего, которому обучался в церковноприходской школе, что Сатана есть падший ангел. — Пойми сам, меня же засмеют, если я приведу всех до майора. Скажут, сам майор, вот и потрафил только до майора, а это будет кумовство и по-нашему блат.

— Хитер ты хуже беса! — зло расхохотался тут Сатана. — Как звать тебя, старик?

— А я не боюсь, Враг Рода Человеческого, назвать тебе свое имя. Побожий я, Тимофей Маркелыч.

— Слушай меня, Маркелыч, уговор дороже денег, забирай всех солдат до подполковника включительно и уходи отсюда поскорее Эй, Вельзевул! Собери все эти грешные солдатские души, невзирая на то, кто за что попал к нам, и проводи с ним до дороги в рай. Берегись во второй раз попасть в мое царство, Маркелыч!

С этими словами, хохоча, полетел Сатана в глубь ада, радуясь, что забыл старик потребовать спасения всех согрешивших женщин. Вспомнил об этом ветеран и сильно опечалился, но идти на попятную было уже поздно.

— Прощайте, герр майор! — отдала ему честь генеральская душа немца с Рыцарским крестом на шее. — На войне, как на войне, не всем везет.

Полковники и генералы сложили оружие и, простившись с теми, кому посчастливилось не дослужиться до высоких чинов, начали залезать в котлы, куда черти уже заливали кипящую смолу из многотонных смоловозов…

Крылатый Вельзевул, который тоже кидал в Маркелыча огненные стрелы, гремя железными крылами, начал от давать приказы и носиться в небе над всеми девятью кругами ада, собирая грешные солдатские души. Побожий слез со своего великана, на которого пересел, когда лопнул Гуго Карлович, и, огрев его на прощанье кнутом, повел свое воинство через адские врата, между пропастей и безводного, необъятного океана, где нет ни пространства, ни ширины, ни длины, ни высоты, ни времени, где царствуют, борясь друг с другом, Сухость, Влажность, Холод и Жар, получат в награду лишь Боль и Страх.

— Ну, мы и задали чертям перцу! Ох, и натерпелся я здесь, Маркелыч! — радостно крикнул знакомый голос.

Побожий увидел бредущего рядом с ним старшего лейтенанта Егорова.

— А, Баламут, — вспомнил он его милицейское прозвище, — Ты, Алексей Егорович, всегда много болтал лишнего, вот и очутился в пекле Не отвлекай меня, а то Сатана враз с правильного пути собьет.

Постепенно дорога вывела их из Хаоса к Свету, и начали попадаться чахлые кустарники, а вскоре зажурчал и ручеек, к которому бросились бывшие воины, чтобы напиться потрескавшимися от адского пламени губами. Отрадно было старому ветерану наблюдать, что пошло пребывание в аду на пользу многим его сотоварищам, начали они пропускать к ручью вперед себя души женщин-санинструкторов и бывших летчиц. Старик даже засомневался, а не рано ли он вывел эти души из пекла, однако вспомнив, какие муки терпели они, прогнал от себя эти кощунственные мысли, решив, что дальнейшее их перевоспитание более успешно завершится в раю.

Через некоторое время зацвели деревья вокруг дороги, которая перестала пылить и мягчайшей скатертью начала расстилаться у путников под ногами, и птицы, еще не райские, но уже запели сладкими голосами, предвещая, что рай близок. И вдруг, словно солнце, даря глазам неизреченную радость, засверкали райские врата, и апостол Петр встретил их у порога.

Глядя в неописуемо благостный лик божьего угодника, несмышленым мальчишкой почувствовал себя старый ветеран и, зная за собой множество грехов, далее не решался; идти, чтобы не осквернить собой райские чертоги. Да и все Маркелычево воинство, оробев, остановилось. Старик оглядел воинские души, многие из них были в рваных вылинялых кителях и гимнастерках, почти все шли босыми.

— Что же ты, Побожий, испугался? — с улыбкой обратился к нему апостол Петр. — Сатаны не испугался, а меня испугался? Ну, входи, входи! Молодец, посрамил Сатану в честном бою и столько погибших душ спас. Все входите.

Робевшие за спиной Маркелыча воинские души, услышав, что апостол их приглашает в рай, поспешили к воротам, и в них непроизвольно произошла небольшая давка, в которой слегка помяли и самого апостола Петра, и доблестного ветерана. Как только бывшие грешники переступали за порог, лики их и весь облик сказочно преображались, и они, благостно сияя, разбредались кто куда по райским кушам.

Апостол, ничуть не обидевшись, что его оттеснили от ворот, вынул из ладони Побожего кнут и бросил с неба на землю, после чего взял героя за руку и самолично ввел в рай.

Невозможно никакими словами описать, как возвеселилось сердце старого майора, почувствовав райские дуновения. Апостол Павел вышел им навстречу и тоже взял старика за руку.

— Что, не ожидал ты такого благолепия? — спросил он с улыбкой.

— Ум и душа земная не может этого вместить! — отозвался в слезах радости ветеран.

— Вот и оставайся здесь, Христос тебя благословил! — ответил апостол Павел.

Возвеселился от этих слов человек. Словно камень, который всю жизнь носил он на сердце, спала с него тяжесть бренного существования, но вспомнил он своих друзей и жену Лукерью Тимофеевну, которая могла обидеться, что второй раз уже не смог он отведать приготовленной ею окрошки. Упал тут Побожий в нога святым апостолам и, кланяясь до земли, сказал:

— Не могу я остаться живым в раю и бросить своих товарищей в беде. Понял я, что не всю нечистую силу утащил за собою в пекло. Хочу с друзьями разделить их судьбу.

Опечалились апостолы Петр и Павел.

— Да ведь второй-то раз можешь ты не попасть в рай. Ведь сейчас-то ты прошел в рай по вере своей да по доблести, а второй раз по делам да по совести пойдешь.

Приложил апостол Петр к Маркелычу мерило праведное и опечалился, увидев, что по многим грехам никак не попасть в следующий раз доблестному громовцу дальше чистилища.

Апостол Павел меж тем махнул рукой, и ангелы накрыли прямо среди райских кущ под белоснежной скатертью стол и пригласили Побожего откушать с дороги, выпить и закусить, чего Бог послал из божественных яств и зелий. Отказываться было неудобно, и Маркелыч сподобился чинно откушать в компании двух апостолов и, зная меру, лишь трижды поднял золотой ковш: первый раз в благодарность Святой Троице, второй раз за здоровье хозяев, а третий раз за упокой душ всех невинно убиенных святых угодников.

— Нет ли у тебя какой просьбы или желания? — спросил апостол Петр, испытывая ветерана.

— Слышал я в детстве, что больно хорошо у вас ангелы поют и играют на арфах, хотелось бы послушать.

И сейчас же появились белокрылые ангелы с арфами в руках, и один из них, выйдя вперед и припав на колено, нежным голосом спросил:

— Какую вы песню хотели бы послушать?

— Знаешь ли ты, добродию, такую песню «Ой, калина с малиной над лугом стояла»? — спросил бравый громовец, несколько конфузясь, что, может быть, не знает этот пригожий парубок такой песни.

— Нам, по воле Господней, все песни известны, и эта тоже.

Ангел, словно дивчина, скромно потупил глаза и, отступив, подал знак своим музыкантам, после чего необыкновенно трогательным голосом затянул:

Маркелыч, прослезившись, подтянул:

Когда ангелы и Побожий закончили петь, апостол Павел в свою очередь спросил:

— Нет ли у тебя еще какой-нибудь просьбы?

Чтобы не обижать святого старца, вспомнил Маркелыч, что с детства, когда еще лазил с мальчишками по чужим садам, все интересовался, намного ли райские яблочки вкуснее тех, что росли в саду Опанаса Сливы.

— Хотелось бы мне сейчас отведать райского яблочка, а более у меня никаких просьб нет.

Апостол Павел кивнул, и тот же ангел, что спрашивал о песне, упорхнул на своих белых крыльях в гущу райского сада и, в мгновение ока вернувшись, припал на колено, протягивая на ладони старику самое настоящее спелое райское яблоко. Взял его Маркелыч из рук нежного ангела, а надкусить не смог.

— Что же ты, братец, не кушаешь? — спросил его апостол. — Не стесняйся, ешь.

— Душа не велит такую красоту в рот тянуть, — ответил майор и, обратившись к ангелу, сказал: — Возьми, хлопец, его назад, для твоей ручки оно сподручнее.