– Все прошло хорошо, – тем временем, рассказывал дядя пиратам. – Птичка все-таки залетит в клетку. Ну? Чего носы повесили? Тут неподалеку есть одна корма – «Черный Святой», там варят отличное пиво, я угощаю!
Они снова побрели по пыльной дороге, но Арлингу уже было все равно. Идти вечером к иману не хотелось. К обиде на мистика добавилось и недовольство поведением дяди. Может, нужно было сначала вставать на колени, а потом обвинять кучеяра в трусости, но сказанного было не воротить – видели боги, он старался. Регарди плохо верил в то, что ужин у имана им поможет. Ему показалось, что кучеяр был не из тех людей, что меняют решения.
Мысли покрутились вокруг Абира, с которым почему-то хотелось поругаться, и снова вернулись к мистику. Странный он был человек – сбивал с толку и говорил загадками. Несмотря на то что иман отказал ему в помощи, сейчас, когда прошли первые эмоции, Регарди не чувствовал к нему неприязни. Дядя и тот вызывал больше раздражения. Возможно, они действительно просили имана о невозможном. Вернуть зрение – такое только богам под силу.
В нос ударила смесь резких запахов, от каждого из которых хотелось полезть на стену – пряности, моча, гнилые овощи и другая тухлятина. Вонь сопровождал растущий шум, такой же хаотичный и беспорядочный, как и она сама. Все говорило о том, что они приближались к оживленному месту.
Представив душную корму, где дядя собирался пить пиво, и расстояние, которое отделяло его от Самрии и «Черной Розы», Арлинг с трудом подавил приступ отчаяния, который подкрался слишком близко. Ему нужно было на корабль – только сразу, без многодневного перехода по пескам. Взять и очутиться волшебным образом на борту уже завтра. Или сегодня вечером. Арлинг был уверен, что сумел бы найти общий язык с пиратами и занять свое место в команде. Главное – уплыть подальше от этих просушенных солнцем берегов, где воздух был соткан из песка, а в лучах солнца можно было жарить яичницу.
– Уверен, вечером он согласится, – слова Абира ворвались в голову Арлинга, вызвав в ней бурную и неожиданную реакцию.
– Согласится рассказать, как пройти к Гургарану? – Регарди поспешно закрыл рот, но сказанного было не воротить.
– Какого дьявола? – Пират резко остановился. – Мы с тобой на одной стороне, племянничек.
Ох, дядя, подумал Арлинг. Досада, звучавшая в его голосе, выдавала Абира с головой. Неужели, правда была так проста и очевидна?
Но ответить он не успел. Все произошло очень быстро – на одном вдохе и выдохе. Регарди вздохнул, когда по ушам резанул крик Нуфа, который вдруг на него навалился, и выдохнул, когда понял, что очутился на дне зловонной ямы. Когда мальчишка упал на него, Арлинг не удержал равновесия, и, сделав шаг в сторону, врезался в колючие заросли, за которыми ничего не оказалось. Падение было недолгим, но болезненным. Яма была засыпана какими-то ветками, которые плавали на поверхности мерзкой пахнущей жижи и чувствительно впивались в тело при каждой попытке подняться. Теперь он знал, что сточная канава Балидета была самым вонючим местом на свете. Представив, сколько заразы попало ему в рот вместе с тухлой грязью, Арлинг принялся отчаянно отплевываться, когда услышал крики дяди.
– Вы не имеете право, чертовы ублюдки! Мы друзья наместника! Убери свой клинок, скотина…
Дальше ругань перешла в несвязное мычание, означавшее две вещи. Абиру заткнули рот. Абира убили. Еще не поняв, что означал второй вариант лично для него, Арлинг начал ожесточенно барахтаться, стараясь подняться. Наконец, его усилия были вознаграждены – ему удалось перевернуться на колени и нащупать стенку ямы.
Но как только он дотянулся до края, чья-то рука вцепилась ему в щиколотку и стянула обратно на дно. Грязь обильно залепила лицо, не дав вырваться крику страха и ярости.
– Тише, идиот – прохрипел на ухо голос Нуфа.
– Надо помочь Абиру! – прошипел в ответ Арлинг, пытаясь выбраться, но юнга вцепился в него мертвой хваткой.
– Издеваешься? Их там человек десять не меньше…
Нуф вдруг закашлялся и судорожно закрыл рот рукой – судя по сдавленным звукам, ему это удавалось с трудом.
– Эй, я видел еще двоих, они не могли уйти далеко, – раздался сверху голос, и его тон не обещал ничего хорошо.
– Глянь в кустах, и пойдем, жарко. Вожака взяли и ладно. Его псы сами подохнут.
Наверху зашуршало, и ладонь Нуфа мягко притопила голову Арлинга в жижу. Более мерзких ощущений он еще не испытывал. В ушах зашумело, к горлу подкатил ком, ноги свела судорога. Понимая, что больше не выдержит, Регарди дернулся, но рука юнги соскользнула сама, отпуская его из вонючего плена.
– Уфф, тебе повезло, – усмехнулся Нуф, пока Арлинг отплевывался, стараясь делать это не очень громко. Хорошо, что он ничего не ел с утра – в отличие от Нуфа, который издавал странные звуки.
– Повезло, что я не вижу той дыры, куда ты меня столкнул? – сердито ответил Регарди. – Долго ты собираешься в ней сидеть? Абира схватили!
– Ну да, схватили, – еле слышно проговорил юнга, отпуская его ногу. – Ветер сменился, принес бурю, такое бывает. Но он выкрутится, ты за него не переживай. Он всегда выкручивался. Каракатица мне в печенку. Я знал, что когда-нибудь этот день наступит, и думал, что буду к нему готов, но… черт побери, это не так.
Нуф захрипел и затих. Заподозрив неладное, Арлинг нащупал его и потряс, но в ответ раздался лишь стон. Уже убирая руку, он наткнулся на предмет, которого не должно было быть в груди юнги – из нее торчала стрела.
– О, дьявол… – Регарди в растерянности опустился рядом. Коснувшись древка еще несколько раз, он убедился, что все иллюзии остались в пустыне. В выгребной яме Балидета была только правда.
– Передай дяде, что я не пойду с ним на Гургаран.
– Молчи и не двигайся, ранение сквозное, ты выживешь, – засуетился Арлинг. – К Гургарану отправимся все вместе, только сначала нужно найти Гастро и Маруса, они нам помогут.
Наверное, такой мерзкий смех мог быть только у людей, близких к смерти. Регарди не разбирался в ранениях, но сквозным оно точно не было – стрела сидела плотно, в области сердца. Мальчишка доживал последние минуты.
– Оставь их, – тяжело проговорил он. – Может, они уже у Амирона, ну и черт с ними. Нет, к Гургарану мы с тобой не придем. Я умру в этой яме, а ты… – тут Нуф снова зашелся кашлем. – А ты… Прости нас, Арлинг, мы виноваты перед тобой. Ведь правду говорят, нельзя обижать убогих. Ты слепой, вот боги за тебя и отомстили. Все просто – как ты с этой жизнью, так и она с тобой.
– Молчи, у тебя бред, – произнес Регарди, понимая, что не хотел слушать последние слова умирающего.
– Нет, я должен это сказать. Да простит меня твой дядя, но мне так будет легче. Знай, серкеты своими тайнами не делятся, но есть обряд… Мы узнали о нем полгода назад и думали, что почти победили. Однако тогда у нас не оказалось подходящего партутаэ. Это значит… да, к черту, какая сейчас разница, что это значит… Когда пришло письмо от Канцлера о твоей слепоте, Абир запил, не появлялся из каюты неделю, а потом вышел и сказал, что ты все равно уже не жилец, потому что не бывает так, чтобы тьма становилось светом. Я его слова как сейчас помню. Ну, а нам было все равно, лишь бы иман согласился. Пойми, твой дядя хороший человек, он просто не хотел, чтобы ты мучился. Капитан всегда говорил мне: Нуф, этот парень достоин лучшего. По крайней мере, ты бы умер не в выгребной яме.
Юнга замолчал и стал медленно сползать на дно. Арлинг не стал ему мешать. Нуф ошибся, что-то перепутал, не так понял дядю… Абир не мог его предать. Он обещал чудо. Которого не случилось.
– Нуф! – позвал он, но в ответ лишь хлюпнула жидкая грязь. Возможно, юнга был не первым покойником, который нашел в ней могилу.
– Что мне делать? – собственный голос прозвучал хрипло и незнакомо. В этой яме не было Арлинга Регарди, в ней сидел кто-то другой. Кто-то чужой, заплутавший в песках, ненужный. А у Арлинга было все хорошо…
– Нужно выбираться отсюда, – сказал Арлинг, у которого было все хорошо, но тот, другой Регарди, лишь рассеянно пожал плечами. Зачем делать лишние движения? Вонь уже не казалась невыносимой, наоборот, он стал различать в ней приятные ароматы персика и ванили. Ногам было тепло, а то, что он нашел на себе пару пиявок – так это ничего, пускать кровь полезно. Перестав двигаться, он услышал мух. Встревоженные возней людей, они взлетели вверх, а теперь возвращались домой, беспорядочно садясь на лицо и пытаясь проникнуть в нос.
Он ненавидел мух, ненавидел этот город, ненавидел пески и жару. Но больше всего он ненавидел себя. За слабость. За неудачи. За то, что потерял Магду.
О, Магда, не смотри, отвернись. Человек, утративший надежду, являет собой отвратительное зрелище.
Арлинг и не знал, что упоение собственным ничтожеством может завлекать настолько сильно. Когда дневная жара стала спадать, а вместо мух появились кровососы, Регарди пошевелился и стал медленно выбираться из ямы. Жизнь не захотела покидать тело, которое уже давно терзали голод и жажда. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем пальцы нащупали край, покрытый коркой грязи. Вытянув себя на поверхность, которая была божественно суха и прохладна, Арлинг еще долго лежал без движения, раздумывая о том, что ему делать дальше.
