– Что говорили? – глупо улыбнулся парень.
– Про беглецов что говорили, идиот!
– Про беглецов? – задумался Ердан. – А! Вспомнил! Бородатый такой, ага. А второй – наполовину седой! Точно, помню! У меня память отличная! Мамка, когда посылала меня на базар, всегда говорила: «Ердан, запомни»…
– Заткнись, болван! – Молодой стражник больно ткнул пальцем в грудь своего глуповатого коллеги и презрительно сплюнул на мостовую. – Быстро пошел к фургону, загляни в него и сразу беги к старшему! Бегом беги! А то он шкуру с тебя спустит – вон как уже поглядывает, того и гляди сожрет! Как зверь лесной!
Ердан опасливо посмотрел через плечо, увидел, что старший пялится на него со зверским выражением лица, и трусцой побежал к фургону. Подбежав, поморщился – от фургона несло дерьмом, да так, что просто в нос шибало, ну настоящий передвижной деревенский сортир!
Стражник перевел взгляд на женщину, держащую в руках вожжи, – ее лицо было по самые глаза завязано тряпкой, пропитанной чем-то вонючим, с резким запахом. Тонким, пронзительным голосом женщина квакнула, как жаба из темного угла:
– Черная желтуха!
Ердан вначале не понял – смысл слов вообще туго до него доходил, мать всегда добавляла к своим словам подзатыльник, говорила, что так знания вбиваются в его голову быстрее, – запрыгнул на подножку фургона и посмотрел на содержимое. И пожалел об этом.
Женщина, которая лежала на дне фургона, была совершенно лысой, ее череп высовывался из-под испачканного сукровицей платка, и на нем красовались кровавые язвы. Изо рта женщины шла белая пена, от больной пахло дерьмом, да так, что с ног сшибало, по телу проходили судороги, его просто корежило, будто внутрь вселились демоны.
И тут до Ердана наконец дошло: черная желтуха! Смерть! Парень спрыгнул на мостовую и помчался к старшему, икая, спотыкаясь на булыжниках, упал в кучу навоза, снова поднялся и, не отряхиваясь, вымазанный в лошадиных яблоках, побежал дальше, прямиком к скучающему у стены командиру наряда.
– Там… там… – задохнулся Ердан, подбежав к старшему.
– Чего там? – лениво спросил Гагуз, презрительно скривив губы. Ердана недолюбливали за глупость, хотя парнем он был совсем даже неплохим.
– Две бабы! Одна вся в язвах, в дерьме, воняет, как сортир! Обделалась, видать! Черная желтуха! Я помню, мне мама рассказывала, как…
– Задолбал ты со своей демоновой мамашей! – оборвал его старший наряда. – Вот что, давай-ка назад, к фургону, и чтобы духу их не было в городе через двадцать ударов сердца! Иначе я оболью фургон маслом и подожгу вместе с содержимым! Так им и скажи!
Ердан кивнул и помчался назад, к фургону с больной женщиной. Не добегая шагов десяти, остановился и прокричал дородной возничей:
– Быстро из города! Старший велел не задерживаться, а то он вас спалит в огне! Как головешки! – Это он уже добавил от себя, для пущей важности и чтобы как следует напугать неповоротливую бабу.
Та кивнула, хлопнула вожжами, и лошадки резво взяли с места, огибая скопившуюся у ворот очередь. Люди с ужасом смотрели на страшный фургон и делали знак оберега, молясь всем богам сразу. Нет страшнее болезней, насылаемых богами за прегрешения человеческие, и одна из самых страшных – черная желтуха. Ее даже маги-лекари отказываются лечить. Впрочем, черной желтухой обычно болеют люди бедные, у которых нет денег на мага-лекаря… богатых людей, живущих в больших, чистых домах, такая напасть почему-то обходит стороной.
– Долго еще?
– Часа два. Потерпи.
– Потерпи! А ты попробовал бы полежать в дерьме, не так бы заговорил!
– Верю, верю! Мне даже тут неприятно сидеть, поодаль от тебя… хе-хе-хе… ничего, там будет дорога влево, чуть в гору. Старая дорога. Она давно не используется – все едут трактом, а мы по старой дороге, по ней путь в два раза короче.
– А почему ее не используют? Почему забросили?
– Хм… понимаешь, как только проложили тракт, по старой дороге мало ездят. Тварей стало больше, люди боятся углубляться в Лес. Дорога проходит в самой его чаще, туда осмеливаются заходить только наши. Впрочем, сейчас все больше и больше отрядов уходит в Лес – ищут золото, камни, добывают ценную древесину. Там есть редкое дерево, которое издает очень приятный запах, и притом стойкий. Рубят, выносят. Из него потом делают благовония для женщин, поделки всякие. Красивая древесина, приятная.
– И ваши рубят?
– Нет. Мы не рубим Лес. Те бревна, из которых построена наша деревня, вывезены из-за границ леса. Зверей добываем, да, шишки, ягоды собираем, но деревья не рубим. Никогда. Живые деревья, конечно. Сухостой – пожалуйста, надо же что-то жечь в очаге… Скоро будет водопад, там искупаемся, бросим эту вонючую бабскую одежду и верхом поедем дальше. Лошадей и фургон куплю в селе. У того же старосты. На дом поменяю. Зачем он нам теперь в дальних краях?
Урхард вздохнул и тут же закашлялся – вонь, идущая из фургона, была такой густой, что казалось, висит в воздухе. Хорошенько постарались, переправляя содержимое сортира менялы внутрь фургона. Сработало. Увы, пришлось побриться и обрить налысо Андруса, нарисовав ему язвы. Но волосы – дело наживное, была бы голова, на которой они вырастут, а если эту голову снимут, будет все равно, лысый ты, бородатый или бритый.
– Человеком себя почувствовал… хорошо быть чистым!
– Ты слишком много думаешь о чистоте! – хохотнул Урхард. – Как моя жена! Ада целыми днями чего-то начищает, намывает – меня одолела своими приставаниями, гоняет мыться! А по-моему, для мужчины главное не чистота, а совсем другое!
– Грязь, что ли? – ухмыльнулся Андрус.
– При чем тут грязь?! Ну чего фальшивые кости бросаешь! Прям как Беатка – так вывернешь, что все получается не так, как я имел в виду, а совсем по-другому! – Урхард возмущенно фыркнул и продолжил: – Для мужчины главное уметь защитить свою семью, быть мужчиной, а не тряпкой. Быть стойким. А еще – держать свое слово! Никто и никогда не мог сказать, что я не держу свое слово! Мое слово на вес золота!
– Это хорошо, – рассеянно заметил Андрус. – Нам еще далеко ехать? Скоро к селу выедем?
– Мы только в центр Леса въехали, – невольно оглянулся Урхард, – самая пуща! Смотри, запоминай – тут немногие были! А если и были – отсюда не возвращались! Красотища, да?
– Красотища, – согласился Андрус. – Непонятно, как эти деревья вообще стоят. Интересно, какая у них высота?
– Да кто знает? – довольно хмыкнул Урхард. – Я в детстве видел упавшее дерево. Так вот, пока дойдешь от корней до вершины, замучаешься шагать!
– А может, просто маленький был? – улыбнулся Андрус. – Вот и шагал долго.
– Может, и так, – согласно кивнул Урхард. – Тьфу! Как гляну на твою лысую голову, жуть берет! Такие шрамы… и как ты жив остался – ума не приложу. Даже перевертыш должен был башки лишиться! Везучий ты! Узнать бы, как ты здесь оказался! Любопытно, просто сил нет никаких!
– Любопытно… – бесцветно сказал Андрус, и Урхард покосился на спутника:
– Что? Что случилось? Ты что-то почувствовал?
– Да. И не могу понять, что это. С тех пор как в Лес въехали, ощущение такое, что за нами кто-то наблюдает. Кто-то огромный, равнодушный… и он будто очнулся от сна. Это мы каким-то образом его пробудили.
– Лес. Я тебе уже говорил, – отмахнулся Урхард. – Он живой. Да-да, не смотри так! Я верю, что он живой, и многие наши верят. Мы уже привыкли, а от новичков, что в Лесу никогда не бывали, я слышал такие же слова, как от тебя.
– А не жалко будет, когда уедешь? – прищурился Андрус. – Не жалко бросить Лес?
– Жалко, само собой, – пожал плечами купец, – но семья дороже. Лес живет своей жизнью, мы своей…
– Стой! – перебил его Андрус. – Стой!
– Что такое? – всполошился Урхард. – Твари?
– Не могу понять, – выдавил из себя Андрус. – Ты видишь, лошади волнуются? И я что-то чувствую…
– Да что ты чувствуешь?! – яростно шепнул Урхард. – Ну, что молчишь?
– Подожди… они смотрят. Им… или ему – любопытно. Он не злой. Но и не добрый. Он не сердится на нас. Он был равнодушным, но что-то случилось, и теперь он не равнодушен.
– Ты что, – сдавленным голосом прошептал Урхард, – ты слышишь Лес?! О боги!
– Не знаю… – тускло ответил Андрус. – Я слышу, как вокруг нас собираются существа. Вероятно, это твари. Но они ждут, не нападают. Он чего-то хочет от нас. Чего-то такого, что я не пойму… не могу понять. Он не может сказать.
– Зачем я поехал через лес? – горько спросил Урхард. – Ну какого демона я сюда влез?! Ведь знал, что тут уже давно никто не ездит!
– Вон они! – Андрус показал куда-то вправо, и Урхард увидел толпу тварей разного вида, размеров и облика.
Здесь были такие твари, о которых купец и не подозревал, – похожие на пауков с человечьими головами, лошади с мужскими и женскими торсами и клешнястыми руками, гигантские змеи, голова которых была человеческой, за исключением узких глаз, сумрачно рассматривающих путников. Из пасти каждой змеи торчали длинные и очень неприятные на вид зубы длиной около пяди. Купец прикинул – такие зубы могли бы достать до сердца, если бы «змея» ударила в грудь человека.
