Из сказок, еще не рассказанных на ночь... - Мира Кузнецова

Я, не спеша, брел в направлении ратуши по прямой, как стрела, улочке Мивейланда. Дождь прекратился, и зонт, свернутый в трость, отсчитывал мои шаги. Улица пересекала канал уютным мостиком, и я остановился, застигнутый врасплох неожиданной панорамой любующихся собой домов в отражении воды. Они стояли так близко друг к другу и воде, что казалось, что будто им пришлось хорошо потолкаться боками, пока они выстроились вот так в ряд, не оставив ни малейшего зазора между собой. Раздался громкий «плюх», и картинка пошла рябью, а я невольно оглянулся на мальчишку, бросившего камень и вздрогнул. От кондитерской отъезжала девушка на красном велосипеде. Вся ее фигура, манера держать голову и яркая, рыжая грива вдруг напомнили мне о её сверстнице, которой здесь не должно быть. Правильней сказать, ее не должно было быть ни здесь, в маленьком европейском городке — ее не должно быть нигде вообще. Я потёр переносицу, пытаясь вспомнить подробности, но, увы, прошло уже столько лет и у меня почти ничего не получилось. Всё, что вспомнилось — это несколько фраз, идущих рефреном и меняющих интонации: «У Юргена такое горе. Ада больна. Ей осталось несколько дней… часов… горе…»

Я постоял еще пару минут, а потом стряхнул печальные мысли, как стряхивают пылинки, приставшие к рукаву, и мой зонт радостно стал отстукивать время отпуска в милом моему сердцу Мивейланде, знакомство с которым еще в студенчестве я свёл как раз из-за Юргена. Он родом отсюда. Юг, я и Ганс часто проводили время в доме его деда — старого университетского профессора.

«Странно, так странно, всё это странно», — отстукивала трость по мостовой. А чайки уже зависали надо мной с любопытством стрекоз, кричали и требовали уплаты дани.

— Терпенье, господа и дамы, дойдем до кафе, и я для вас закажу пару булочек.

Ничего не меняется в этом городке. Он, словно муха в янтаре, застыл во времени, пронизанный каналами со снующими по ним маленькими лодчонками, парящими чайками и стоящими в обнимку домами вокруг маленьких площадей. С его часами на ратуше и с самым вкусным горячим шоколадом.

Мой любимый столик на летней веранде кафе пустовал. Я пристроил зонт в подставку и улыбнулся спешащему мне навстречу Францу.

— Как я рад тебя снова видеть, Нимблус. Отпуск? Или уик-энд?

— Отпуск, дружище, отпуск. Буду гулять, любоваться цветущими лужайками, кормить чаек и пить кофе в твоей кофейне. Мозгу нужно отдохнуть от решения нерешаемого. Кстати, только что видел девушку на велосипеде. Она напомнила мне Аду.

— Ну, так она поди и была. Они с Югом снова недавно вернулись.

Я оторопел. Обрадовался, что в этот момент я, пододвигая стул, отвернулся на миг, и Франц не мог заметить моего вытянувшегося от потрясения лица. И спросил, как можно небрежнее.

— Давно вернулись?

— Пару, тройку дней, кажется. Но я не уверен, они много путешествуют. Часто приезжают, уезжают. Да ты и сам, наверное, знаешь… Ну, тебе как обычно? Или?

Франц похлопал меня по плечу и ушел. Я смог, наконец, снять с лица вынужденную улыбку. «Дьяволы Босха! Что происходит? Юг, о котором ни слуху, ни духу уже почти двадцать лет. Ада, которая должна была умереть двадцать лет назад, отъезжающая от кондитерской. Да! Виноват. Не помню умерла или нет. У меня тогда у самого была жизненная трагедия… Смешно. Теперь смешно. «Мо-ни-ка-мне-из-ме-ни-ла. Мир-стал- не-мил…» Ха-ха. А друг пропал, его жена умерла — это все мимо меня и в сознании пусто. Кажется, мы пили с Гансом за помин ее души. И упились, горюя не о ней, а об проваленном с исчезновением Юга эксперименте. Он всегда был у нас генератором идей. А мы? Мы детализировали его гениальные озарения. Хорошо, что, исчезая, он оставил нам все свои наработки. Мы их уже второй десяток лет используем в работе. Прорыва, конечно, нет, но ушли мы далеко…»

Я улыбнулся, когда внучка старого приятеля сноровисто украсила мой столик корзинкой с горячей выпечкой, исходящим паром кофе и крошечным сливочником. Привычно разломил на куски пару булок и, отойдя к парапету, стал бросать нетерпеливым чайкам. Они ловили, как обычно на лету, но сегодня это нисколько не умиляло. Игры с птицами сейчас раздражали, как и их крики. Эти «кьяк-кьяк», повторяющиеся раз за разом, звучали нынче, как «дурак-дурак». И кажется они правы. Радовало только, что не я один такой. Уверен, что Ганс тоже ничего не знает. На этой мысли я остановился и с блуждающей улыбкой, вернувшись к столу, не торопясь, выпил кофе. Отдал должное содержимому утренней корзинки мефрау Марты и не спеша, все так же постукивая зонтом по брусчатке, пошел в сторону канала Святых. Там, на левом берегу, зажатый с обеих сторон, стоял дом Юга, оставленный ему дедом. И что мне мешает прогуляться по правому берегу и понаблюдать за домом?

И я гулял. Уже целую неделю. Наблюдал. Да. Как колышутся гардины. Как входит и выходит мефрау Нелл. Однажды по ступенькам крыльца спустилась Ада, катя рядом велосипед. Показалось, что она чем-то огорчена. Я припустил следом и резко затормозил. А вдруг она меня не узнает, то-то будет конфуз? Я ждал. Чего? Не знаю. Юга, пожалуй. И однажды увидел. В проеме распахнутого настежь окна. Он стоял, скрестив руки на груди и смотрел на воду канала. Со спины подошла Ада и тронула его плечо. Он перехватил её руку и прижал губы к внутренней стороне ладони. Отпустил. Оторвал взгляд от канала и как мне показалось, посмотрел мне в лицо. Прямо в лицо. Словно выстрелил в лоб. Я даже вздрогнул. А он поприветствовал кивком, улыбнулся и изобразил поклон и приглашение. Я склонил голову, принимая его, и отошел от парапета.

Я шел к ближайшему мосту через канал, то ускоряясь почти до бега, то резко тормозя и цепляясь за призрак привычного образа, в попытке вернуть себе размеренность шага. Я не знал, как сейчас себя вести. Мы не виделись почти двадцать лет. Что вот так зайти и сказать: «Привет Юг. Привет Ада. Рад, что вы живы. Так рад, что не бросился к вам со всех ног, а следил за вами пару дней. Ну, неделю?..»

Боже, Ада! Надо же купить цветы! Что она там любила? И какая женщинам разница розы или ромашки?

Конечно, я купил у цветочницы на