Но это не моих рук дело.
Всё это. Всё, что я желала создать… уничтожено. Этот мир-сон сам по себе был памятью. Призрачный мир Телланна, воспоминание о моём собственном мире, давнем, очень давнем. Воспоминания, взятые у заклинателя костей, который был при моём пересотворении, взятые у духов рхиви, Первого Клана, взятые у К’рула, у Круппа. Взятые у самой спящей земли – плоти самой Огни.
А у меня… ничего не было. Я просто украла их.
Чтобы создать мир для своей матери, мир, где она вновь стала бы молодой, где она прожила бы нормальную жизнь, состарилась с обычной скоростью.
Всё, что я у неё украла, я бы вернула.
Горечь переполняла Серебряную Лису. Всё началось с того, первого кургана у стен Крепи. С веры в допустимость, необходимость кражи. Кражи, оправданной достойными, благими намерениями.
Но обладание без права владения – ложь, обман. Всё, что она накопила, лишилось ценности. Воспоминания, мечты, жизни.
Всё обратилось в пыль. В прах.
Злополучный отряд духов рхиви подобрался ближе – осторожно, неуверенно.
Да. Я понимаю. Что я потребую у вас теперь? Сколько ещё пустых обещаний дам? У меня был для вас народ. Народ, который давно потерял своих собственных богов, своих духов, которым когда-то давал клятвы, народ, бывший на деле лишь горсткой пыли, праха. Народ.
Для вас.
Он потерян.
Какой урок для четырёх сплетённых душ – связанных без свата и жреца, для нас четверых.
Серебряная Лиса не знала, что им сказать – этим скромным, робким духам.
– Заклинательница, мы приветствуем тебя.
Она сморгнула влагу с глаз.
– Старший дух. Я…
– Ты видела?
В этот миг Серебряная Лиса заметила на их лицах удивление и радость. Нахмурилась в ответ.
– Заклинательница, – продолжил первый рхиви, – мы нашли кое-что. Недалеко отсюда. Ты знаешь, о чём мы говорим?
Она покачала головой.
– Там троны, заклинательница. Два трона. В длинной хижине из костей и шкур.
Троны?
– Что?.. Откуда? Откуда взялись троны в этом мире? Кто?..
Старший дух пожал плечами, затем ласково улыбнулся ей.
– Они ждут, заклинательница. Мы это чуем. Скоро. Скоро придут истинные хозяева этого Пути.
– Истинные хозяева! – Гнев вспыхнул в груди Серебряной Лисы. – Этот мир… он был для вас! Кто бы ни попытался узурпировать…
– Нет, – тихий ответ духа словно рассёк ей грудь, выбил воздух из лёгких. – Не для нас. Заклинательница, мы не настолько сильны, чтобы править таким миром. Он вырос слишком большим, слишком могучим. Не бойся – мы не хотим уходить и попытаемся договориться с новыми хозяевами. Думаю, они позволят нам остаться. Возможно, мы даже будем рады им служить.
– Нет!
Нет! Всё должно было быть не так!
– Заклинательница, нет нужды так сильно переживать. Творение продолжается. Воплощение твоих желаний ещё возможно – пусть и не в том виде, как ты изначально планировала…
Она его уже не слышала. Отчаяние разъедало душу. Как я сама крала… украли и у меня. Нет здесь никакого преступления, никакой несправедливости. Прими эту истину.
Сила воли Ночной Стужи.
Сочувствие Рваной Снасти.
Преданность Беллурдана.
Радость девочки-рхиви.
Этого было мало. Никто не мог – сам или вместе с другими – простить совершённые поступки, принятые решения, прозвучавшие отказы.
Оставь их. Оставь им всё это и всё, что ещё будет. Серебряная Лиса отвернулась.
– Тогда разыщите её. Идите.
– Ты не пойдёшь с нами? Твой дар ей…
– Идите.
Мой дар ей. Мой дар вам. Все они – один. Великое поражение, неудача, рождённая моими недостатками. Я не стану свидетелем собственного позора – не могу. Мне не хватит на это смелости.
Простите.
Серебряная Лиса пошла прочь.
Краткая жизнь цветка. От семени – стебель, затем – смертоносное цветение, всё за один-единственный день. Ярко-горящий яд, губивший всех, кто подходил слишком близко.
Чудовище.
Духи рхиви – маленький отряд, мужчины, женщины, дети и старики в мехах и шкурах, круглые лица отполированы солнцем и ветром – смотрели вслед Серебряной Лисе. Старейшина, который говорил с ней, не двинулся с места, пока заклинательница не скрылась за выветренной грядой, а затем провёл четырьмя пальцами по глазам – жест печального расставания – и сказал:
– Разведите костёр. Подготовьте лопатку ранага. Мы уже довольно прошли по этой земле, чтобы рассмотреть карту в ней.
– Снова, – вздохнула старуха.
Старейшина пожал плечами.
– Заклинательница приказала, чтобы мы отыскали её мать.
– Она просто вновь убежит от нас. Как убежала от айев. Будто заяц…
– И всё равно. Заклинательница приказала. Мы положим лопатку на огонь. Мы увидим, как на ней проступит карта.
– И почему на этот раз она должна стать правдивой?
Старейшина медленно опустился и прижал ладонь к мягкому мху.
– Почему? Прислушайся к своим чувствам, недоверчивая. Эта земля… – он улыбнулся, – …ожила.
Бежит.
Свободен!
Верхом на душе бога, в мускулах могучего зверя. Верхом на душе…
…вдруг запел от радости. Мох и лишайник под лапами, брызги недавнего дождя на шерсти. Запах богатой, щедрой жизни – мира…
Бежит. Боль уже лишь блёклая память, невнятное воспоминание о клетке из костей, о растущем давлении, о нехватке воздуха.
Запрокинув голову, громогласно завыл – так, что задрожало небо.
Ответный вой вдали.
Всё ближе и ближе.
Тени – серые, бурые и чёрные движущиеся пятна в тундре – текут по холмам, ныряют в неглубокие долины, широкие морены. Айи. Родичи. Дети Баальджагг – Фандереи – призраки памяти, бывшие душами т’лан айев. Баальджагг не отпустила их, удерживала в себе, в своих снах – в безвременном мире, в который Старший бог вдохнул вечную жизнь.
Айи.
Их бог бросил вызов небесам своим звериным голосом, и они явились к нему.
И… она.
Тогг замедлил шаг, поднял голову – айи окружили его, клан за кланом, длинноногие волки тундры…
Она здесь. Она пришла.
Нашла его.
Бежит. Уже совсем рядом. Плечом к плечу с Баальджагг, волчицей, которая так долго несла её раненую, потерянную душу. Баальджагг вернулась к своим родичам – родичам из снов.
Эмоции. Безмерной глубины…
И вот Фандерея бежит бок о бок с ним.
Мысли зверей соприкоснулись. Лишь на миг. Больше ничего. Больше ничего и не нужно было.
Вместе, касаясь друг друга плечами…
Два древних волка. Бог и богиня.
Он смотрел на них, не зная, кто он сам, не ведая, где он, где стал свидетелем их встречи. Смотрел и чувствовал одну лишь нежную радость.
Бегут.
Впереди ждут их троны.
Мхиби вскинула голову, тело её одеревенело, она начала извиваться, вырываться. Хоть он и был невысоким, но сумел её удержать.
– Это волки, девочка. Нам нечего бояться.
«Нечего бояться». Ложь. Они охотились за мной. Находили снова и снова. Гнались за мной по этой пустой земле. А теперь, слушай, они вновь пришли. А у даруджийца нет даже ножа.
– Что-то там, впереди, – пропыхтел Крупп, перехватывая её тело в неуклюжих объятиях, сгибаясь под её весом. – Легче было, – выдохнул он, – когда ты была старухой! Теперь, если б нашла в себе волю, могла бы меня повалить – нет! Сама могла бы меня нести!
Волю. Нужно лишь найти в себе волю? Чтобы вырваться? Убежать?
Куда бежать?
– Девочка, услышь слова Круппа! Он тебя умоляет! Этот… этот мир – более не сон Круппа! Понимаешь? Он должен перейти от меня. Должен перейти к другому!
Они карабкались по пологому склону.
Волки выли позади – всё ближе и ближе.
Брось меня.
– О, дражайшая Мхиби, столь уместно названная! Ныне ты воистину – сосуд! Внутрь, в себя – прими от меня этот сон. Позволь ему наполнить твой дух. Крупп должен передать его тебе – понимаешь?
Волю.
Вдруг она вывернулась, ткнула локтем в живот Круппу. Тот ахнул, согнулся. Мхиби вырвалась из его объятий, вспрыгнула на ноги…
Позади них – десятки тысяч волков. Ринулись к ней. Впереди – вожаки, два гигантских зверя, сиявших ослепительной силой.
Мхиби вскрикнулся, развернулась.
Перед ней раскинулась неглубокая долина. В ней – низкая, длинная хижина из выгнутых костей и шкур, связанных пеньковой верёвкой, вход открыт.
А рядом, на холмике, стоит отряд рхиви.
Мхиби, спотыкаясь, подбежала к ним.
Вдруг волки оказались со всех сторон, завертелись безумным, диким колесом вокруг хижины. Не обращая внимания на рхиви. Не обращая внимания на неё.
