Ознакомительная версия.
– Дорогой Бурраз, вы что-то принимаете перед тем, как сесть за стол? Наши друзья уже поют и плачут, хоть и не так, как найери в понимании еще одного нашего друга, а вы скромны и сдержанны, как желудь.
– Или как наследник Валмонов, – вернул комплимент кагет. – Если б я не доверял своим глазам, я бы решил, что вам не по вкусу вино.
– Кэналлийское не по вкусу быть не может, – возразил Марсель, мысленно поздравляя делившие с ним вино смородинные кусты.
Бывший посол Ургота коротал время с послом казарии на террасе гостиницы «Лев под вишней», куда с дозволения рэя Эчеверрии и под ответственность Марселя, что вообще-то было отвратительно, перекочевала большая часть собравшейся на Старобарсинской заставе компании.
Щедрый рэй поделился кэналлийским, и ужин в саду незаметно перерос в странного вида попойку. Собравшиеся под вишнями если не львы, то ведь и не агнцы, пили вперемежку за победу и за упокой. Когда Карои заговорил по-алатски не с Эпинэ, а с Рокслеем, Капуль-Гизайль облизал пальцы, а Мевен сперва с вожделеньем уставился на ближайшее дерево, а потом принялся прихорашиваться, Марсель в последний раз оросил смородину «слезами» и предложил казарону прогуляться по саду. Казарон с готовностью отодвинул блюдо с запеченным под присмотром Капуль-Гизайля карпом, и дипломаты в сопровождении Котика отправились совершать моцион.
Говорили о Кагете и Бакрии, об Агарисе и Паоне, о «бесноватых» и церковниках, об их величествах, высочествах и преосвященствах. Сад был велик – хозяйскую вишневку знали даже за пределами графства, и все равно они наткнулись на Мевена. Разочаровавшись в прелестном дереве, Иоганн где-то обрел девицу, изрядно напоминавшую его столичную любовницу. Углубленный в прекраснейшее из занятий счастливец послов не заметил, но прогулку встреча оборвала. Возвращаться за общий стол не хотели ни кагет, ни талигоец, вот и устроились на террасе с видом на залитый лунным серебром тракт.
– Вы скучаете по Кагете? – осведомился виконт. – Я бы на вашем месте скучал. Более того, я скучаю даже на своем.
– О да, – в голосе казарона зазвучала былая страсть, а может, он наконец начинал хмелеть, – я пять лет не видел настоящих роз и почти забыл вкус хисрандских улиток.
– А я их еще не пробовал, – опечалился виконт, полагая, что нельзя выглядеть трезвей сотрапезника. – Как вы думаете, можно ли считать дезертиром офицера, у которого сразу кончились начальство, подчиненные и приказы?
– Не думаю.
– Вот. А у вас кончилась Оллария и казар… Вы оказали Проэмперадору большую услугу, но что вы будете делать теперь – поедете к Ноймаринену? Но это неправильный регент, и он пьет тинту… А я заеду к батюшке, после чего отправлюсь в Сагранну и дальше. У меня там дела, а у вас? Неужели вам не хочется сказать что-нибудь хорошее Баате, он такой приятный… Вы знаете, я ведь ему поручил нашего с Мэгнусом – это мой боевой козел – пленного. Его величество обещал о нем позаботиться… Я о гайифце…
– Я знал Баату ребенком, он подавал большие надежды и всегда, вы понимаете, всегда помогал другим… пройти назначенной им стезей. Теперь несчастный остался совсем один. Подумать только – отец, братья…
– Зато Баата чтит как отца свекра Этери, – утешил взгрустнувшего было кагета Марсель. – Так вы хотите увидеть Кагету?
Посол хотел. Более того, он хотел, жаждал, стремился увидеть еще и графа Валмона. Про регента Талига, который не Ноймаринен, речь не зашла, но Валме не сомневался: доблестный Бурраз надеется встретить и его тоже. Самое смешное, что Марсель тоже надеялся.
Глава 3
Талиг. Кольцо Эрнани
Южная Марагона. Альт-Вельдер
400 год К. С. 19-й день Летних Молний
Если б Марсель, уподобившись Алве, спал с заряженным пистолетом под рукой, паршивец Лагартос был бы обречен, но пистолета не было, и Валме, с трудом разлепив глаза, лишь томно осведомился, есть ли у дражайшего гостя часы.
– До полудня не менее двух часов. – Внешне кэналлиец ничем не напоминал Герарда, но суть, суть! – Вы нужны на заставе.
– Опять сумасшедшие?.. – Алва все же не зря сделал утреннее чудище рэем, сродство душ было налицо. – Далеко?
– Приехал человек с письмом графини Савиньяк.
– И на кого он похож?
– Он военный. Дворянин. Назвался Сэц-Гайярэ, путешествует со слугой, тоже военным. Мы сказали, что нужно ждать виконта Валме, который сейчас неподалеку. Сэц-Гайярэ не спорил.
– Тогда я тоже не стану спорить, – зевнул рекомый виконт, пытаясь припомнить хоть самого завалящего Сэц-Гайярэ. Вспомнил Сэц-Гайяров, но кэналлийцам такая разница не в разницу. – Как вы можете подниматься в подобную рань?
– Нужно.
– Кому? – Валме провел ладонью по щеке и понял, что придется еще и бриться. – Хотите шадди?
Собрат Герарда хотел. При условии, что сварит сам из привезенных с собой зерен. Марсель зевнул еще раз и понял, что приезд рэя – меньшее из возможных утренних зол.
К полудню все как-то наладилось – во многом благодаря пегой красотке, обладавшей удивительно плавной рысью, ну и погодка выдалась славной, да и Лагартос не только шадди умел варить. Кэналлийцы не отказали себе в удовольствии поохотиться на чесанувшую от Старой Барсины погань. Оказалось, что трусливей всего мародеры и дезертиры вели себя у развалин, удрав же подальше, они непонятным образом осмелели настолько, что не только огрызались, но и нападали. На превосходящего противника. Лагартос этого не понимал, Валме тоже, но понять хотел, так что время в пути пролетело незаметно.
Сэц-Гайярэ оказался стройным светловолосым человеком, отдаленно напоминавшим Савиньяков и еще кого-то. Пора было обедать, и Валме предложил проделать это в саду, честно предупредив, что на голову может свалиться груша. Гость не испугался, он вообще не производил впечатление пугливого. Когда принесли похлебку, сотрапезник знакомо опустил голову, и все стало на свои места. Особенно след на руке покойного полковника Нокса, о котором говорил милейший Габайру. Рокэ не говорил, но это ничего не значило.
– Герцог Алва вспоминает о вас с признательностью, – заверил Марсель, бросая Котику кусок зеленой кэналлийской лепешки, которую ставили в печь уже с соусом. – Но я не думал, что от Гайярэ уцелело что-то, кроме замка.
– Графиня Савиньяк полагает, что уцелел я, хотя в любом случае я остаюсь незаконнорожденным.
– Насколько я понимаю, графиня в безопасности?
– Да. Она об этом пишет вашему отцу.
– Я уже вскрыл одно адресованное ему письмо, это себя оправдало, но поступать так раз за разом дурно. Вы не могли бы меня просветить относительно судьбы графини и баронессы Капуль-Гизайль?
– Извольте. – Незаконнорожденный ел быстро, но красиво, что всегда внушало Марселю симпатию. – Графиня Савиньяк хотела видеть своего старшего сына. Я должен был ее сопровождать, но за Кортоной нам посчастливилось встретить разведчиков-«фульгатов» из армии Лионеля Савиньяка. Графиня продолжила свой путь, а я, полагая поручение исполненным, отправился на юг.
– Папенька будет дарить вам астры, – предупредил Валме, приступая ко второму куску мяса. – Не берите, на них заводится мучнистая гниль. Что случилось с баронессой?
– Она умерла. – В голосе бывшего Пьетро прорезалась бывшая же отрешенность. – Последней в живых ее видела графиня. Я как мог осмотрел тело, но причины смерти не обнаружил. Это мог быть яд, или внезапно проявившаяся болезнь, или… что-то другое.
– «Что-то»?
– У любой смерти есть причина. В том положении, в котором мы находились, я смог бы заметить разве что следы прямого насилия. Их не имелось.
– Грустно. – Марсель приподнял бокал. Новость виконту не нравилась, хуже того, она огорчала, удручала и порождала цепочку сложностей. – Что было потом?
– Мы с моим товарищем похоронили умершую в тайнике в Огородном предместье. К сожалению, я еще не принял постриг, и прочитанные мной молитвы не являются заупокойной службой. Графиня Савиньяк считает, что герцогу Эпинэ о смерти баронессы должен сообщить его высокопреосвященство.
Валме присвистнул. Это вырвалось само собой и было неприлично, но виконт в самом деле был расстроен куда больше, чем от себя ожидал. Марианна по праву считалась Звездой Олларии и погасла, когда та свихнулась! Началось с пропавших цветочниц и погасших улыбок, кончилось погромами и смертью красавицы, которую умудрился полюбить бедолага Эпинэ.
– Вы играете в карты? – уныло спросил Марсель.
– Я знаю, как играют. – Пьетро поднял глаза; оказывается, он мог смотреть и прямо, что немало увеличивало его сходство с Савиньяками. – Вы хотите разыграть роль черного вестника в тонто?
– Воистину, сынам церкви приходят в голову смелые мысли. Нет, я хотел сказать, что вашу неприятную даму, увы, бьет Повелитель Кошек… Его высокопреосвященство Левий умер на руках у герцога Эпинэ и ничего никому больше не скажет. Среди беженцев затесалось несколько «бесноватых», один из них бросил камень, но смерть, если верить брату Анджело, произошла от разрыва сердца. Я не очень понял, что это такое, вроде бы кровь не доходит куда надо. Когда такое случается – лечить поздно, а до того ничего нельзя понять. Впрочем, не будь удара, ничего бы не произошло, по крайней мере тогда.
Ознакомительная версия.
