На улице она тряхнула головой, словно все еще сомневаясь, что поступила правильно.
– А ведь ты говорила, что нельзя оставлять колдунов у себя за спиной. – Проповедник так и не научился контролировать свой язык.
– Я не предполагала, что колдуны только-только вылезли из пеленок. Их дар практически не развит.
– Теперь тебе придется все время оглядываться. – Он никак не мог угомониться и не поддеть ее.
– Отправляйся в ад, Проповедник! И без тебя тошно.
Он сразу стал серьезным, кротко вздохнул:
– На самом деле я очень горжусь тобой. Господь тебя возблагодарит за твое милосердие.
Гера ничего не сказала, лишь отвернулась от него на мгновение, справившись со своим лицом.
Я никогда не спрошу у нее, насколько близко она подошла к той грани, когда больше не надо думать о том, чтобы оглядываться.
Прошло восемь дней, прежде чем появились люди мессэре Венутто. Время тянулось неспешно, но не из-за ожидания или от скуки, а оттого, что я был с Гертрудой. В наших отношениях, когда мы слетались на пару суток, а затем разлетались на полгода, оказываясь в разных странах, – восемь дней было вполне долгим, можно сказать, что бесконечным сроком.
Проповедник же просто извелся. Он внезапно понял, что ему решительно нечего делать, и уже пару раз намекнул мне, что хорошо бы наконец отправиться в путь.
– Ты хоть сам это замечаешь? – с интересом спросил я у него.
– Замечаю что? – Он косился на расчесывающую волосы Гертруду, стараясь делать вид, будто ему совсем-совсем не любопытно.
– Что тебя тянет в дорогу.
– Ничего подобного! – горячо возразил тот.
– Ну не хочешь признаться мне, признайся хотя бы себе. Ты любишь это не меньше меня.
Он фыркнул и ушел. Вечером же, когда я сидел на маленьком балкончике, приканчивая черешню, Проповедник неохотно произнес:
– Пока я был жив, то не уезжал дальше шести лиг от своей деревни. По сути за шестьдесят три года я ничего не видел, Людвиг. А потом появился ты, и Господь дал мне новый шанс. Я познал мир, и он оказался чудесным творением. – Старый пеликан замешкался. – Ну в большинстве своем, если не касаться живущих в лесу тварей, скрывающихся на дорогах грабителей и прочих мерзостей. Белые горы, огромные города с прекрасными женщинами. А океан! Если бы мне только могли сниться сны, думаю, я бы видел его каждую ночь. Так что да… ты приучил меня к путешествиям, и, пожалуй, мне это нравится. Спасибо тебе, что ты не оставил меня на том пожарище.
– Не за что благодарить.
– Здесь, конечно, тоже неплохо. Просто у меня в последнее время дурное настроение. Что-то надвигается. Впрочем… все это глупости старого мертвеца. Не обращай внимания.
– Сходи развейся, – предложила ему Гертруда. – Сегодня Ночь Фонарей. Городской праздник в гавани. Будет очень красиво.
– Что-то не хочется, – кисло ответил тот.
– Моряки выберут королеву залива. Самую красивую шлюху из всех публичных домов Билеско. И прокатят ее голой по улицам на белом воле.
– Уже интереснее. Пожалуй, гляну одним глазом на такое диво. – Старый пеликан заметно оживился. – Хотел тут у вас узнать, что насчет венчания. Вы же вроде собирались сделать это в Арденау.
Мы с Гертрудой переглянулись, и я сказал ему:
– Иди, Проповедник. Веселись. Поверь, ты первый из приглашенных на свадьбу.
– Но она явно не случится в ближайшие дни.
– Но в этом году. Октябрь тебе подходит? – спросила Гертруда.
– Ну, я отложу все дела и встречи ради такого случая. – Он довольно потер руки. – Хотя постойте! Октябрь? А в какое время?
– Ближе к концу месяца. – Я выбрал самый нейтральный из всех возможных вариантов ответа.
Проповедник подозрительно прищурился:
– Как я понимаю, последний день октября. Ночь Ведьм. Что же вы за люди-то такие? Даже свадьбу по-человечески справить не можете. Обязательно в какой-нибудь сатанинский праздник. Небось еще на Лысой горе?
– Отчего же сразу на Лысой? – Гера сделала вид, что обиделась. – Все-таки это моя свадьба, и она пройдет по меньшей мере в замке.
– Если раньше вы не найдете темного кузнеца и он вас не прикончит. Позвольте на этой пессимистичной ноте откланяться и отправиться смотреть на голых шлюх.
Распевая «Тебя, Бога, славим», старый пеликан удалился и до середины следующего дня мы его не видели.
Эспозито и Джанкарло пришли в душный полдень, когда горячий воздух стоял в комнатах, превращая их в раскаленную печь. Крепыш в легкой, распахнутой на волосатой груди рубахе и тонких коротких бриджах. В противоположность ему, худой мрачный товарищ был застегнут на все пуговицы, словно находился не на юге, а на севере, среди только что выпавшего снега.
– Сеньор ван Нормайенн. Сеньора. – Эспозито изобразил нечто вроде поклона, едва не задев шпагой вазу с подвядшими цветами. – Мы нашли законника, и скажу, что это было непросто. Он отлично скрывается.
– Прекрасная работа, сеньоры.
– Джанкарло постарался, – скромно признал Эспозито. – Он предложил поискать не в городе, а в окрестностях. Человек живет в Прато-Эмилия.
– Маленький городок в девяти лигах от Билеско, – объяснила мне Гертруда, достав из своей сумки склянку и высыпая порошок в графин с теплой водой. – Покровитель поселения – святой Просперо. Там известная титулярная церковь, Санта-Мария-ди-Монсератто, где покоятся останки двух Пап, причисленных к лику святых.
– Еще там есть караулка, отхожее место и виселица. Это никак не влияет на то, что вы собираетесь сделать, – довольно грубо произнес Джанкарло. – Вы едете?
– Едем. Он знает, что его нашли?
– Нет. Мы поговорили с доверенными людьми. Руджеролло точно не спешит никому сообщать, что он законник. Занимается продажей редких безделиц. Он выкупил лавку на окраине.
Гертруда протянула мне стакан с водой из графина:
– Выпей, пожалуйста.
Вкус, как и в прошлый раз, был бесподобным. Я вспоминал его с зимы и не думал, что второй раз доведется попробовать.
– Господи спаси! – отшатнулся Эспозито, хватаясь за оружие.
Каменная маска на лице Джанкарло дала трещину, и он перекрестился, глядя на меня с таким суеверным ужасом, словно перед ним возник дьявол. Я знал, что он увидел – парня с рыжинкой в волосах, с закрученными на чергийский манер усами, красноватым носом и бледно-розовым шрамом на правой щеке. Виктор Фетш, сержант второго полка наемного отряда «Желтые псы» снова вернулся.
– Успокойтесь, сеньоры, – попросила их Гертруда с дружелюбной улыбкой. – Право, ничего страшного не происходит.
– Темное колдовство! – возразил Эспозито, все еще раздумывая, не проткнуть ли меня шпагой. – Какого черта вы делаете?!
Я увидел, как быстро темнеют глаза у Геры, она пробудила магию на тот случай, если они со страху все же бросятся на нас и их придется остановить. Но говорить она продолжала все так же дружелюбно и с улыбкой:
– Мы ведь условились с сеньором Венутто, что только поговорим с законником, вы помните? А если мы будем вести лишь разговоры, то нам нужно, чтобы на вопросы были получены ответы. Руджеролло вполне может знать господина ван Нормайенна по описанию. Тот – личность в Братстве известная, и, если законник поймет, что перед ним страж, никакой беседы не получится. И тогда нам придется действовать иначе, нарушив слово, данное сеньору Венутто. Мы ведь не хотим расстраивать вашего начальника, правда?
Эспозито выругался, с силой загнал шпагу обратно в ножны.
– Чертова магия! Я на такое не подписывался!
Сейчас они оба казались очень испуганными.
– Вы можете остаться в городе. Мы сами доберемся до Прато-Эмилия, – предложил я им.
– Овечьему дерьму можешь такое предлагать. У нас приказ. – Джанкарло всем своим видом показывал, что он останется здесь, если только его убить.
– Ну, тогда не будем оттягивать встречу, которую мы так долго ждали. – Я взял лежащий на кровати палаш и первым направился к выходу.
Прато-Эмилия оказался небольшим городком, коих во множестве раскидано по Дискульте. Город полностью занимал высокий холм, начинаясь у его основания с крепостной стены и серпантином единственной улицы, забирающейся наверх между домов. Те оказались выложены из известняка, с коричневой черепицей и ярко-голубыми дверьми и ставнями. Титулярная церковь Санта-Мария-ди-Монсератто стояла на самой вершине, стиснутая со всех сторон зданиями, и ее купол с алыми полосами было видно издалека.
Мы ехали по тракту, заросшему с двух по обочинам кипарисами, когда несколько раз слабо ударил колокол. Звук пришел не со стороны города, а откуда-то с севера, из-за низких лесистых утесов, тянущихся до самого моря.
– Еще одно поселение? – прислушалась Гера.
– Нет. Монастырь кармелиток. – Эспозито больше не косился на нас и перестал ждать, что на моей голове вот-вот вырастут рога. – Сестрица Джанкарло приняла там постриг.
– Заткнись! – встрял тот. – Какого хрена ты мелешь языком, Эспозито? Кой черт им это надо знать?
