Ознакомительная версия.
– Там мародеры, – ровным голосом напомнил Пьетро. – Люди все еще бегут из города, и бегут вслед за Проэмперадором…
– Значит, он жив?!
– Для беженцев – несомненно. Они хотят оказаться под защитой, а мародеры желают грабить. Убивать и насиловать они хотят тоже, но это дополнительный приз. Разбойники сбиваются в конные шайки по нескольку десятков человек и тянутся на юг. Нам встречаться с ними излишне.
– Сударыня, – подал голос отдышавшийся Сэц-Пуэн, – давайте… Лучше отступать на север. Мы догоним дриксенцев.
К Ро, если только он жив, ехать нельзя! Не из-за разбойников, хотя их со счетов не сбросить, – из-за Марианны. Военные вправе плакать, когда их война или хотя бы сражение окончены, не раньше.
– Хорошо, – кивнула графиня. – Хорошо в том смысле, что не сто́ит искушать мародеров. Мы налегке и на лошадях, так зачем нам плестись с обозом?
Внимательные светлые глаза, встревоженный черный. Они послушают, потому что один спешит к своему кардиналу, а второй жаждет обрести начальство, и желательно военное.
– Я думаю… – Думала она вчера, но немного неуверенности одинокой стареющей даме не повредит. – Думаю, лучше всего отправиться к армии одного из моих сыновей. Лионель должен быть ближе, а мародерам в той стороне делать нечего. Вы согласны?
– Да! – сверкнул глазом Сэц-Пуэн. – Да!
– Нужно узнать дорогу. – Пьетро был спокойней, но решение ему нравилось. – Помнится, отсюда в ту сторону ведут лишь проселки.
– Мэтр Шабли! – Комендант чуть не хлопал в ладоши. – Он вычертил карты всего Кольца. Видите, как удачно…
Хилый мерзавчик балуется картографией? В самом деле удачно, но, главное, она скоро увидит Ли! Вот так и понимаешь, что тебе есть, к кому бежать, на кого вывалить то, что скопилось и в голове, и на душе… Ли поймет, должен понять, или она не понимает его. То, что творится в Олларии, по зубам только старшему с Росио. Ну, может быть, еще Валмонам и Левию, если бы тот успел вернуть свой эсператизм к своему же Адриану, только мародерские души нужно не спасать, а упокаивать. По возможности картечью.
– Сударыня, с вашего разрешения… Я займусь сборами. Лучше не медлить!
– Вы меня спрашиваете? – Глаза пошире, как в молодости, когда старый, нет, еще молодой ызарг Штанцлер принимался восхищаться Рафиано и Савиньяками. – Но ведь комендант – вы. Я даже не гостья, беженка.
– Сударыня!..
Подавился чувствами, чихнул и умчался. Первым делом предупредит своего Шабли. Если их не разлучить, ментор вцепится в доброго вояку, как омела в дуб. Намертво и с презрением, тех, из кого сосут соки, всегда презирают.
– Пьетро, вы в самом деле готовы ехать к Северной армии?
– Я за вас отвечаю. Когда вы воссоединитесь с сыном, моя совесть будет спокойна.
– Вы ничего не сказали о маленьком Октавии.
– Мне нечего сказать. Когда грабили дворец, ни принца, ни охраны там уже не было.
– Так дворец разграблен?
– Иначе и быть не могло. Я бы сказал, что именно это позволило беженцам беспрепятственно дойти до ворот Лилий. Дальше ушедших защищал пожар.
– Во время мятежа в Эпинэ, – задумчиво произнесла графиня, – были вожаки. Я не про Ро и даже не про Карваля… Сплошь и рядом возникали заводилы, подбивавшие десяток-другой крестьян на бунт. Потом они становились либо сержантами, либо мародерами…
– Бунт в самом деле не может не породить вожаков. Если это бунт, а не чума.
– Вы не были в Нохе?
– Я провел там ночь. Вы подумали о свечении? Оно исчезло.
– А я провела ночь над поучениями Эрнани Последнего. Его высокопреосвященство угадал, они в самом деле хранились в гробнице. Вы читаете по-гальтарски?
– С трудом.
– Иссерциал у меня шел не в пример легче. Правда, я не видела его рукописей… Боюсь, я буду разбирать этот манускрипт месяцами.
– Я вряд ли смогу быть вам полезен… В этом.
– Очень жаль, – негромко посетовала Арлетта. – Знаете, а я ведь поняла, почему ваше лицо, когда вы стали военным, показалось мне знакомым. Конечно, все люди на кого-то похожи, особенно если смотрящий близорук и видит только основное… Сперва вы напомнили мне моих сыновей, потом я решила, что у вас больше общего с Аларконами…
Паузы графиня выдерживала мастерски, однако Пьетро и бровью не повел. Четок у хитреца больше не было, но руки спокойно лежали на коленях. Арлетта мысленно зааплодировала.
– Не знаю, на что списать ваше спокойствие. Мой старший не удивляется, дабы не решили, что его можно удивить, а младшие – когда знают, о чем речь. Я думаю, что вы знаете… До переноса Святого престола в Агарис и охоты на демонов художники и скульпторы молились на Диамни Коро. Гении были наперечет, но Савиньяк на портретах оставался Савиньяком, а Эпинэ – Эпинэ. Когда Анри-Гийом обиделся на признавших Франциска родичей и выставил их из портретной галереи, пустоты заполняли чем придется, лишь бы оно было древним. В ход шли не только предки, но и вассалы, главным образом Ариго, однако нашлась и парочка Гайярэ.
Ваш герб, сударь, не имели права разбивать. Герб с золотой выдрой на алом, рассеченном золотой молнией поле. «Предвещает возвращенье…» Граф Гайярэ, вы готовы вернуться?
Карту Нохи, совершенно бесполезную, он нарисовал по памяти. Ментор землеописания остался бы доволен, толку-то? Савиньяк отметил наиболее уязвимые места, потом места замеченных им схваток и расположение церковных гвардейцев. Что бы он делал в шкуре неведомого Левия или ставшего чужим Робера? Одна их ошибка была очевидной – из Торки, не из Олларии. Проэмперадор с кардиналом недооценили горожан. Лионель тоже недооценил бы, потому что слабый бросается на сильного либо от отчаянья, либо спьяну. Отчаянье, судя по письмам матери и рассказам Рудольфа, если и было, то зимой, а вот на опоенных самоубийцы с площади походили. Пьяному Рассанна по колено, а Сагранна по пояс, пьяный станет махать кулаками, не чувствуя боли, пока не свалится. Значит, пьяны, но чем? И куда девать Джаниса с его орлами?
«Висельники» – твари ночные, трусливые и хищные. Броситься в бой, защищая других, они в здравом уме не могут. Тоже перепились? Трезвые гвардейцы в стенах, колотящие друг друга пьяные на площади. В кабаках дерутся часто и порой насмерть, но разбойников убили не камни и топоры…
Лионель вынул маску – она была спокойна и совершенна, хоть сейчас на стену. Капуль-Гизайля бы сюда с его любовью к антикам, глядишь, что-нибудь бы да понял! Савиньяк всмотрелся в черные каменные глаза. Не карас, не черный агат и не обсидиан. Что-то вроде непостижимым образом почерневшего коралла… Оборотная сторона черна при серебряных глазах и отнюдь не кажется изнанкой, но как же барон жаждал заполучить пару к своей золотой редкости. Там – золото, здесь – серебро, и в придачу и к тому и к другому чернота. Зачем?
Вечерело, в комнату могли… могла зайти Фрида, и Савиньяк убрал так и не открывший своей тайны лик. Говорить о нем не хотелось, разве что с госпожой Арамона, но он выжал несчастную мать досуха. Если б только свести потустороннюю муть с уличными боями… Голый красавец из фонтана, Альдо, корона… Бред. Бред?! Подожги лекарский порошок, и в тигле начнет извиваться змея. Тоже бред, скажете? Нет, пепел…
Мысли нарезали круги вокруг Нохи, залитой то непонятной зеленью, то кровью. Если б упавшую среди сараев мать Селины вовремя не нашли, женщина исчезла бы, как исчезают уведенные выходцами, или тело осталось бы лежать? Мертвое тело, без ран и ушибов… Бездыханные трупы на перекрестках, которыми пугают кормилицы и няньки, – не родня ли они трупам на площади? Пусть площадь при желании можно назвать перекрестком, но заката не было, только солнце и мертвые «висельники». Отребье, за какими-то кошками сбежавшееся защищать эсператистов.
Уже знакомый скрип доказал, что маску он убрал не зря. Лионель поднял голову от карты, «узнал», встал, поклонился.
– Сегодня вы не в гостях? – улыбнулась Фрида. – Как мило…
– Я в гостях, – Савиньяк тоже улыбнулся, – у хозяев Бергмарк.
– И завтра уезжаете… В третий раз. Вы вернетесь.
– Возможно.
– Вам придется возвращаться, пока вы не поймете, что это судьба. Мы предназначены друг другу, как Манлий и Юлиана. Противиться этому глупо.
– Фрида, судьбы не существует. Есть не зависящие от нас обстоятельства, и есть наша воля. Из их столкновения рождается нечто, что часто называют судьбой, но мне больше нравится слово «жизнь».
– Вам просто не нравится признавать, что вы не свободны, женщине в этом смысле проще. Я никогда не была по-настоящему свободна, но подчиняться высшей воле не столь унизительно, как людям. Маркграфом нужно управлять, и меня во имя Талига отправили сюда. Мать, отец, Сильвестр… Люди. Я нужна для другого, большего, и мне послали вас. Почему вы не предлагаете мне вина?
– Хотите вина?
– И вина тоже. Судьба будет на нашей стороне. Нужно только не спорить с ней.
Ознакомительная версия.
