– Ты оказываешь мне честь, вождь, – сказала она. Ее голос звучал глухо.
Дуротан наклонился и поднял ее.
– Нет, Драка. Это нам – всем нам – оказана честь. Пойдем. – Он протянул руку и улыбнулся. – Покажи нам, как это делается.
Она робко протянула ему руку. Рука была сильная, покрытая мозолями, с обломанными от тяжелой работы ногтями. Его массивная ладонь поглотила ее кисть, а толстые пальцы нежно сомкнулись вокруг нее, словно сжимали большую драгоценность.
Они вернулись с шестью талбуками, и в ту ночь клан устроил пир.
Несмотря на ранний снегопад, от которого на орков повеяло холодом во многих смыслах, осень была щедрой. Деревья дали богатый урожай орехов, а плоды высушили и очень тщательно уложили на хранение. Прошлой осенью клан осознал мудрость такого хранения. Оркам даже показалось, что на короткий срок вернулось лето, и Дуротан почувствовал себя достаточно свободно, чтобы ездить на прогулки вдвоем с Дракой.
К этому времени ее уже выбрал собственный волк. Ребенку клана Северного Волка, когда ему исполняется всего несколько дней от роду, разрешают играть со стаей и дружить со щенками. Этот первый близкий друг может прожить пятнадцать смен сезонов. Смерть первого волка является для орка страшным горем, к которому принято относиться с уважением. Часто эта потеря бывает первой большой потерей в жизни орка. Затем другой волк выбирает убитого горем члена клана. Этот процесс повторяется до тех пор, пока смерть какого-то Северного Волка не оставляет его волка в одиночестве, как остался в одиночестве Лед после гибели Гарада. Убитый горем волк тоскует, пока не выбирает другого члена клана. Иногда он так и не может никого выбрать, и тогда волк остается без всадника на всю оставшуюся жизнь.
Драка была поражена больше всех, когда однажды вечером Лед отделился от стаи и лег рядом с ней у костра. Какой бы храброй и сильной она ни была, она смотрела на громадного волка с невинным изумлением ребенка, не смея поверить своим глазам.
– Я… он выбрал… меня? – спросила Драка. На последнем слове ее голос сорвался. Когда Дуротан заверил ее, что Лед действительно это сделал, она обняла волка его отца, и Дуротан увидел слезы радости, заблестевшие в ее глазах. Да, поначалу молодой вождь беспокоился, так как Лед был могучим и упрямым. Но, по-видимому, он почувствовал неуверенность Драки и относился к бывшей изгнаннице как к щенку.
Оргрим был безжалостен в своих насмешках.
– Из нее получится достойная спутница жизни. Даже волк твоего отца так считает! У вас родятся прекрасные дети. Она сильная и красивая. К тому же, – прибавил он, – она умнее тебя.
– Все, что ты говоришь – правда, старый друг, – отвечал Дуротан, – даже последнее.
– Она тебе не нравится?
– Нравится. Больше, чем я могу выразить. Но я чувствую, что сейчас еще не пришло время делать ей предложение. Не в такой ситуации. – Не в преддверии зимы.
Оргрим раздраженно заворчал.
– Если бы ты не был моим вождем, я бы надрал тебе уши. Уж конечно, я не могу повредить твой мозг еще больше, если у тебя не хватает ума с благодарностью принять то, что находится у тебя прямо под носом.
– Можешь попробовать, – с вызовом ответил Дуротан. И в первый раз с тех пор, как окружающий мир стал суровым, он и его друг детства с хохотом затеяли шуточную борьбу, наставив друг другу немало синяков.
Зима, неотвратимая, как смерть, все-таки пришла. И она была жестокой. Дичи стало еще меньше, хотя в прошлом году в подобное трудно было поверить. Отрядам охотников приходилось забираться все дальше, чтобы найти добычу, иногда они отсутствовали несколько дней подряд. Кург’нал, командовавший одним их таких отрядов, после того, как его охотники вернулись с пустыми руками, отвел вождя в сторону.
– Мы видели талбуков, – напрямик заявил он, – но не стали их преследовать.
– Что? – Дуротану пришлось понизить голос. Что-то в мрачном, морщинистом лице Кург’нала подсказало ему: этой новостью не надо делиться с кланом. – Почему?
– Они были больны, – ответил Кург’нал. – Так больны, как никогда раньше. Они выглядели просто неживыми, и все же они двигались. Местами с них слезла шерсть, образовав проплешины, а кожа… выглядела зеленой.
Дуротана обдало холодом, и вовсе не морозный воздух был тому причиной.
– Возможно, им пришлось съесть что-то ядовитое, – предположил Дуротан. – Иногда от этого меняется цвет кожи перед смертью.
– Даже на зеленый? – с сомнением спросил Кург’нал.
– Отец когда-то говорил мне, что встречал орка почти такого же синего цвета, как дренеи. Он сказал, что это произошло тогда, когда источник воды того клана поменял цвет. Если можно стать синим, то почему бы не стать зеленым?
– Наверное, так и было, – с облегчением сказал Кург’нал. – Я никогда раньше не видел ничего подобного. Рад услышать, что твой отец упоминал о таких вещах.
– Я тоже, – признался Дуротан. – И все равно, никому об этом не рассказывай. У нас и без того достаточно неприятностей каждый день. Совсем не нужно, чтобы и во сне нас одолевали тревоги.
Однажды вечером клан собрался у костра послушать, как Гурлак, обладающий самым сильным голосом, поет лок’ваднод. Смех и восторженные крики приближающихся орков смешались с его словами – одна группа, как всегда, отправилась патрулировать. Дуротан подумал, что это, наверное, крики возвращающегося охотничьего отряда. У всех посветлели лица: эти голоса означали пищу, а прошло уже двенадцать дней с тех пор, как орки ели что-то кроме сушеных фруктов и соленой рыбы.
– Вождь! – крикнул Нокрар, подъезжая верхом на своем волке. Огонь костра заиграл на кольцах в его носу и остроконечных ушах, осветив и широкую улыбку. – Мы принесли хорошую новость!
– Само ваше благополучное возвращение уже хорошая новость, но я подозреваю, что вы вернулись не с пустыми руками.
– Мы принесли трех талбуков… и знамение Духов! – сообщил Нокрар, спрыгивая со спины волка. При этих словах Дрек’Тар повернул голову в сторону Нокрара.
– Об этом судить могу только я, Нокрар, но я был бы рад услышать об этом, как и любой из клана Северного Волка, – сказал он. – Что это было за знамение?
– Мы ехали по следу стада талбуков до подножия Горы-Предка, – стал рассказывать Нокрар. – Там есть озеро, которого раньше не было на этом месте.
– И вокруг него растет трава, – вставила Шакса, дочь Нокрара, настолько взволнованная, что перебила отца. Эта девушка всего лишь третий раз выехала на охоту, но уже обещала стать одним из лучших следопытов – ее острые глаза были под стать острому языку, который она унаследовала от своего отца. – Вождь, вода в озере – горячая!
Поднялся взволнованный ропот.
– Несомненно, это благословение Духа Огня, не так ли, Дрек’Тар? – настаивал Нокрар. – Если мы нашли такой оазис в самый разгар зимы?
– Я знаю об источниках с горячей водой, но никогда не слышал, чтобы такой источник появился внезапно, – сказал Дуротан.
– Я тоже не слышал о таком, а я прожил долго и внимательно слушал старые истории, – сказал Дрек’Тар. Он выглядел обрадованным, но осторожно подбирал слова. – Странно, что Дух Огня не пришел ко мне, но он и не обязан этого делать. Как и все другие Духи. Я верю, что это хороший знак. Теперь мы знаем, в каком месте будут собираться животные, когда захотят поесть. А это означает, что у нас тоже будет еда.
– И там можно купаться! – прибавил Нокрар. – Это совсем не похоже на холодную воду озера летом. Ты должен поехать туда, вождь, и сам увидеть этот подарок!
На следующее же утро Дуротан и еще несколько орков, в том числе Оргрим, Гейя и Драка, поехали к подножию Горы-Предка. При виде озера глаза Дуротана широко раскрылись. Оно было точно таким, каким его описали Нокрар и Шакса: маленький источник, который, по логике вещей, должен был замерзнуть, бурлил и испускал пар. Его окружал участок зелени, поразительно яркий на фоне пушистого белого снежного покрова. А когда Дуротан погрузился в благодатную воду, она чуть не обожгла его, а потом успокоила. И тогда он тоже поверил, что Дух Огня улыбается, глядя на них.
Вэтом сне Дрек’Тар был зрячим.
И во сне он пришел к горячему источнику у подножия Горы-Предка. Всевозможные создания, от снежных зайцев до копытней, мирно паслись на зеленой траве. Как всегда, когда Дрек’Тар смотрел на могучую вершину, он видел лицо Горы-Предка, – такое древнее, что и представить себе невозможно. До сих пор выражение на этом лице было суровым, но благожелательным; сдержанным, но добрым.
Сейчас каменное лицо Горы-Предка исказила гримаса, а рот его был открыт в беззвучном вопле. Дрек’Тар в ужасе смотрел на него, в то время как из ступней шамана росли уродливые черные корни, приковавшие его к земле, а потом он увидел, как в уголке глаза Горы-Предка собирается слеза. Она была не прозрачной, как вода, – колоссальная красная капля потекла по каменному лицу. Она текла и росла, превращаясь в ручей, в поток, в реку крови.
