нее рефлексы! И условные, и безусловные… — я схватил себя за волосы, взъерошил их, и заметался по комнате, не находя слов…
Глаза друга не следили за моими метаниями. Он сидел, смотрел в огонь и отхлебывал время от времени их своей чашки. Его лицо порой освещалось довольством человека, добившегося признания, а потом снова проступала усталость, тревога и что-то еще… я не смог прочитать этой эмоции на его лице и заткнулся. Тишина замерла в растерянности, а потом плавно растеклась по комнате, и я присел в кресло, прихватив по дороге свою кружку.
— Что ты умолк? Оказывается, это приятно — услышать столь бурную оценку своей работы от старого друга. Может еще позадаешь вопросы?
— Вот еще! Можно подумать ты дашь ответы, — буркнул я и отхлебнул.
— Отчего же, — усмехнулся Юг. Встал и прошел к бюро его деда, открыл и вынул несколько папок. Открыл верхнюю и одну за другой отколол несколько фотографий, — Прости, это личное. А вот это бери. Надеюсь, ты найдешь все ответы на свои вопросы.
Он протянул мне папки и я, не веря, опасаясь того, что все это исчезнет с моих колен, начал торопливо листать. День за днем, год за годом были подшиты в эти папки педантичной рукой друга. Отчеты, исследования, результаты… Фармакология, ЭЭГ, регистрация потенциалов. Каторжный труд, в одиночку…
— Боже! Когда ты спал? Ел? И кстати, на что ты жил и проводил исследования? Я же помню дед оставил тебе только дом и ни гроша в карман не положил.
— Ты не поверишь, — хохотнул Юг, — сначала я проел все, что мы скопили с Адой при ее жизни. Потом пришлось продать кое-что из дедовой коллекции, — он скривился, как от боли, — а потом позже — Ада писала любовные романы, а я продавал. Но до этого я учил эту… копию правильно держать вилку, ложку, носить солнцезащитные очки, ходить, причесываться, разбираться в искусстве, музыке, литературе, религии, а она эту кашу переваривала и писала. Да и писала по началу… у, лучше не вспоминать. Хотя? Это было незабываемо. Сейчас…
Я хотела б сказать тебе, милый,
Все, что помнишь и мной не забыто.
Все, что было в душе не убито.
Много лет только это спасало.
— Да, этот период был неповторим. Думал сойду с ума. И вдруг, она знакомится в парке со стареющей дамой, — он вновь хохотнул и усмехнулся, — Да, повезло со старушкой. Та читала взахлёб бульварную муть и подарила новой подруге книжку. Ада прочла и утром села писать сама. Оказалось, что ей есть, что сказать об этом, — он кивнул в сторону книжных полок, — И удивительно, но в каждом слове была Ада. Словно ее подсознание просыпалось в этот момент.
Он замолчал, снова глядя в пламя, и покачивая в пальцах опустевшую кружку.
— Ну, что ж пора. Тетушка Нелл постелила тебе в прежней комнате. Она помнит твои привычки. Утром Ада уедет с тобой. Прости, друг, что накрылся твой отпуск, — я замер, безмолвно глядя в лицо друга, а он, скептически поджав губу, хмыкнул и продолжил, — Не предполагал я, что ты нас так быстро «поймаешь» …Хотелось всё же дать тебе отдохнуть, — он хохотнул и посмотрел на меня, — пару дней, а ты оказался шустрым, и Аду засёк в первое же утро.
— Ты не жалеешь? Говоришь так, словно рад от нее избавиться.
— Рад, — кивнул Юрген. Вдохнул глубоко и встал, не выпуская кружку из рук, — Гансу скажи, пусть с кожей поработает. Та, до которой додумался я, не стабильна. Раз в полгода приходится «ложиться на обследование» и полностью менять. Расслаивается, — он еще раз отхлебнул из кружки и продолжил, — Да расслабься ты. Я не жалею. Я счастлив и полон надежд. Вы с Гансом вытяните из моих наработок всё, что нужно для науки. Вы — мои друзья. Я в вас верю. А я?.. Это всего лишь модель, и я устал от неё. И у меня другие цели и задачи в этом деле. Я, пожалуй, снова «уеду на неопределенное время».
Он прошелся к окну, отдернул штору и застыл, глядя сквозь стекло. Почему-то у меня возникла мысль, что он вряд ли видит, то что там, за ним.
— А вернешься? — решился я прервать его молчание.
— Вернусь, — покивал он, не поворачивая головы в мою сторону, — Разлюблю Аду и вернусь. Или, — он помолчал еще и продолжил, — вернусь с ней. А вы уж там постарайтесь не сломать эту…подделку.
Утро встретило меня ощущением радости от предстоящей работы. Я не спал всю ночь, читая и перечитывая дневники исследований, но был бодр, как никогда. Хотелось быстрей назад. К работе. В лабораторию.
Я привел себя в порядок, решая сразу несколько задач: позвонил и попросил портье отеля собрать мои вещи и доставить их сюда, вместе с машиной; позвонил Гансу и предупредил, что нужна комната для Ады. Начал мысленно писать расписание исследований, но оборвал себя на пятнадцатом пункте — нужно было забрать Аду (а то вдруг Юг передумал?) и попрощаться с ним, собственно.
Я спускался по лестнице, когда увидел мефрау Нелл и окликнул её.
— Тетушка Нелл, мы с Адой уезжаем. Ей, наверное, нужно помочь собраться. И где мне найти Юга? Я хотел попрощаться.
— Мальчик мой, все давно собрано и стоит в холле. Ада скоро выйдет. А Юг? Я его видела незадолго до полуночи, спешащего в кабинет деда. Но туда нельзя, — она покачала головой и, видимо для надежности, еще и пальцем, — никому и никогда. Он работает — и выйдет, когда закончит. Не раньше. Хоть разверзнись бездна Босха!
Я озабоченно потер переносицу.
— А он ничего не сказал?
— Как же, бормотал: «Я должен опередить себя. Должен».
Я удивленно вкинул брови, пытаясь осмыслить услышанное, и в это время мимо нас пробежала Ада, на ходу застегивая спортивную куртку.
— Ты куда? — одновременно спросили мы с тетушкой Нелл.
— На утренний променад. И к Францу за горячей выпечкой для Юга.
— Ада, — шагнул я к ней, пытаясь удержать, — ты забыла? Мы уезжаем.
— Нет. Два раза нет. Юг вернется, — она оглянулась на стоящие у стены часы, — через тридцать четыре минуты. И мне нужно спешить.
Она открыла дверь, вышла на крыльцо и подхватила свой велосипед. Шустро сбежала по ступенькам, оставив нас на пороге в полной прострации.
Первой в себя пришла мефрау. Она пожала плечами и, глядя вслед Аде, спокойно произнесла:
— Что ж. Пойду сервировать стол к завтраку, — и величественно удалилась.
Я продолжал стоять на пороге распахнутой настежь двери и глядя на стремительно удаляющуюся гриву ярко-рыжих волос. Во мне
