Небо прорезала молния. Ноэль закрыла глаза от света и жара. Магия обрушилась на нее, дрожала на ее коже, в ее легких. Ноэль привалилась к ближайшей стене и скорчилась в своей накидке.
«Ты потеряла ее. На Иврену напали Разрушенные, которых породила ты, а потом ты ее потеряла, Ноэль. Иврена погибнет, и ты виновата в этом».
Одну бесконечную секунду Ноэль была парализована чувством вины. Ненавистью к себе, к своей магии, к Кукловоду.
Но затем шторм утих. Шум и жестокий дождь отступили…
И Нити вспыхнули в сознании Ноэль. Живые Нити. Она поднялась, отбросив накидку и молясь, чтобы это была Иврена.
Устремив взгляд вперед, она медленно пошла туда.
Медленно и осторожно.
Ураган теперь уходил, скручиваясь в спираль над морем, подобно черной змее. Но на причале, в начале следующей улицы, Ноэль почувствовала Нити, такие голубые, каких никогда не видела.
Горе.
Нити вспыхнули красным.
Ярость.
Потом два цвета смешались, и Ноэль узнала их владельца. Мерик – в ярости и с разбитым сердцем…
И тьма, пронизывающая его.
Черные Нити.
Разрушение.
Ноэль спотыкалась, в груди все переворачивалось. Мерик сейчас разрушится, и виновата будет Ноэль. Она никогда не сможет простить себя за то, что случилось сегодня, – и, если погибнет Мерик, Сафи ей тоже не простит.
Ноэль ускорила бег. План вырисовался в ее мозгу. Она сбросила накидку Эдуана, чтобы этот Разрушенный пришел к ней.
Это было не мудро, не логично – и даже не этично. Ноэль молила Мать-Луну, чтобы та простила ей это и ее упрямство, но Ноэль не была уверена, простит ли сама себя. Однако план может сработать, и это спасет Мерику жизнь.
Все, что нужно – небольшой порез.
* * *
Мерик наблюдал, как угасал шторм Куллена. Слезы и ветер почти ослепили его, ярость и горе почти искалечили его. Райбра ошиблась. Она сказала, что Куллен не умрет. Она ошиблась и заплатит за это…
Горячие молнии извивались вдоль тела Мерика.
Она ошиблась, и она заплатит.
Больше жара. Дольше. Горячее. Как будто смола кипит в его венах.
Это не просто чувство, в его венах действительно была смола. Мерик выпрямился на краю разбитой улицы и увидел свои руки и грудь. Что-то черное под кожей. «Я разрушаюсь», – ошеломленно подумал он. Потом боль, и ярость, и жар стали невыносимыми. Тьма застелила глаза.
Но Мерик сопротивлялся. Он вцепился в муку внутри. Пытался вырвать ее.
Вдалеке раздался рев эха. «Ветер, – вяло подумал он. – Мои ветра».
Потом пронеслась другая мысль. Заскользила по позвоночнику, заменяя мучительную смолу.
Голод.
Что-то видно. Дыра в черном занавесе, сквозь которую видно еду, идущую к нему.
Все еще далеко, в конце улицы, но все равно это еда. Которая придаст сил.
Голод.
Мерик дернулся вперед, не совсем уверенный, что он за существо – с ногами, крыльями или плавниками. Но когда он приказал своему телу добраться до фигуры впереди – до девушки с короткими черными волосами и вытянутыми руками, – тело послушалось.
Голод. Дергаясь, он двигался вперед, осваиваясь со своими крыльями и ногами. Девушка будет легкой добычей. Она была неподвижна. Как лед.
Лед, подумал он с восторгом. Идеально для его кипящего желудка. Он пошел быстрее. Вскоре он уже бежал, ковыляя, но быстро.
Девушка пошевелила руками. Теперь он уже был так близко, что мог видеть ее поднятые руки и раскрытый рот. Мог видеть магию, ледяную, всепоглощающую, которая выступала на ее коже…
ЩЕЛК.
Мерик упал. Пустулы лопнули, и наружу сочилось горячее масло. Кипяток. Ему кажется, он кричит.
ЩЕЛК.
Его спина выгнулась. Точно, он кричит. Внутри было так много огня – больше, чем может выдержать любое тело. Это его убьет. Он хотел, чтобы это его убило…
ЩЕЛК.
Позвоночник прогнулся вперед. Он перевернулся на бок. Лед – долгожданный, благословенный лед – щекотал его вены. Но этого недостаточно. Всегда недостаточно, потому что с этой прохладой пришли мысли, воспоминания, ярость…
Потом рядом прозвучал голос. Голос без эмоций, который мог бы быть опорой в бурю.
– Поднимайся, – сказал голос. Он гремел, как костяной гонг. – Сафи все еще там. Мне нужна твоя помощь, чтобы забрать ее. Так что поднимайся.
Голос был прав, и при звуке этого имени – Сафи, – похожего на зажженный маяк, остатки смолы и смерти ускользали из вен Мерика.
– Пойдем, – прохрипел он, – пойдем за ней.
* * *
Смех щекотал горло Сафи, когда она смотрела на Ванессу сонным взглядом. Конечно, это императрица Марстока. Кто еще мог бы драться кистенем? Или решиться на такое сумасшествие – самой преследовать Сафи?
Шел дождь. Сильный, как бык, ветер все крепчал – и волны разбивались о ноги Сафи, угрожая залить всю улицу. Ураган ревел на другом конце города, но Сафи не спускала глаз с императрицы Ванессы. Если она разрушена…
Но боги, могла ли она убить императрицу?
Взгляд Сафи метнулся к кистеню, который лежал на расстоянии вытянутой руки от Ванессы, и его нельзя было сбрасывать со счетов. Если императрица разрушена, это оружие – единственная надежда для Сафи…
Ванесса не шевелилась. Она перестала расцарапывать свои руки, не двигалась и пристально смотрела куда-то за Сафи.
– Спаси меня Шелок, – сказала она. По крайней мере, Сафи показалось, что она это сказала, по тому, как шевелились ее губы. Ураган был слишком силен, чтобы Сафи слышала что-нибудь, кроме него.
«Если она разговаривает, то она не разрушена», – подумала Сафи. Потом она совершила ошибку, проследив за взглядом Ванессы.
Шторм стихал, одинокая фигура виднелась в его эпицентре. Молния осветила его черный, дикий силуэт, когда он, извиваясь и закручиваясь, уходил к морю.
Куллен.
Все ли с ним в порядке? Нет – ее магия завизжала.
Он… разрушен?
«ПРАВДА».
О боги. Сафи покачнулась. Потом упала – но, несмотря на панику, клокочущую в груди, она не опускала голову, продолжая следить за улицей. За причалом…
Мерика не было видно. Конечно, его не убили.
Нет, нет, нет…
Нет. Он был жив. Ее магия сказала об этом. Но куда он исчез?
Она стряхнула капли с ресниц и выпрямилась. Дождь прекращался. Рядом с переулком был нетронутый дом – ураган был там, и, может быть, Мерик укрылся в тени.
Но, прежде чем Сафи двинулась в ту сторону, Ванесса сказала:
– Сдавайтесь, императрица.
Черт. Очень медленно Сафи повернулась к Ванессе, которая держала наготове свой кистень.
Сафи облизала губы. На вкус кровь и соль. Может, если удастся отвлечь Ванессу, она сможет отправиться навстречу Мерику или на поиски Ноэль.
– Почему… вы? Почему было не отправить за мной солдат? Зачем вы рискнули собой?
– Потому что мы служители нашего народа. Если нужно замарать чьи-то руки, то пусть они будут моими.
Сафи моргнула. Потом надтреснуто рассмеялась. В этом отношении Ванесса была такой же, как Мерик. Но все равно…
– Нет, это не просто… замарать руки, императрица Ванесса. Ураган чуть не убил вас… Не говоря уже о том, что вы чуть не разрушились.
– Если награда достаточно велика, можно и рискнуть.
Ох. Эти слова заставили Сафи вздохнуть, и что-то глубинное, древнее вспыхнуло, проснувшись, где-то в самом сердце. Ее наградой была пища для нации. Безопасность людей, которых она любит.
Эта награда была велика, и ради этого стоило рискнуть жизнью.
– Сдавайтесь. – Ванесса взмахнула рукой – той, в которой был кистень, – и железный шип угрожающе качнулся. – Вы бессильны, императрица Сафия, так что сдавайтесь.
«Ложь», – прошептала ее магия, и с этим уколом силы все события последних дней захлестнули ее. Поток лжи о ней, которому люди верили.
…Возвращайся к тому эгоистичному, равнодушному существованию, которое тебе всегда нравилось… Это тебя уже не касается… Только ты могла быть такой отчаянно глупой… Ты бессильна…
Все это ложь. Ложь, ложь, ложь. Сафи не была в плену у самой себя или своих ошибок – и ей не нужно было менять себя. Все необходимое уже есть у нее внутри – инструменты Мустефа и Хабима, университетское образование и твердая, непоколебимая любовь ее сестры по Нити… А теперь есть и Мерик.
Мерик, который не отказался от своего договора или от команды – даже когда все было против него.
Ноэль, которая не сдалась перед лицом боли и ненависти – и которая никогда не бросила бы и никогда не бросит Сафи.
А это значило, что и Сафи нельзя было отказываться от себя. Мерик и Ноэль сейчас сами могли о себе позаботиться, но кое-что могла сделать только Сафи.
И было самое время.
Одним движением Сафи сделала Ванессе подножку и ударила ее в нос. Императрица потеряла равновесие и рухнула на спину.
И Сафи побежала к третьему причалу. Не оглядываясь и ни о чем не думая. Сафи была именно такой, и такой ей и хотелось быть. Сгусток мышц и силы, натренированный драться за любимых и за то, во что она верила. Ее жизнь не закончится в Веньязе. Как не закончится она в этой гонке к последнему причалу.
