Ражный почему-то ждал от него чего-то кошачьего, полученного из опыта борьбы со львами, тиграми и пантерами, но никак уж не парнокопытными и травоядными.
Видимо, этот богатырь прекрасно понимал, что после встречи со Скифом Ражного не взять ни на кулак, ни захватом и усмирением в братании, и потому заготовил то, чем искусно владел и о чем вотчинник-домосед не мог даже догадываться.
После третьей неудачной попытки подцепить рогом соперник боднул пустое пространство и резко изменил тактику, словно забыв о носорожьей атаке. Он превратился в гориллу, начал ходить чуть пригнувшись, плавно, отчего длинные и вроде бы безвольные руки опустились ниже колен и время от времени правая внезапно выбрасывалась вперед, норовя захватить рубаху противника. Левая же, висящая плетью, лишь поигрывала пальцами, готовая нанести удар – началась охота за старой раной, и это заставило Ражного на время отказаться от волчьей хватки и защищаться активнее. Он ушел от очередного захвата и в тот же миг крутанул левого «волчка». Слепой удар пришелся противнику по горлу – докуда смогла достать рука из-за большой разницы в росте. Сыч не ожидал ничего подобного, отскочил и захрипел, и можно было добавить ему справа, однако Ражный уловил паузу и взмыл нетопырем.
Кокон вокруг «снежного человека» не разорвался, но вытянулся вверх и вперед, нависнув зеленовато-бордовым козырьком. Он источал энергию устрашения, причем какую-то тяжелую, давящую, звериную. Но замкнутая в ореоле, она сейчас мешала ему и почти не достигала цели, а синие сполохи, будто молнии, гвоздили его оболочку, стремясь вырваться наружу.
И все еще было непонятно, что означает этот невиданный у араксов, синий, «женский» цвет в излучении его естества: то ли сдерживаемая сила, то ли слабость…
В эти короткие секунды, пока Ражный парил чувствами над противником, слух вновь уловил далекую распевную молитву и впервые определил, что этот голос – мужской, причем сильный и широкий по диапазону.
– Данке шон! – сказал носорог, выдохнув ком боли и, видимо, оценив паузу как благородство. – Премного благодарен… Долг платежом красен…
И опять изменил стойку, сделавшись, наконец, диким котом: стал приседать, склоняясь чуть ли не до земли, держать дистанцию и охотился теперь за левым боком. Ражный поводил его по кругу, ожидая прыжка, после чего резко пошел на сближение, заставил попятиться и, отражая мягкий встречный удар, захватил рукав, но бросок не получился – слишком велик был противник, чтобы переместить его центр тяжести вперед и подсечь колено. «Снежный человек» засмеялся, легко вырвал руку, мол, со мной нужно обращаться серьезнее, поплясал гориллой и в мгновение ока опять превратился в носорога. Глядя на стремительные перевоплощения, Ражный ждал этого момента, отпрянул влево и, пригнувшись, чтобы не попасть в коловращение его руки, сделал первую хватку.
Все было рассчитано точно, он захватил кожу противника вместе с рубахой, сделал рывок, но привычного треска срываемой травы не услышал, хотя в руке оказался большой клок многослойной простеганной ткани. И поединщик не прочувствовал хватки, боднул рогом пустое пространство, и, когда развернулся, на его правой части груди мелькнула дыра – не сквозная, не обнажившая тела!
Под рубахой у него была еще одна, скорее всего кожаная! Это уже относилось к боевой защите, к броне, надевать которую в «мирных» поединках запрещалось. Но нарушитель госграниц плевать хотел на обычаи; он понял, с чем только что соприкоснулся, на миг опустил глаза, оценивая урон, и вроде бы даже ухмыльнулся, вновь обернувшись гориллой. Ражный демонстративно высморкался в клок его рубахи, отшвырнул в сторону, а соперник запрыгал и поддразнил его, издавая обезьяньи звуки:
– Ху-ху-ху!
Просто изматывать его, вертеть «волчки» или давить в братании, чего, видимо, тот опасался и уходил от захватов, было нельзя. Валить этого вольного бродягу следовало только по-волчьи, и Ражный, отвлекая внимание попытками войти в клинч, готовил, насыщал пальцы правой руки костяной крепостью. Теперь все уже стало неважно, даже постоянная защита раны, обвязанной плащом, а противник, в свою очередь, видимо, обезопасившись кожаной поддевкой, поставил себе задачу уделать его носорожьей атакой, как уделывал он олимпийских чемпионов.
Схватка, по сути, превращалась в бой волка и носорога…
Они теперь крутили друг друга по поляне, экономя силы и не растрачивая их на кулачную потасовку, если не считать обманных движений, резких выпадов и отвлекающих маневров. Носорог настолько сосредоточился, что даже говорить перестал и лишь позвякивали на его поясе серебряные цацки, когда он выбирал позицию для атаки, воплотившись в образ гориллы. Мелкий, по щиколотку, снег уже был выбит до лесной земли, густо устеленной перегнившей хвоей и оттого пружинистой и довольно мягкой, несмотря на морозец. В одной из своих атак Сыч со всего маху наткнулся на камень, на котором обычно сидел бренка. Не раздумывая и не теряя ни секунды, он вырвал его из мерзлой земли и отшвырнул в сторону, будто щепку. Многотонная глыба запрыгала мячиком и укатилась вниз, застряв между сосен.
Наука побеждать в бою, пожалуй, наполовину состояла из науки обмануть противника, провести его, скрыть истинные намерения, и этот богатырь, владея незнакомым, звериным стилем борьбы, уже в который раз удивил Ражного, вдруг обратившись в нечто подобное кенгуру. Поскакав обезьяной, он вдруг молниеносно развернулся спиной, встал на руки и лягнул наугад ногами. И без мгновенной паузы еще трижды повторил эти странные прыжки с переворотами, всякий раз успевая замечать, где находится противник, и перемещаясь в его сторону.
Этот оборот был настолько непредсказуемым и впечатляющим, что Ражный испытал мгновенный шок, увидев редкое зрелище, как этот носорог, весом в полтора центнера, словно юный гимнаст, колеблется перед ним пропеллером, чуть ли не сливаясь в круг, а его красные, мясистые и огромные ступни мелькают перед лицом. И самое главное, в этот момент становится недосягаемым для любых ответных действий!
Вероятно, этот кенгуриный прием был его собственным изобретением, поскольку ничего подобного не было даже в «легком» стиле Мопа-тене. Единственное, что спасало, он лягался вслепую, ибо в момент удара не мог видеть своих ног. Ражный только отскакивал и уклонялся от его пяток, и все-таки основным оружием соперника оставалась атака носорога. Полягавшись, он перевернулся в воздухе и тотчас ринулся головой вперед, вращая лопастями рук, как балансирами.
Ражный уже знал, что он не может резко изменить направление, одним движением торса ушел от тарана, блокировал рукой случайное попадание, и сам, уже не наугад, как в первый раз, а точно выбрав место, вырвал клок травы с характерным трещащим звуком.
По инерции носорог пробежал несколько метров, но не взбоднул головой, как это делал в завершение каждой атаки, а медленно разогнулся и замер с разведенными, как стрелки часов, руками. В порыве Ражный прыгнул ему вслед, чтоб закрепить успех, но соперник развернулся с дикой и беспомощной яростью на белом лице…
Кровь струилась по одежде, брызгами разлеталась на снег и босые ноги. Крупная и выпуклая обнаженная грудная мышца отчего-то пульсировала, и в первый миг показалось, это бьется сердце во вскрытой грудной клетке. Ражный отшатнулся и только тогда заметил, что зажато у него в правой руке – вместе с куском рубахи и вырванной кожаной поддевки был еще клок человеческой кожи величиной в ладонь, с синим, уже омертвевшим соском…
Замкнутый, туго сплетенный кокон вокруг соперника вдруг разорвался, опал, и синее, «женское» свечение истекло из него в небо, так что на сером фоне туч образовалась водянистая полынья…
Ражный отшвырнул клок шкуры, как мерзость, а Сыч, взъяренный видом собственной крови, вдруг разорвал остатки рубахи, сдернул их с плеч и пошел на него, как в кулачном зачине – крепок был на рану бродяга! Однако ярость, совокупленная с болью, уже ослепила его. Наугад, словно в схватке с пространством, он помолотил кулаками пустоту, отчего из рваной раны толчками выметнулась кровь, споткнулся на последнем ударе и припал на колено. Твердыми и судорожными пальцами наскреб горсть спрессованного ногами снега, приложил к груди, и, когда поднял голову, на лице возникла смущенная, мальчишеская улыбка:
– Печет как!..
Снег в его руках растаял почти мгновенно и вместе с кровью сбежал наземь. Тогда Ражный нагреб свежего, морозно-рыхлого и поднес сопернику. Тот лег грудью на снег, раскинул руки:
– Надо же!.. Атавизм вырвал…
– Что? – переспросил Ражный.
– Атавизм… Титьку.
Ражный нашел клок его кожи, поднял вместе со снегом.
– Можно прирастить.
– Да пошел ты!..
