Волк метался, бился о костяные прутья клетки — его клетки… о мои рёбра. Он в ловушке. Умирает…
И я делю с ним эту боль.
Грудь горела огнём, вспышки мучительной агонии хлестали, будто снаружи гроза с градом терзала кожу на рёбрах…
…но буря не усиливалась, наоборот, как будто стихала, словно с каждым ударом что-то передавалось ему, дар…
Дар? Эта боль? Но как… что это? Что приходит ко мне?
Стар, так стар. Горькие и сладкие, полузабытые мгновения удивления, радости, горя — буря воспоминаний, не его — слишком много, валятся словно ледышки, затем тают в ярком столкновении — Ток чувствовал, как тело немеет под этим напором…
…вдруг его потащили прочь…
Ток заморгал в темноте, единственный глаз был так же слеп, как и второй — тот, что он потерял у стен Крепи. Что-то рвалось в уши, кажется, звук. Вопли, пол и стены дрожат, цепи рвутся, с низкого потолка сыпется пыль. Я здесь не один. Кто? Что?
На каменной плите рядом с его головой оставили борозды когти — жадные, тревожные.
Тянется. Хочет меня. Кто? И кто я ей?
Взрывы загрохотали ближе. И голоса, отчаянные крики по ту сторону стены… видимо, в коридоре. Звон оружия, вопли, хрип, звон доспехов — части брони падают на пол.
Ток повернул голову — и увидел кого-то во тьме. Огромное, напряжённое, визжащее, воющее без передышки. Огромные когтистые лапы умоляюще тянутся… тянутся…
Ко мне.
В пещере вспыхнул сероватый свет, мгновенно осветил чудовищную, заплывшую жиром рептилию, прикованную к стене напротив Тока. В глазах твари светился ужас. Камни рядом с ящером были изборождены глубокими царапинами, метками безумия, которые вызвали у малазанца ужас… ибо это безумие он опознал в себе самом.
Она… она — моя душа…
Провидец стоял перед ним, его движения были отчаянными, дёргаными — тело старика, которое так давно одержал яггут, разваливалось на куски. Монотонно напевая себе под нос какое-то песнопение, Провидец, будто забыв о Токе, подходил всё ближе и ближе к Матроне, к Матери.
Гигантская тварь съёжилась, когти скрежетнули по камню, когда она прижалась к стене. Крики рептилии не прекращались, гулко отражались от свода пещеры.
Провидец держал что-то в руках, бледное, гладкое, продолговатое — яйцо, но не птичье. Яйцо ящерицы, увитое сероватой магией.
И чары крепли с каждым словом песнопения.
Ток видел, как что-то вырвалось из тела Матроны, сияние силы, которое устремилось было вверх…
…но угодило в паутину чародейства, в колдовской силок, который затем утянул свет внутрь яйца, что лежало в руках Провидца.
Крики Матроны внезапно оборвались. С бессмысленным всхлипом рептилия опустилась на пол.
В оглушающей тишине пещеры Ток яснее расслышал шум битвы в коридоре. Ближе и ближе.
Сжимая Финнэст, Провидец развернулся и посмотрел на Тока. Усохшие губы трупа дёрнулись от улыбки яггута.
— Мы вернёмся, — прошептал он.
Чары вновь расцвели, и когда тяжёлые цепи свободно упали на пол, вернулась тьма.
Ток понял, что он один в пещере. Провидец забрал силу Матери, а затем взял и её саму.
Волк бился в груди малазанца, вгонял шипы боли в сломанные, изуродованные руки и ноги. Он жаждал выпустить запертый вой, зов, обращённый к возлюбленной и родичам. Но не мог вздохнуть…
…не может дышать. Он умирает. Град, эти дикие дары, они ничего не значат. Из-за меня, роковой ошибки этого бога, мы оба умираем…
Звуки боя прекратились. Ток услышал, как ломаются один за другим железные прутья, услышал, как железо зазвенело по камню.
А затем кто-то присел рядом. На лоб Току легла ладонь, от которой осталось немногим больше, чем кость и сухожилия.
Малазанец ничего не видел. Света не было. Но рука была прохладной, касание — лёгким.
— Худ? Ты пришёл за нами? — Слова ясно прозвучали в сознании, но наружу вырвались лишь хриплые звуки. Ток понял, что языка у него больше нет.
— Ах, друг мой, — хрипло проговорил знакомый голос. — Это я, Онос Т’лэнн, некогда из клана Тарад, из Логросовых т’лан имассов, а ныне — родич Арала Фэйла, Тока Младшего.
Родич.
Иссохшие руки обняли его.
— Сейчас мы уйдём, младший брат.
Уйдём?
Хватка ещё раз посмотрела на пролом. Бравада, которая заставила её заявить, что «мостожоги» пойдут за т’лан имассом в цитадель, развеялась и сменилась осторожностью, когда малазанцы оказались рядом с крепостью. Цитадель брали штурмом, и неведомый противник паннионцев хорошенько пнул осиное гнездо.
К’чейн че’малли с топотом мчались обратно в ворота. Всю крепость потрясали чародейский взрывы. На стенах бегали урдомы и беклиты. Извилистая серая молния взметнулась с южной крыши, поразив два десятка кондоров, которые парили над цитаделью. Небо над гаванью затягивала огромная грозовая туча, в глубинах которой вспыхивали зарницы.
Лейтенант Хватка обернулась и окинула взглядом свои потрёпанные взводы. Как она и ожидала, трёх тяжело раненных солдат они потеряли. Никто из «мостожогов» на этой затянутой дымом улице не остался цел — Хватка видела слишком много крови на их измазанной сажей форме.
С северо-запада по-прежнему доносились звуки битвы, теперь они приближались. Хватка понимала, что Дуджек сделает всё возможное, чтобы дойти до цитадели. Однако, судя по звукам, его оттесняли — улица за улицей.
Гамбит провалился.
И мы остались одни.
— К’чейн че’малле! — прошипел один из солдат в заднем ряду. — Позади нас!
— Ну, тогда решено, — пробормотала Хватка. — К Валову пробою — бегом марш!
«Мостожоги» помчались по заваленной каменными обломками улице.
Дымка первой взобралась на руины башни. Сразу за ней высилось полуразрушенное здание — три стены и половина крыши ещё стояли. Внутри царила пыльная тьма, в левой части дальней стены виднелось что-то похожее на дверь.
Хватка отстала от Дымки всего на два шага, она спрыгнула с развалин и приземлилась на пол комнаты — где столкнулась с Дымкой, которая отступала и сыпала проклятьями.
Обе упали.
— Чтоб тебя, Дымка!..
— Стража…
Прозвучал третий голос:
— Хватка! Лейтенант!
Солдаты подходили сзади, когда Хватка села и увидела Вала, Перла и ещё семь «мостожогов» — тех, что пошли с арбалетами на стену и сумели выжить.
— Мы пытались дать вам знать…
— Не важно, Вал, — сказала Хватка, поднимаясь на ноги. — Вы всё сделали правильно, солдат, уж поверь мне…
В руке Вал держал «ругань», теперь он с ухмылкой поднял бомбу.
— Одну приберегли…
— Тут т’лан имасс не пробегал?
— Ага, побитый ублюдок, по сторонам не смотрел — просто прошёл мимо нас, внутрь цитадели…
«Мостожог» в заднем ряду закричал:
— К’чейн че’малле сзади!
— Туда, в дверь! — взвизгнул Вал. — Дорогу дайте, идиоты! Я этого ждал…
Хватка начала толкать солдат к задней стене.
Сапёр вскарабкался по камням к пролому.
То, что произошло дальше, смешалось в воспоминаниях Хватки…
Дымка схватила её за руку и отшвырнула к дверям, за которыми один за другим исчезали солдаты. Хватка выругалась, но руки Дымки вдруг ударили её в спину, толкнули лицом вперёд в проём. Хватка с рычанием развернулась и увидела за плечом Дымки…
К’чейн че’малле размазанным пятном промчался по развалинам, вскидывая руки-клинки.
Вал поднял глаза — увидел, что оказался в четырёх шагах от рептилии.
Хватка услышала, как он коротко, почти неслышно хмыкнул…
Сапёр бросил «ругань» себе под ноги.
К’чейн че’малле уже взмахнул клинками…
Взрыв смёл обоих.
Волна выбросила Хватку и Дымку за дверь. Каменное крошево гулко застучало по шлему, забралу и нащёчникам шлема, так что голова лейтенанта откинулась назад. Некоторые камешки пролетели внутрь, ударили в лицо; рот и нос Хватки наполнились кровью.
Оглушённая, она отступила в клубах дыма и пыли.
Крики — будто издалека, но затем — совсем рядом.
Сверху падали камни; рухнула просмолённая, объятая пламенем балка. Глухой удар, хруст костей — предсмертный крик в хаосе, так близко, что Хватке на миг показалось, будто крик был её собственный.
Её вновь схватили руки, потащили, толкнули в какой-то коридор.
Проход заполнили дым и пыль — нечем дышать — топот сапог, люди вслепую сталкиваются друг с другом, проклятия — темнота — вдруг развеялась.
Спотыкаясь, Хватка влетела в толпу солдат, сплюнула кровь, закашлялась. В комнате было полно мёртвых беклитов, другую дверь — напротив — похоже, выбили одним ударом. На крюке над головой бешено раскачивалась одинокая лампа.
— Смотри-ка! — выдохнул кто-то. — Собака лейтенанту подбородок пожевала!
