В синих глазах Карея, что так нравились женщинам, Годже ясно прочел: «Нет уж. Ловите вы сами своих Мастеров Путей, а тем более Кодонака с его особым мечом».
– Увы, не могу… У меня еще есть одно незаконченное дело с Маизаном…
– Ну тогда веди к этой Элинаэль. Или лучше пусть ее сюда приведут, я ее заберу.
– Сам?
– Нет, я воспользуюсь помощью твоих Дидоя и Штаса.
– Я имел в виду, что тебе следовало бы взять кого-нибудь с боевым Даром… И куда вы отправитесь?
– Карей, давай я расскажу тебе все после. Меня ждут. Все задумано именно так. Эти двое, – он кивнул на Итина и Иссиму, – помогут мне.
Абвэн был сбит с толку, он не совсем понимал, что происходит, но именно это и нужно сейчас Годже. Нужно уйти, пока Карей не догадался, не заподозрил неладное… Если Элинаэль Кисам – та единственная, чья кровь может отправить этого выродка Атаятана обратно в забвение, то она должна быть свободна!
В комнату ввели темноволосую синеглазую девушку, достаточно красивую, чтобы поспорить даже с Иссимой. Не зря и этот щенок Вирд, и старый волк Кодонак так на нее запали… Она удивленно расширила глаза, узнавая своих друзей. Каха, почти спрятавшего лицо в растрепанных волосах, если и видела раньше, то вряд ли узнала.
Что будет делать Годже, если Элинаэль начнет сопротивляться, брыкаться, кричать, выкинет что-нибудь… Что ей сказать такое, не вызвав подозрения у Абвэна и не испугав ее?
Но Карей Абвэн – Мастер Слов сейчас не хуже, чем Мастер Перемещений (наверняка кого-то с Даром сплетать слова он взял в свой Второй Круг), сделал всю работу за него.
– Видишь, Элинаэль, – это твои друзья. Они пришли за тобой, – проговорил Абвэн голосом мягким и приятным настолько, что болезненно напомнил Годже голос Атаятана. – Они отведут тебя к Вирду Фаэлю. А ты волновалась. Ты ни за что убила человека.
Элинаэль глянула на него, желая испепелить одними глазами.
– Вы напали на Вирда! Ударили его! Вы надели на меня оковы!
Абвэн подошел, снимая утяжелители, но оставляя другие браслеты, более грубые и тяжелые, связанные между собой цепью, которые не позволяли ей творить огонь.
– Оковы нужны для того, чтобы ты никого больше не убила. Это очень болезненная смерть – сгореть заживо.
Девушка зарделась, опустила глаза. Странное это чувство – быть убийцей, знакомое Каху, особенно когда не успел еще сделать выбор в сердце… или сожалеешь об этом выборе… Неприятное…
– Когда ты окончательно успокоишься и убедишься, что ты в кругу друзей, оковы снимут. А с Вирдом Фаэлем поступили, конечно, грубо, оглушив ударом по голове, но так было нужно, иначе он бы убежал, вернулся бы к заговорщикам… Его исцелили, с ним все в порядке. А вот того, кого ты сожгла… уже не вернешь…
Годже надоело это слушать. «Спасибо, Абвэн, за убеждение Элинаэль, но не стоит так уж стараться», – раздраженно думал он. Он подошел к недавнему соратнику очень близко и протянул руку с требованием, прошептанным тому почти в самое ухо:
– Ключ от оков!
Абвэн окинул растерянным, завистливым, но все же при этом немного презрительным взором Годже, вытянул ключ из кармана своего кама и вложил в раскрытую его ладонь.
– К Башням Огней! – скомандовал Ках Дидою и Штасу, и те, забрав его, Итина, Иссиму и Элинаэль, совершили очередной за сегодня прыжок.
Когда он ощутил под ногами землю Города Семи Огней и увидел длинные тени, отбрасываемые башнями, Годже едва не засмеялся от облегчения; он обернулся к «прыгунам», которые служили Абвэну, а значит, и Древнему:
– Уходите, возвращайтесь на побережья залива Тиасай и ожидайте приказов. Никуда не отлучайтесь. Я сам вас найду. – Дидой и Штас послушно исчезли в тумане перемещений, а Годже глядел на то место, где они только что были, стоял и думал: «Как быстро все раскроется?..» Сколько у него есть времени? Как только Верховный узнает о том, что он сделал… Эбонадо найдет способ, чтобы убить его…
Годже снял оковы с девушки, и она благодарно кивнула ему, все еще не узнавая.
– Пойдемте, – произнес Этаналь, – здесь неподалеку есть вход в подземелье штаба.
И они быстрым шагом, стараясь не привлекать внимание немногочисленных прохожих, встречающихся им по пути, направились к берегу Тасии-Тар. Если о каких утраченных способностях и стоит жалеть, то это о перемещениях… Ках содрогнулся – нет уж! Он не будет жалеть об этом! Никогда не будет жалеть! Атаятан пил его, опустошая душу, словно чашу с вином. Древний многое давал, что казалось привлекательным для любого смертного, но то, что он отнимал, было больше, было страшнее, он отнимал саму человеческую сущность, превращая в нечто иное, омерзительное, восставшее против Творца, воспротивившееся Мастеру Судеб, отринувшее огонь жизни.
Они вошли в рощу, где грудами кирпичей и развороченных камней лежали бывшие Конюшни Пятилистника. Площадку так и не убрали до сих пор и ничего строить не начали. Ждут, пока вернется Король-Наместник с войны и задаст им хорошей трепки! Среди развалин Итин, опасливо оглядываясь по сторонам, отыскал вход в какое-то подземелье.
Затем они шли. Шли долго, молча, по длинному узкому ходу. То, что не приходилось наклоняться, было уже хорошо. Еще лучше было то, что дорогу освещал созданный Элинаэль огонек. Годже в последнее время очень не любил подземелий… То и дело ему казалось, что где-то позади него, а он шел последним, – смарг Древнего, что скалится в темноте и подкрадывается к нему. Запах сырости неприятно бил в нос. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем где-то вдали забрезжил свет и они увидели широкий зал, где тут и там, на стульях, лавках, табуретах, будто собранных из разных помещений, а то и просто на полу сидели люди. Одаренных сразу можно было узнать по длинным волосам, а они почти все здесь были Одаренными.
Едва преодолев последний шаг перед тем, как войти в этот зал, Годже понял, что на него нацелены несколько луков.
– Это я – Итин Этаналь, – громко сказал Архитектор, и луки опустились. – Зовите Кодонака, мы привели Элинаэль!
Обе девушки – и златовласая и темноволосая – удивленно оглядывались по сторонам, так как были здесь впервые. Они немного расслабились и даже начали улыбаться, когда заметили спешащих к ним знакомых. Годже узнал здесь многих Мастеров Золотого Корпуса, Мастеров Перемещений, Советников Большого Совета, Ото Эниля, который сидел в дальнем конце зала, и, услышав слова Этаналя, поднялся и направился к ним. Годже Каха никто не узнавал, он стал в тени стены, опустил голову и взъерошил волосы, напуская на лицо. Их постепенно окружали новые и новые люди, в зал сбегались и те, кто был в других помещениях подземелья. Сколько же народу собрал здесь Кодонак? А вот и сам он – идет быстрым шагом, пробираясь сквозь толпу. Скользит взглядом по Итину, Иссиме, Каху (хотя и не узнаёт), останавливается на Элинаэль и улыбается.
Хатин Кодонак
Как им удалось освободить ее? Они с Вирдом пытались столько раз, но стены цитадели неприступны… Главное, что она здесь!
Элинаэль… как всегда прекрасна. Выше всяких похвал! Волосы растрепаны, но это лишь придает ей прелести, особенно если добавить к тому пылающие глаза, зардевшиеся щеки, светлую улыбку… Девушка удивительной красоты и к тому же Мастер Огней… Сердце Хатина сжалось. «Она не твоя… Держи себя в руках!» – сказал он себе. Но Элинаэль, видимо, не чувствовала к старику никакой жалости, она подбежала, едва не сбила его с ног, крепко обхватив руками и прижавшись к груди.
Вирд, который пришел чуть позже Хатина и был все это время у него за спиной, подошел поближе, бледный от ярости, со сжатыми крепко зубами, и впился в Кодонака острыми ревнивыми глазами.
«Она тебе словно дочь, Хатин… Словно дочь… – повторял Кодонак мысленно. – Но все же тебе не стоило бы так крепко обнимать меня, девочка… Я же не железный!»
Он взял Элинаэль за плечи, отстраняя от себя, заглянул с ободряющей улыбкой в заплаканное лицо, затем развернул так, чтобы она увидела Вирда. «Пусть играют в любовь молодые. А игра седины – это власть…» – вспомнились Хатину строки поэта.
Увидев Вирда, девушка вспыхнула и засияла… крупнее слезы, шире улыбка, ярче огонь в синих очах, иной огонь… она смотрит на Вирда совсем другими глазами. В том, что она его любит, сомнений нет. «Хладной мудрости – судьбы людские. А для юности – буря и страсть».
Девушка бросилась к Вирду еще более стремительно, чем к Хатину, а тот обхватил ее так, словно думал: «Держи я ее недостаточно крепко – Кодонак тут же приберет Элинаэль к рукам!»
Хатин усмехнулся и отвернулся, чтобы не смотреть, как они целуются.
Взгляд его напоролся на перекошенное изумлением и гневом лицо Иссимы, сверлящей глазами затылок Элинаэль. «Она имела виды на молодого Фаэля… – понял Кодонак, направляясь к Иссиме и милосердно загораживая собою взбесившую ее картину. – Ох уж эта молодость! Незачем тебе смотреть, девочка, как тот, кого ты любишь, целует другую. Я вот – битый волк, и то отвернулся».
