– Петрович, – вдруг сказал Фрилинг. – Я не буду свидетельствовать против, если что.
– Я буду, – сказал Дреер.
А вот зачем он сделал то, что сделал потом, объяснить себе было трудно.
Дмитрий вышел из лазарета и вместо того, чтобы прямиком идти к директору Сорокину или просто направить ему мысленную докладную, поднялся на второй этаж и завернул в крыло, где находился кабинет надзирателей.
Из-под двери пробивался свет. Замок был заперт, но в Сумраке вход не заблокирован. Дмитрий умел входить только на первый слой. Этого хватило.
В кабинете сидел один старший надзиратель Стригаль. Никакой серой инквизиторской мантии на нем не было. Надзиратели вообще носили мантии только по особо торжественным случаям и во время официальных визитов кого-то из Высших Иных.
Накинув на плечи пиджак, Стригаль курил трубку и работал с ноутбуком. На столе горела старинная лампа с круглым абажуром. Перед столом у стены располагалось массивное деревянное кресло, обитое потертой кожей. В него усаживались те, кого приглашали для выяснения и профилактических бесед. Какие заклинания понавешаны на это кресло, Дмитрий определить не мог, но сейчас оно показалось ему настоящим инструментом из арсенала человеческой инквизиции века эдак пятнадцатого.
– Чем могу?.. – не оборачиваясь, сказал Инквизитор Дмитрию.
– Вы ответите, – Дреер почувствовал, как дрожит голос.
Тогда Стригаль соизволил повернуться. Блеснули его седые виски, хотя гладкие, зачесанные назад волосы надзирателя были почти идеально черными. Глубоко посаженные глаза проткнули словесника.
– За что?
– Вы пытали ребенка.
Дмитрию было неприятно говорить с Инквизитором на вы, но рефлекс срабатывал быстрее соображений.
– Наставник Дреер, – жестко и официально произнес надзиратель. – Школьный Надзор отчитывается только перед Инквизицией. А вы вообще не должны были переступать порог кабинета без предупреждения. Вам ясно?
– Значит, будете отвечать перед Инквизицией. Я позабочусь. – Дмитрий перевел дух, испытывая вообще-то не свойственное ему желание вмазать Стригалю по лицу немедленно, не сходя с места. Не давая даже возможности встать.
Впрочем, маг первого уровня Стригаль легко пресек бы такое рукоприкладство еще до того, как Дреер сжал бы кулак. Хотя… может, помог бы эффект неожиданности.
Но драться Дмитрий все-таки не полез. Опять же потом он толком не мог себе объяснить почему. Вообще во всей этой истории им двигала уж никак не голова.
– Покиньте кабинет, наставник Дреер, – сказал Стригаль. – Я веду расследование. Можете жаловаться, если хотите.
Отвернулся и снова вставил в рот трубочный мундштук. Даже клуб дыма выпустил.
Курить в школе запрещалось, но Инквизиторы явно поставили себе специальное заклятие и нашли, как это обосновать по уставу.
– Вы в школе работаете, а не на живодерне, – выдавил Дмитрий.
Он не знал, честно говоря, как пронять Стригаля. Не в затылок же его двинуть, в самом деле. Дмитрий вообще не понимал, зачем здесь находится. Но что-то важное было в том, чтобы прийти именно вот сюда, а не к Сорокину. Может, убеждение, что войну сначала надо объявить.
Стригаль никак не отреагировал на реплику.
– Это не щенки, а дети, – продолжил Дреер. – Даже средневековая Инквизиция вроде бы не пытала детей…
Непоколебимое спокойствие Инквизитора все-таки действовало. Дмитрий поймал себя на том, что цедит слова не так твердо.
– Заклинание Amor Veri, известное среди русскоязычных Иных как Правдолюб, не квалифицируется как форма Quaestion, – не оборачиваясь, ответил Стригаль. – То есть, чтобы вам было понятнее, не является допросом с пристрастием. Это первое, наставник Дреер. А второе – это не дети. Это Иные.
– Ему тринадцать, и он в лазарете.
– Мне жаль. – Надзиратель снова повернулся к Дмитрию. Трубку при этом изо рта не вынул. – Но в ваших же интересах, чтобы мы как можно быстрее раскрыли дело.
– Что? – Дмитрий поперхнулся. – Пытки учеников в моих интересах?
– Возможно, метод был выбран неверно, – Стригаль наконец-то вытащил трубку. – А что касается интересов… Здесь задействована вся школа, в том числе и вы. И даже этот… вервольф.
Слово резануло. Даже от Инквизитора Дмитрий ожидал услышать «этот мальчик».
– Во все времена Иные не разделяли себя на взрослых и детей. Это человеческое поветрие, да и у людей оно проявилось не так давно. Когда-то дети несли полную ответственность за себя, как и взрослые. По-моему, это даже педагогически оправданно. Только в наше время они могут позволить себе долго не взрослеть. В школах Дозоров до сих пор нет деления на взрослые и детские классы. Не забыли? А перед Договором равны все.
– Почему вы его выбрали для допроса? – вдруг спросил Дмитрий. – Почему этого мальчика?
– Не обязан отчитываться.
– Почему не Длинный Язык? Почему именно Правдолюб?
– Не обязан отчитываться.
Стригаль уже собрался было повернуться, но Дмитрий резко шагнул вперед:
– Он из них самый маленький, из «мертвых поэтов». Вы решили, что он самый слабый и быстрее выдаст все, что знает. А он, наверное, не сказал. Круговая порука оборотней у них с молоком матери впитывается. Особенно если они рожденные, а не просто укушенные. Ведь так все было?
– Вопросы здесь обычно задаю я, – ответил Стригаль. – Вы можете идти и рассказывать свои предположения где хотите. Отчет я буду держать только перед бюро в Праге. Уходите, наставник Дреер. Но учтите – мальчик вряд ли будет о чем-то говорить. А лекари… – Стригаль называл школьных докторов, как привык, – Фрилинг не станет свидетельствовать. А Семенов получит право на Светлое вмешательство первой степени.
– Я не знал, что наши Инквизиторы тоже продают индульгенции, – сказал Дреер.
– Вы еще ничего не знаете. – Стригаль посмотрел на дверь, и та сама открылась.
Дмитрий вышел. Но прежде, чем дверь захлопнулась, успел повернуться и сказать:
– Меня только сегодня научили делать слепок с памяти. Чтобы точно знать, кто чего выучил. Я сделал его с Алексеенко.
Почему-то он не боялся, что Стригаль постарается его остановить. В этот момент Дмитрий вообще ничего не боялся.
…А Стригаль ошибся.
После доклада Дреера Сорокин немедленно сам отправился в лазарет и застал там надзирателя за попыткой уладить дело. Однако лекарь Семенов уже и без директора школы успел послать Инквизитора куда подальше. Как потом рассказывал Фрилинг, вполне открытым и лексически богатым текстом. Кстати, оценив ситуацию, старый немец-эскулап тоже присоединился к Светлым.
На следующий день из Праги явились несколько функционеров в серых балахонах. Сняли информационные слепки, записали показания. Дело собрались было замять, но тут вскрылось и еще одно: Стригаль в обход правил наводнил школу следящими магическими устройствами. «Жучки» – а это были действительно насекомые-гомункулы – проникли в жилые комнаты учеников и, что совсем уж ни в какие ворота не лезло, в комнаты учителей.
Откуда всплыли эти сведения, Дмитрий не узнал. Но почему-то был уверен, что постарался один из «мертвых поэтов».
Стригаля отозвали в Прагу. Дмитрию Сорокин выразил благодарность. Лихо, который, по официальной версии, не был посвящен в планы старшего надзирателя, сам оказался старшим. И не было худа без добра: данные гомункулов подтвердили, что ученики не выходят за пределы школы.
Правда, гомункулы просочились далеко не везде.
Дмитрий сам не заметил, как вышел за территорию. От ближайших городских улиц школьный парк отделяла только небольшая полоса одичавшего, ничейного леса. Полосу разрезала надвое просека с высоковольтной линией. Опоры ЛЭП под звездным небом напоминали брошенные с последнего вторжения марсианские боевые треножники, которым земляне нашли вполне мирное применение.
Дальше опять начинался черный лес. Хотя Дмитрий ничуть не боялся. Большинство обыкновенных человеческих страхов ушло еще во время учебы в школе московского Дозора. Боязнь уличного нападения, замешательство перед хамом в магазинной очереди, идиотский ступор перед милиционером, судорожная паника, не забыл ли чего выключить или закрыть квартиру, – все это исчезло. Как еще в детстве в одночасье пропала необходимость спать одному со светом.
Конечно, многое и осталось. К примеру, если на ночь посмотреть какой-нибудь качественно снятый голливудский кошмар, то идти потом в туалет по темному коридору было как минимум неуютно. Смешно даже, однако – правда. За близких, понятное дело, тоже бояться не перестаешь, хотя и знаешь, что возможностей нечто предпринять теперь на порядок больше.
А еще возникали иногда нелепые мистические страхи. Впрочем, на курсах учили, что не такие уж они и нелепые. Это прорывается в подсознание информация из Сумрака. Важно научиться ее правильно расшифровывать. Кое-чему научили. Но здесь опять же стоял барьер – собственный уровень. Тонко понимать и раскладывать сигналы Сумрака, подобно Высшему или хотя бы магу первого уровня, Дмитрий не сумел бы при всем желании и старании. Впереди были десятки, если не сотни лет роста.
