— Прости, конечно, если чего не так похозяйничали, дедушка, — помрачнела физиономия и царевны, — но за те пять часов, что провели на приеме у победителя — неподражаемого барона Жермона — уходились мы, как сивки на горках: ноги не держат, и слова нехорошие не держатся… А что касается первого конкурса… Аристократия, ешки-матрешки!.. Из сорока двух вопросов ответили на одиннадцать! Из них — три ответа Кондрахины, два — свита подсказала общими усилиями, еще два — советники присоветовали, а остальные… ох, лучше не напоминай.
— А вы над чем сейчас работаете? — вежливо поинтересовался Иванушка, галантно прикрывая тыльной стороной ладони зевок.
— Я… я… я…Я вспомнил!!! Вспомнил, что хотел поглядеть!!! Но где же он?.. Ох, ворона старая — опять куда-то задевал!.. Хотел ведь поближе положить, чтобы вам показать — и на тебе!.. — сокрушенно хлопнул себя по тощим ляжкам старичок и вдруг бросился и зарылся в белые горы своих записей, как ныряльщик в волну. — Сейчас, сейчас, сейчас…
Исписанные и чистые листы полетели во все стороны из-под его торопливых рук будто брызги, но старик не обращал на них внимания.
— Где-то видел, где-то видел… где-то видел… А в словаре?.. Так, так, так, так… Ага, есть!.. Нет, не то… А где тогда?.. А на тумбочке?.. Где-то было, где-то было, где-то было… А под столом?.. Где-то было…
— По-моему, это надолго, — шепнула Серафима и силой усадила обратно на диван порывающегося пособить в поисках неизвестной пропажи супруга.
— Может, всё-таки найдется?.. — с надеждой предположил Иванушка.
— А, может, мы завтра зайдем? — начала исподволь движение в сторону двери она, но Голуб, уловив тревожный сигнал, резко вынырнул из пергаментной кипы, глотнул относительно свежего воздуха, молекулы кислорода в котором еще не были замещены на сто процентов молекулами вековой пыли, и испуганно выпалил:
— Нет-нет! Что вы! Ни в коем случае! Я после поищу!
— А, может, всё-таки, и мы… после?.. — прикрываясь ладошкой, во весь рот зевнула Сенька и ткнулась головой в плечо мужу. — Ну, чего такого срочного у тебя может быть на ночь глядя? Еще одну корону нашел, или меч-кладенец и сапоги-самоходы в придачу?
— Вообще-то, я пригласил вас, чтобы сообщить потрясающее известие, — мгновенно выбросив из головы самовольную ускользающую мысль, дрожа и ломая пальцы от радостного возбуждения, выпалил старик известие, жегшее ему язык целый день без перерыва. — У царства! Костей! Есть! Законный! Наследник! Престола!
— Четыре, ты хотел сказать, — жалобно окинув его слипающимися глазами, снова звонко зевнула Серафима. — Этой новости уже три дня, дед. И впрямь, здорово ты от нашей эры приотстал-то среди своих бумажек…
— Нет, не четыре! — взвился старик, словно царевна наступила ему на собрание хроник правления Нафтанаила Второго. — Не четыре, девушка! А один! Один, и юридически неоспоримо легитимный, а не какой-то там десятый брат шестой сестры троюродной жены отставного лакея!
— Что?!.. Не может быть!!!.. — подскочили с диванчика, взметая вокруг себя пергаментно-бумажную бурю, лукоморцы, но старик на этот раз даже не обратил на это внимания.
Он встал со стула, скрестил вымазанные чернилами руки на впалой груди, придавив седую с фиолетовыми прядями бородку, и торжествующе ухмыльнулся, словно это он сам, лично, и был тем наследником.
— Может!
— Где написано?..
— Как его зовут?..
— Где его найти?..
— Кто он?..
— Почему скрывается?..
— Когда…
— Тихо, тихо, тихо, гости дорогие, — вскинул сухонькие ладошки цвета «канцелярский камуфляж» старичок, будто защищаясь от стремительного потока вопросов, обрушенного на него гостями. — Не спрашивайте меня ни о чем. Больше я всё равно ничего не знаю.
— Как?!..
— Ну, кроме ответа на ваш первый вопрос, где написано, конечно. Вернее, знал. До вашего прихода, — несколько ворчливо сообщил он и, осторожно маневрируя по заваленному пергаментами паркету как по минному полю, добрался до подоконника и снова углубился в поиски.
На этот раз гости следили за ним с вниманием голодающих за раздачей хлеба.
Всего через пять минут нужный период истории был отыскан, бережно расправлен, любовно разглажен и торжественно водружен на стол для всеобщего обозрения, одобрения и восхищения.
— Вот, поглядите — почти шесть веков, а как сохранился!..
— Про что там? — жадно вперилась нетерпеливым взором в незнакомые буквы Сенька.
— Дословно сейчас не прочитаю, в словарь придется лезть, да это и не нужно. Главное, что нам необходимо знать, то, что при смене царя на престоле Медведей всегда, неизменно и неотвратимо появлялся гигантский кабан…
— Первый раз слышу, — недоверчиво покачало головой царевна.
— Костей правил всего лет пятьдесят, горожане не забыли бы… — растерянно поддержал ее Иванушка, но дед Голуб, не слушая их, договорил, упрямо мотая головой при каждом слове:
— …до того, как страну захватили кочевники.
— Кочевники?.. Но при чем тут?..
— Ты бы еще сотворение мира вспомнил, — разочаровано выпятила нижнюю губу и хмыкнула Сенька.
— И вспомню, если понадобится! — воинственно выставил вперед жидкую бороденку Голуб. — Но пока в такие дебри углубляться не будем. Я прочел, полагаю, едва ли двадцатую часть от того, что мы нашли, может, и того меньше, и о многом судить еще рано. Но одно сказать могу твердо. Около пятисот лет назад то, что происходит сейчас, было обычным явлением при смене правителя династии Медведей.
— А разве она никогда не прерывалась?.. — нахмурился Иван.
— Нет. Нафтанаил Злосчастный — прямой потомок того самого первого монарха, Мечеслава Великого, который положил начало этой династии почти восемьсот лет назад. Не могу объяснить пока как, но появление нашего переросшего поросеночка связано с восхождением на престол нового Медведя как дым с огнем! Причем именно Медведя по крови, а не какого-нибудь там кума пятой сестры третьей жены! Чуете?
Лукоморцы, ошеломленные новостями полутысячелетней давности, сосредоточенно примолкли, переваривая услышанное и пытаясь так и сяк примерить его на пошедшую вразнос современность.
Наконец, Иван задумчиво взглянул на самодовольно наблюдающего за ними старика.
— То есть, граф и бароны не могли вызвать…
— Нет, — решительно мотнул бородой Голуб. — Не могли. Только настоящий Медведь.
— Но кто он?
— И откуда ему вдруг взяться?
— И о чем он раньше думал, пока мы конкурс на замещение не объявили?
— И чем сейчас занимается?..
— А вот этого я, ваши высочества, не знаю, — неохотно признал существование границ своего всеведения дедок.
Бережно, почти нежно отодвинув гору свитков от стены под окном, дед Голуб нагнулся и, кряхтя, обеими руками, поднял с пола небольшое бревно.
— Вот, поглядите, семейное древо царского рода, — сообщил он.
— Я полагала, это… кхм… фигура речи?.. насчет дерева?.. — заморгала Серафима, переводя недоуменный взгляд с извлеченного объекта на старика, а с того — на супруга.
— Оно огромное, не правда ли? — с гордостью улыбнулся дед, положил бревно снова на пол, поверх всего, что на нем было — Иванушка едва успел отпрыгнуть — и принялся его разворачивать.
То, что они приняли за кусок ствола, оказалось громадным пергаментом, склеенным из множества шершавых, побуревших местами желтоватых листов.
На котором, впрочем, и впрямь изображалось дерево.
Семейное.
Под которым прикорнул со счастливым видом, естественно, медведь.
Окинув беглым взором бесчисленные имена, стрелочки, крестики и прочие значки — инструменты генеалогии — царевна присвистнула.
— Это ж год разбираться надо, кто тут и с кем…
— Если изучать все линии — то да, — кивнул старик. — Но нас интересуют только потомки Аникана Четвертого, отца Нафтанаила Третьего, единственного наследника предыдущего правителя. Вон они, там, слева, на самой верхушке кроны, где почти кончаются листья. Видите?
Чтобы разглядеть анатомию фамильного растения Медведей, не наступая на него, лукоморцам пришлось залезть на диван, переместиться по нему почти к окну, встать на колени и в позах жирафов на водопое склониться над древним артефактом.
— Ага, вижу, вон он, — наконец подтвердила нахождение искомого Сенька и ткнула пальцем в направлении обведенного золотым ободком овала вверху.
— Аникан Четвертый, — с трудом разбирая замысловатый старинный шрифт, прочел во всеуслышание Иванушка. — Женат на… виконтессе… Лебедыне Изар… Сыновья… четверо… Нафтанаил… Мечеслав… Незнам… Ага, а вот старший… тоже Аникан… Умер в шестнадцать лет?..
— Угу, как проклятие какое, — вскользь заметил старик, кивнув на раскидистое, хоть и продырявленное местами небрежным обращением дерево Медведей. — Поглядите: где-то с половины дерева старшие сыновья царей умирают, не дожив до восемнадцати. Брат отца Аникана — Незнам — умер в семнадцать. Брат его деда — тоже не старшего сына — в шестнадцать. Его брат — старший и единственный — в семнадцать с половиною…
