Ознакомительная версия.
Через километр-другой луг кончился, я выбрался на дорогу. Выглядела она наезженной. Какое-то время я колебался: а вдруг патруль? Неподалеку кипело сражение, искать разбежавшихся солдат противника – обычное дело победителей. Есть вероятность, что меня примут за солдата Морти. Тогда – виселица. Но и в лесу сидеть глупо. Рано или поздно следует выбираться к людям. Лучше всего – к мирным жителям. Внешне я соответствую аборигенам – это подтвердил имплант, язык освоил. Объясниться смогу, легенду придумаю. Если не покатит, дам деру. На протезах из модернизированного углепластика и при своих коленных суставах убежать можно даже от лошади. Проводились на Земле такие соревнования, и там спортсмен-инвалид на короткой прямой обогнал рысака. Протезы, правда, у него были созданы специально для бега, но и мои в порядке. Не догонят…
Приняв решение, я двинулся дорогой, насвистывая марш. Шагалось легко. Пыльная дорога стелилась под сапоги, в придорожных кустах верещали птицы, пару раз путь пересекли зайцы, следом за одним из них порскнула лиса. Живности в Запасном мире хватало, а вот люди не попадались. Это вызывало удивление: дорога не выглядела заброшенной. Тем не менее, отшагав пару часов, я никого не встретил.
Желтая звезда забралась в зенит и начала припекать. В суконной куртке было жарко, я взмок. Захотелось пить. Завтрак был плотным, а воды я с собой не взял – некуда. Я закрутил головой, разыскивая ручеек или источник. Они не попадались. Но, видимо, наверху услышали мои молитвы – за поворотом возник колодец. Сложенный из камня, он имел журавель и деревянное ведро на веревке. Я склонился, различил внизу водное зеркало и принюхался. В войну бросить в колодец труп – первое дело. Себе – удовольствие, врагу – отрава.
Из колодца тянуло сыростью – и только. Я спустил ведро вниз и вытянул воды. Понюхал и попробовал – вредных веществ нет. Утолив жажду, я напоил Мирку, после чего сел на край корыта, служившего водопоем, и снял протезы – вместе с сапогами. Натруженные культи отозвались блаженством. Я обдал их из ведра и оставил обсыхать. Благодать! Благословен тот, кто устроил этот колодец и содержит его в порядке!
Как ни приятен был отдых, но следовало идти. Я сунул культи в гильзы протезов и двинулся дальше. Местность постепенно менялась. Равнина кончилась, теперь дорога то и дело взбиралась на холмы и ныряла в низины. По обеим ее сторонам тянулись пустоши, поросшие вереском. Там и сям купами темнели кусты. В некоторых местах они подступали к дороге, образуя укрытие для засады. Я насторожился и стал внимательно вглядываться. Поэтому упустил момент, когда за спиной послышался конский топот.
Я оглянулся. Меня догоняла карета: большая, черная, запряженная четверкой лошадей. Бежать было поздно: вокруг пустошь. К тому же бегущий человек подозрителен. Я свернул к обочине и побрел дальше: дескать, мирный путник, идущий своей дорогой. За спиной послышалось фырканье, первая пара запряжки пробежала мимо, показались головы второй, и в этот миг в воздухе свистнуло. Острая боль обожгла мне спину. Я вскрикнул и обернулся.
Кучер на козлах грозил мне кнутом и что-то кричал. Карета пронеслась мимо, и я увидел на запятках мужчин. Один из них выхватил пистолет и прицелился.
Я упал на колени. Оглушительно ударил выстрел. Пуля свистнула над головой и ушла в поля. Я поднял голову. В низине стояло облако дыма, карета взбиралась на склон, а с запяток в меня целился второй мужик. Я плюхнулся на живот. Мелькнула вспышка, и пуля шмякнула в стороне, вырвав из земли клок травы. Вот ведь сволочи! Чем я им мешал? Что теперь? Встанут и бросятся добивать? Бежать?
Карета не остановилась. Взобравшись на холм, она перевалила за гребень и исчезла. В следующий миг там загрохотали выстрелы и послышались крики. Я прислушался. Наверху шел бой. Мои обидчики попали в засаду, сейчас их убивали. Мгновение я колебался. Это не моя война. С другой стороны, победители могут заинтересоваться свидетелем. Мной…
Приняв решение, я побежал вверх, на ходу открывая клапан сумки. Отдохнувшая Мирка взлетела по рукаву на плечо. Оказавшись наверху, застыла, сгруппировавшись. Чувствует адреналин. Умница!
Влетев на холм, я остановился. Бой догорал. Карета застыла поперек дороги. Видимо, кучер хотел ее развернуть, но не успел. Теперь он безжизненно свисал с козел головой вниз. Мужики с запяток валялись неподалеку, и даже беглого взгляда хватало, чтобы понять: покойники. Рядом стыл труп в синей форме. Двое «синих», обступив мужика в парике, тыкали в него шпагами. Тот отбивался, но было видно: сдает. В стороне еще двое «синих» раскладывали на обочине женщину. Один прижимал ее к земле, второй, бросив шпагу, задирал юбки. Жертва извивалась и брыкалась, но насильник не обращал на это внимания. Покончив с юбками, он спустил штаны.
Я выбрал насильников. Не из благородного порыва, отнюдь. Из оружия у меня имелся нож, к тому же маленький, против шпаг он не плясал. А вот насильники были уязвимы. Один стоял со спущенными штанами – не навоюешь, второй, забыв про оружие, держал женщину. Подбежав ближе, я протянул руку в сторону второго.
– Враг!
В природе горностай прыгает на полметра. Но это дикий. Над предками Мирки поработали генетики. Королевские горностаи крупнее, и ноги у них сильные. Мирка сделала гигантский прыжок, затем – второй, точно оказавшись на спине «синего». Тот, ощутив тяжесть, попытался горностайку смахнуть. С таким же успехом он мог отвести пулю. Мирка скакнула ему на плечо и впилась в шею. Солдат завопил.
Насильник без штанов растерялся. Вместо того чтоб подобрать шпагу, он решил подтянуть штаны. Зря… Подскочив, я сдавил ему горло сгибом локтя. «Синий» захрипел. В следующий миг лезвие с серейторной заточкой вошло ему в правый бок и заскрипело, вспарывая плоть. Спустя мгновение я выхватил нож и отпустил покойника.
Тот попытался зажать рану ладонью. Бесполезно: с разваленной печенью не выживают. Лезвие мультитула длиною всего с палец, но для человека этого достаточно. Насильник качнулся и рухнул на колени. Я вытер лезвие о его мундир и спрятал мультитул. Подобрал шпагу и осмотрелся. «Клиент» Мирки доходил. Лежа на спине, он сучил ногами, вырывая каблуками вереск. Из раны на шее струей била кровь. Мирку учили перекусывать артерии, и она знает, где они находятся у человека. Распаленная боем, горностайка теперь плясала на теле врага, шипя и выгибая спину.
– Брось его! Ко мне!
Мирка нехотя перепрыгнула на затихшую женщину, затем – на землю и взобралась мне на плечо. Следя за ней взглядом, я увидел ножки в красных чулках, подвязанные выше колена белыми ленточками, треугольник рыжих волос на лобке и белый, нежный живот. Ножки были худенькими, бедра – неширокими. Это не женщина, а девочка. Вовремя мы… Я повернулся и побежал к карете.
Там разыгрывался последний акт. Мужик в парике более не сражался. Его шпага валялась на земле, а сам он стоял, безжизненно опустив руки. «Синие», выставив перед собой клинки, что-то говорили. По их виду было понятно: насмехаются. «Тибя зарэжэм, бабу твою оприходуем, а патом и ее зарэжэм…»
Я перехватил шпагу за граненый клинок и метнул ее, как дротик. Прошелестев в воздухе, она с хрустом вошла в спину ближнего «синего». Разбойник покачнулся и рухнул навзничь. Рукоять шпаги уперлась в землю, и клинок, пробив тело, выскочил наружу, грозя небу окровавленным кончиком.
Второй разбойник отпрянул в сторону и обернулся, выставив перед собой шпагу. Он не слышал, как я сказал: «Враг!» – и не видел моего жеста. На белый комок, стелившийся по земле, он и вовсе не обратил внимания.
Это стоило ему жизни. Мирка прыгнула на бедро «синего» и, как могло показаться, на короткий миг приникла к нему. Этого, однако, хватило. У горностая 34 зуба, и они острые, словно бритвы. Вгрызаясь в плоть, разваливают ее, как мясницкий нож. Разбойник вскрикнул и перевел взгляд на ногу. Из бедра бил кровавый фонтан. «Синий» выронил шпагу и попытался зажать рану ладонями. Кровь пробилась сквозь пальцы и оросила землю. Раненого можно было спасти, наложив жгут, но я не собирался этим заниматься. Ему же лучше. Сдохнет от потери крови, а не на виселице.
Я двинулся к карете. Человек в парике уже не стоял, а сидел на ступеньке, привалившись спиной к дверце. Левой рукой он зажимал рану на груди. На голубой ткани камзола расплывалось темное пятно. Серое лицо, частое дыхание… Минута-другая, и «уплывет».
Дальнейшее произошло автоматически. Я выхватил из кармана шриц-тюбик, сорвал с иголки колпачок и воткнул ее раненому в шею. Пальцы выдавили лекарство, и только затем до меня дошло: шприцов у меня всего пять! Вернее, уже четыре…
Менять что-либо было поздно. Я сунул использованный тюбик в карман и бесцеремонно стащил с несчастного тяжелый, расшитый золотыми позументами камзол. Он не возражал, вяло подчиняясь моим рукам. Отбросив камзол, я пригляделся. Багровое пятно на белой, украшенной кружевами рубахе ползло к животу. Из отверстия повыше соска толчками выбивалась кровь. Поврежден крупный сосуд. Хорошо, если не задето легкое.
Ознакомительная версия.