– Восток-юго-восток. – Со своим зрением Лиам не нуждался в подсказке, сам видел очертания качающейся на волнах фигуры. От качки, однако, рябело в глазах и рассмотреть толком не мог. А вот Финли смог. От зелья зрачки расширились, глаза что два черных провала.
– Капитан, обойдите, коли жизнь дорога.
– Опять угрозы? Послушайте…
– Нет, это вы меня послушайте! Ундина[14].
– Вилли, сбегай за трубой, – приказал капитан, посудина качнулась левее. Капитан решил идти севернее.
Когда Вилли принес футляр с трубой, стало понятно, почему капитан не носит его с собой. Инструмент изумителен, прост, строг в очертаниях, но чувствовалось: далеко не дешевка. А главное – клеймо одного из знаменитейших рукийских дореволюционных мастеров. Такой трубой светить не стоило, еще, чего доброго, ведьмоловы придерутся.
– Неужто Буайе, сэр?
– Буайе?
– Рукийский оптик. Дореволюционный. Он не зачаровывал, как другие, а магию применял только в процессе изготовления линз. От этого стекла приобретали невероятно правильную форму.
– В ней нет магии.
– И не должно быть. Таков замысел Буайе.
– Трубу проиграл в карты ализонец, ни о каких Буайе я слыхом не слыхал, – приложил окуляр к глазу. – Черт! Действительно ундина. Откуда так близко к материку?
– Теперь воды для них безопасны, а значит, вы, капитан, станете зарабатывать больше.
– Если только одна из красавиц не утащит меня на дно. Почему воды вдруг стали безопасны для тварей?
– Падуб и Дуб ушли вместе с Кеннетом IV, раньше эти моря были под их защитой.
– Тебе-то откуда известно?
Вопрос Финли проигнорировал.
– Теперь дикие фэйри, могут разгуляться не на шутку.
– Но ведь на суше фэйри почти истреблены.
– Крысы плавают, капитан, но не так далеко. До этих фэйри не доберутся, будьте уверены. Кроме того, не все ундины утаскивают моряков на дно.
– Из каких эта?
– Желаете проверить?
– Нет, увольте.
– Знаешь, почему еще я выбрал Рукию? – Финли подобрал на песке затейливую ракушку. – Почему именно Сент-Иви? – глянул он вслед удаляющейся «Дурнушке».
– Сейчас расскажешь, – ответил Лиам, задумчиво глядя на бессознательное тело министра.
– Около четырех лет назад в Сент-Иви начали пропадать дети. Парни и девушки тринадцати-четырнадцати лет. Тогда это был богатый приморский город, который чудом миновали все поветрия.
– Все? – даже Дуги искренне удивился, открыв свой клыкастый рот. – У нас пять было, а по материку вроде семь прошло?
– Семь, и все мимо Сент-Иви.
– В чем причина?
– Жители просили защиты у фэйри.
– Но мы давно не так сильны…
– Дуги, тебе известно, что короли позволили остаться некоторым самым преданным вассалам и освободили их от клятв?
– Здесь ши?
– Ши? – переспросил Лиам.
– Это как у вас пэр.
– Здесь герцог Сильверхорн.
– Святые небеса… – Дуги был поражен.
– Я чего-то не понимаю? Откуда столько эмоций? – спросил Лиам.
– Сильверхорн был главнокомандующим светлого воинства… Как вы о нем узнали?
– Узнал Грэг. Был здесь, когда вместо пропавшего сына домой вернулось двое.
– Двое? В смысле подменыш и человек? Значит, такой была цена защиты! Люди воспитывали подменышей. Погоди… Столько вопросов… Но Сильверхорн светлый, а светлые подкидывают ребенка только вместо мертвого.
– Правильно.
– А темные растят человека и потом заставляют сражаться с подменышем до смерти, чтобы один из них стал полноценным фэйри.
– Да, только герцог решил иначе. Он оставил в живых обоих.
– Полуфэйри. Это противоречит законам и Дуба, и Падуба.
– Сильверхорн свободен от клятвы, устанавливает свои законы. Знаешь, кто его самый преданный сподвижник?
– Ну не томи.
– Голдфаер.
– Граф саламандер! Темный!
– Ага.
– Рассказывай дальше.
– Родители парней перепугались, опоили их и отвезли к ведьмоловам, чтобы те указали, какой – настоящий.
– Но магия была поделена поровну.
– Вот ведьмоловы и решили обоих сжечь. Тогда Голдфаер пообещал Грэгу две свободные просьбы – от себя и Сильверхорна – за каждого из спасенных ребятишек.
– Свободные?! Немыслимо… Грэг справился?
– Да, Сильверхорн предоставляет убежище в Хорнвуде любому магу, преследуемому ведьмоловами, сроком до четырех дней.
– А Голдфаер?
– Просьба к Голдфаеру открыта. Любой Месячный брат может воспользоваться.
– Как же магистр прошляпил такой шанс? Или еще не придумал, что просить?
– На Дикий не сообщали. Об этом знают только местные братья, нам оно нужнее.
– Значит, просить можешь и ты?
– И я. Верно говорю, сильф?[15]
– Верно, человек. – Звонкий смех эхом разлился по пляжу.
Воздух заискрился сотнями красок и явил прозрачный лик прекрасной белокурой девушки. Из одежды на ней был лишь легкий сарафан. Такой же нематериальный, как и сильфа, но под ним легко угадывались очертания тела. Сильфа подлетела к Лиаму так близко, что, будь она из плоти и крови, непременно уперлась бы носом.
– Ты больной.
– Я? Нет.
– Больной! – Сильфа ткнула Лиама пальцем в сердце. Не в грудь, нематериальная ручка легко прошла сквозь плоть. Как вспышка марева на месте сильфы вдруг оказалась Таллия. – Мерзость! Фу! – Сильфа схватила сердце, мир померк, стал до жути скучным и однотонным, фэйри рывком вытащила из груди комок красновато-бурой жижи. Лиам повалился на колени от яркой, словно солнечная вспышка, боли. Сильфа размахнулась и запустила комок далеко в море. – Вот теперь – не больной.
– Спасибо большое, – опомнился первым Дуги.
– Ха-ха-ха! – Пак благодарит за человека.
– Он друг.
– Действительно? – Сильфа ринулась на Дуги, тот невольно выпустил когти, но фэйри лишь уткнулась в него носом, как и в случае с Лиамом. – Ши! Извините меня, благородный. – Сильфа отлетела и, сделав прекрасный воздушный пируэт, умудрилась склониться, левитируя над песком.
Одновременно три удивленных голоса переспросили:
– Ши?
– Так что, можем идти в Хорнвуд?
– Вы – конечно, он – нет. Он мерзкий! – Сильфа ринулась к Ратлеру, намереваясь запустить руку в его нутро.
– Нет, – вновь одновременно воскликнула вся троица.
– Как скажете, благородный.
– Послушай, никакой я не благородный, – начал злиться Дуги. Он уже принял привычный облик, ведь вокруг, по словам сильфы, чужих не было.
– Как скажете!
– Прими нашу благодарность за излечение сердечного недуга.
Чтобы перевести разговор на другую тему и сгладить неловкость, да и, в конце концов, чтобы Лиам не стал должником фэйри, Финли поднес Сильфе флакон зелья. Фэйри – они на редкость беззлобные и бескорыстные, завтра уже могут и не вспомнить, но другие фэйри могут перекупить долг или выменять на глупую безделушку, а уж потом востребуют по всей строгости.
– Ой, да что вы, не стоило! – Тем не менее флакон оказался в руках раньше, чем сильфа договорила. – Так-так-так, – сунула сквозь него палец. – Ой, какая красота! А сколько трав! Спасибо, теперь я точно Ивет от бесплодия вылечу, а то на нее уже вся семья искоса смотрит.
– Ты зачем зелье от бесплодия таскаешь? – прошептал Лиам Финли.
– Обычный бесспиртовый тоник. Общеукрепляющий. Даже и подумать не мог, что он на такое способен.
– Ну-ну.
– Не нукай, обыщи нашего красавца. Деньги, драгоценности отобрать и лучше всего выбросить.
– А можно часы оставить, я к ним давно приглядываюсь.
– Сильфа… а как тебя зовут? Я, кстати, Финли, это Лиам, это Дуги.
– Коринн, – ответила сильфа, – приятно познакомиться.
– А скажи-ка нам, Коринн, может Лиам оставить часы?
– Брать чужое нехорошо, – надулась фэйри.
– Уж он заслужил больше, чем просто быть обобранным, – заявил Дуги.
– Как скажете, благородный.
– Ну вот, опять заладила… – Лиам остановил излияния коротким жестом.
– Вреда мне не будет?
– Часы новые, еще не пропитались гадостью, – ответила сильфа.
Будем считать – заслуженный трофей.
Лиам основательно проверил карманы, а Дуги прошелся по швам и подкладкам на предмет наличия тайников. Все документы Финли сжег, а деньги Лиам выбросил в море. Потом Финли вновь достал склянки.
– Что с ним делать будете? – спросила Коринн.
– Память сотрем.
– Ой как хорошо.
– Хорошо?
– Ну да, он там такой гадкий! – Сильфа указала пальцем на лоб министра. – Брр.
– Это не навсегда. На полгода максимум.
– И то хорошо. Если за ним присмотрим, может немножко измениться в лучшую сторону.
