Впрочем, оставалось такое, чего нельзя ни объяснить, ни прилепить на артефакт.
Эдгар начал вызывать свидетелей. Дмитрий, сцепив зубы, краснел, когда выходили и давали показания Инквизиторы, которые в парке были уверены, что идут ему на выручку, а в ответ получили Сеть и укус Канцелярской Крысы.
Затем подсудимый услышал: «Трибунал вызывает Артема Комарова».
Бывший вампир недоуменно покрутил головой, но поднялся и встал перед судьями.
– Что сказал вам наставник Дреер перед тем, как началась операция?
– Ну… – Артем старался не глядеть в сторону Дмитрия. – Что он остается с нами. Что никуда не уйдет. А еще он разговаривал со своим внутренним голосом… В смысле, с кем-то через Сумрак. Мы-то думали, что он нас предал и открыл портал.
– Думали? А сейчас?
– Это его предали, а не он нас. Извините, Дмитрий Леонидович… – Артем все же посмотрел на Дреера.
Дмитрий кивнул.
– Молодой человек, в настоящий момент речь не об этом, – сказал Эдгар. – По-вашему, что стал бы делать наставник Дреер, если бы не начался штурм?
– Не знаю, – ответил Артем. – Придумал бы что-нибудь. Он всегда что-нибудь придумывает.
– Вы можете сесть на место. У Трибунала больше нет к вам вопросов.
Артем нехотя вернулся к другим «мертвым поэтам», и Дмитрий увидел, что походка у него теперь совсем другая, как будто бывший вампир не тащит на себе ничего тяжелого, а все выбросил сквозь решетку.
– Вам есть что добавить, подсудимый? – спросил Эдгар.
– Нечего. – Дмитрий едва не ляпнул «ваша честь». Слишком сильны еще были человеческие инстинкты.
– Трибунал вызывает старшего Инквизитора первого ранга Константина Стригаля, – объявил Эдгар.
Стригаль отделился от группы серых балахонов, откинув капюшон. Только так Дмитрий и понял, что он тоже находится в зале.
Той злополучной ночью Дмитрий нашел мокрого Стригаля на берегу Большого пруда. Инквизитор, как он и предполагал, щелкал пальцами и цедил заклинания, перемежая их ругательствами. Никак не верил, что больше не маг. Впрочем, и без способностей ходил недолго.
Стригаль отвечал на вопросы корректно, и, сколько ни крути, все его ответы оказывались, как ни странно, в пользу Дмитрия.
– Кто именно принял решение о штурме?
– Я сам. Из всех неблагоприятных вариантов штурм был наименьшим злом.
– Вы сделали триггером заклинания «нет» обвиняемого. С какой целью?
– Перестраховка. Я выступил аватарой уважаемого Грандмейстера Кюхбауэра во время диалога с наставником Дреером. Мне неизвестен предмет разговора, тем не менее было ясно, что ситуация критическая, а наставник Дреер колеблется. Тогда я решил привести в действие план на оба случая – если он согласится открыть портал и если нет. Поэтому настроил запуск при однозначном отрицательном ответе в любой форме.
– Считаете ли вы, что начатая операция могла спровоцировать младшего Инквизитора Дреера на неадекватные действия?
– Безусловно, – ответил Стригаль. – Как и последствия от удара по голове хвостом этой девушки…
Он указал на Машу Данилову. Та залилась краской. Иван, сидевший рядом, раздул ноздри и разве что не зашипел.
– Трибунал больше не имеет к вам вопросов, – объявил Эдгар.
– Разрешите еще пару слов, – вставил Стригаль.
– Говорите, – позволил Эдгар.
– На мой взгляд, наставник Дреер в первую очередь не Инквизитор. И даже не педагог. Выражаясь словами одного романа, он ловец над пропастью во ржи…
– Высказывайтесь по существу, – оборвал Эдгар.
– Тогда прошу зафиксировать мое мнение. – Стригаль посмотрел в сторону пустой конторки. Там одинокое гусиное перо без всяких чернил само бежало по страницам толстого фолианта, быстро и четко стенографируя ход процесса. Это заклинание так и называлось – «Самописец». – Наставника Дреера следует освободить из-под стражи, наложить блок памяти и без дальнейшей инициации позволить заниматься педагогикой.
«Вот уж спасибо», – подумал Дмитрий.
– Зафиксировано, – сказал Эдгар. – Можете вернуться на свое место. Есть ли в зале Иные, желающие добавить нечто к сказанному ранее или опротестовать?
– Есть, – раздался звонкий голос.
Анна Голубева вскочила.
– Дмитрий Леонидович не виноват! – выкрикнула она, и эхо разнесло эту весть под сводами. Даже вроде бы тряхнуло вековое спокойствие пламени здешних свечей. – Судите нас, а не его. Мы все начали!
– Мнение принято, – сказал Эдгар, и Дмитрию почудилась его легкая снисходительная улыбка.
– Есть, – послышался еще один голос, грубый и басовитый.
Со своего места поднялся всклокоченный Буреев.
– Мы это… в общем… Короче, не Леонидыч все замутил, а мы. Мы виновны. Нас сажайте, а не его. Или куда нас там, в Сумрак, что ли…
Казалось, еще немного, и Гоша перепрыгнет кафедру и встанет рядом с Дреером. Может, даже плюнет сквозь решетку под ногами для храбрости.
– Он не виноват, – встал и Артем Комаров. – Это я все придумал.
– А я участвовал! – вскочил Толик Клюшкин. Он улыбался своей неисправимой и нестираемой никакими кошмарными последствиями улыбкой.
– Он не виноват, – хором сказали, вставая, близнецы Даниловы.
– Не виновен! – пустил петуха голос Стаса Алексеенко, вскочившего одновременно с экс-нагом и экс-нагайной.
– Ну вы даете… – повернулся к ним Дмитрий.
– Зафиксировано, – сказал Эдгар. – Можете садиться.
Гусиное перо разве что не искрило над книгой.
– Подсудимый, встаньте! Вам есть что добавить?
– Нет, – ответил Дмитрий.
– Вы признаете свою вину?
– Я признаю, что действовал осознанно и в здравом уме.
– Считаете ли вы, что начало операции подтолкнуло ваши действия?
– Если бы не операция, то я бы, наверное, так быстро не сообразил, что делать. Это все, что могу сказать.
– Время решения Трибунала, – объявил верховный уполномоченный.
На несколько секунд воцарилась тишина, лишь скрипнуло еще пару раз перо-самописец, занося последнюю реплику.
Судьям на Трибунале не нужно удаляться на совещание. Они разговаривают беззвучно, и этот обмен репликами закрыт для любого, даже мага вне категорий.
– Оглашается вердикт по делу младшего Инквизитора Дмитрия Дреера, – начал Эдгар. – Вина младшего Инквизитора Дреера считается доказанной. Согласно уставу, Инквизитор Дреер должен быть подвергнут немедленному развоплощению, в частном случае – приговорен к физической смерти.
– Нет! – взвизгнула Анна.
– Вы не можете, сво… – с грохотом рванулся Буреев.
– Молчать! – неожиданно рявкнул Эдгар. – Оглашается приговор! Кураторы! Если раздастся еще хотя бы один звук оттуда, заморозить всем голосовые связки! Итак… – Он без перехода вернулся к своей размеренной манере. – Трибунал вместе с тем принимает во внимание смягчающие обстоятельства. Деактивация опасного артефакта и снятие потенциальной угрозы для Иных по меньшей мере всей Восточной и Западной Европы. Отсутствие тяжких последствий для сотрудников, за исключением временной потери способностей и уровня. Организация явки с повинной группы нарушителей в полном составе. Предоставление ценностей в распоряжение Инквизиции…
Здесь Дмитрий не удержался и хмыкнул. Флакончик с Тенью Анны он вручил лично Дункелю. Всем было известно: то, что попадает в руки Кармадона – Совиной Головы, никогда этих рук не покидает. Надежнее места для хранения джинна в бутылке нельзя было представить. Как знать, может, этот сосуд далеко не первый в европейском схроне артефактов – им Дункель официально и заведовал.
– …а также мотивы подсудимого. По долгу службы надзиратель Дреер был призван обеспечить не только соблюдение Договора, но и безопасность воспитанников. В связи с этим Трибунал считает возможным ограничиться условным осуждением и мерами административно-магического характера. Инквизитор Дреер поражается в правах сроком на двадцать лет. Ему разрешается применять магию только для выполнения своих профессиональных обязанностей. Подсудимый, вам ясен смысл решения Трибунала?
– Да, – сказал Дмитрий.
Анна смотрела на Дреера влажными, но абсолютно счастливыми глазами.
– Оглашается решение по делу группы учеников объединенной школы-интерната при Ночном и Дневном Дозорах Российской Федерации под патронажем Европейского Бюро Инквизиции, – снова объявил Эдгар.
Дмитрий напрягся.
– Вина означенных лиц не подлежит сомнению. Однако ввиду явки с повинной… чистосердечного признания… а также молодости и физического состояния… В связи с полной потерей магических способностей… Трибунал решил ограничиться пожизненным лишением права использовать магию! Учитывая возраст и в качестве смягчающей меры – наложить полный блок памяти об Иных до совершеннолетия. Из объединенной школы-интерната воспитанники переводятся в обычные человеческие. Европейское образование оплачивается из казны Инквизиции.
