– Двойник вернулся в свое тело, – догадался принц.
Его тотчас охватило чувство страха. Мал обрадовался ему и захохотал от охватившего его возбуждения. Он тотчас обрел прежнюю подвижность. Мал устремился к выходу. Через его голову перепрыгнул бабуин и преградил ему путь. Он свирепо оскалился и набросился на Мала с явным намерением уничтожить. Мал одним ударом пронзил его сердце клинком, одним рывком достиг бреши в стене пирамиды и вынырнул наружу.
Обернувшись, Мал увидел, что никакой бреши в пирамиде уже нет. Все исчезло без следа. Но Мал отчетливо помнил, что с ним произошло. Он еще раз убедился, что мемфисские пирамиды – пристанища змеиных богов. И Сейт-Акх говорил ему именно об этом. К тому же Мал своими глазами увидел противоречия между Осирисом и Сетхом. Для одного пирамиды были величественным сооружением – делом рук человеческих, для другого – всего лишь частью многообразной природы. Сторонники Осириса, предлагая союз в обмен на покровительство, обращались к его разуму, приверженцы Сетха пытались пробудить ту часть его души, которую Мал по-прежнему осознавал с большим трудом.
– Грядет война. Но ее истоки издавна проистекают из души человеческой. Коварный Эблис вторгся в рассудочную душу и возвысил ее над животной. Встреча с Кебхут и Упуатом мне не приснилась. Но все, что я смогу сделать – попытаться разрешить противоречие в человеческих душах. Война не должна разъединить рассудочную и животную части души. Их нужно примирить. Они должны на равных правах вступить в справедливый союз. Рассудок и животное начало должны занять свои места. Для этого нельзя вставать ни на сторону Осириса, ни на сторону Сетха. Любое действие может только принести новые страдания людям. Но что же делать? Две части единой души настолько разделены между собой, что только и думают о том, как уничтожить друг друга. Они не понимают, что, лишившись хотя бы одной из них, человек перестает быть человеком. Без животного начала он превращается в бесчувственный механизм, без рассудочного человеческая жизнь превратится в бессмысленный беззаконный хаос.
И все же Мал не мог понять, почему пророчество о миротворческой миссии Змеиного князя так и не сбылось. Вместо мира назревает новая война, а его самого раздирают на части две враждующих стороны.
– Что если я вовсе не змей в образе человеческом? Ведь все это время я оставался человеком. Змеиной кожа была для меня всего лишь маской, которая к тому же очень хорошо меня защищала. Но без нее я ничем отличался от других людей. Выходит, Инсаф с Иустином избавили меня от нее и состоявшийся обмен змеиной маски на Личину был равноценным. Но кто же тогда тот самый змей в образе человека?
Мал продолжал спускаться с гор. У него кончилась вода, и он больше не мог ни о чем думать, кроме как о солнце, нещадно обжигающем на его теле только что народившуюся кожу. Ему ничего не оставалось делать, как закрыться плащом с ног до головы в надежде, что рано или поздно он доберется до родника и восстановит влагу ручьями вытекающую из его тела.
– Инсаф и Иустин наверняка тоже не знали усталости, пока их истинный облик скрывала маска царей-шутов. Странно, что маска дает почти совершенство, но взамен забирает свободу.
Мал по-настоящему испугался. Он почувствовал, как к нему подступает искушение. Оно началось с мимолетной мысли, за которой тут же последовала другая. Мал знал, что может произойти дальше: ум тут же находит таким мыслям оправдание, затем делает привлекательными, а те, в конце концов, пробуждают желание совершить неподобающие поступки. Так дьявол и искушает человека, бросая камушки порочных мыслей в его и без того мутное озеро ума. Человек пытается их отвергнуть, но у него ничего не получается. Он только еще больше запутывается, и страсть рано или поздно настигает его. А если же человеку удается подчинить чувства уму, то только ценой изгнания животной части души.
Чтобы избавиться от навязчивых мыслей о Личине, Мал зашептал молитву. Вместе с ней к нему пришла еще одна мысль:
– Чем чаще я прибегал к силе, дарованной змеиными богами, тем сильнее я от них зависел. Это кончилось тем, что змей завладел моим телом. Точно также и Личина завладевает телами простых смертных и разрушает их душу. Инсафу и Иустину пришлось объединить усилия, чтобы противостоять ей. Но они так и не смогли справиться с Личиной. Все свершилось по Божьему промыслу.
Молитва неожиданно помогла Малу приспособить тело. Малу удалось найти ритм, который позволил ему без остановок спуститься вниз и добраться до источника воды. Теперь до Мемфиса было рукой подать. Мал напился и несколько раз облился с ног до головы. Ему стало намного легче. Пришло время подумать о судьбе Мемфиса:
Я не хочу его разрушения, но как я могу его защитить? У меня нет больше неуязвимости. Но разве боги не в силах сами спасти священный город? Разве жители Мемфиса заслужили смерть только тем, что сотни лет следовали древним традициям? Почему они должны страдать из-за распри первых богов? Неужели это весомая причина для разрушения города, который столько раз возрождался после нашествий чужеземцев?
Ответ пришел сам собой. Мемфис – город множества богов, а потому противоречия, возникшие вокруг него, не могут быть разрешены мирным путем. Чтобы избежать их, следует служить тому, кто является источником всего сущего, дарителем всех благ, воплощением истины, творцом этого мира. Вот кто определяет все. Но египтяне в своем невежестве не знают о нем. Они приняли в свое сердце тех, кто справедлив и всезнающ, и тех, кто тщеславен и мстителен. А люди таковы, каким богам они поклоняются. Служишь добродетели и становишься добродетельным, воздаешь хвалы коварству – рано или поздно запутываешься в сетях собственной лжи. А что, если попытаться уместить в своем сердце многие сотни богов, разве не превратиться оно рано или поздно в поле битвы? У человека всего одно сердце, и разве оно может принадлежать кому-нибудь еще, кроме Бога, который есть любовь, истина и справедливость.
