Маргит Сандему
Кровавая месть
Давным-давно, много сотен лет тому назад Тенгель Злой отправился в безлюдные места, чтобы продать душу Сатане.
С него начался род Людей Льда.
Тенгелю было обещано, что ему будет сопутствовать удача, но за это один из его потомков в каждом поколении обязан служить дьяволу и творить зло. Признаком таких людей будут желтые кошачьи глаза. И все они будут иметь колдовскую силу.
И однажды родится тот, кто будет наделен сверхъестественной силой. Такой в мире никогда не было.
Проклятие будет висеть над родом до тех пор, пока не найдут места, где Тенгель Злой зарыл горшок, в котором варил колдовское зелье, вызвавшее Князя Тьмы.
Так говорит легенда.
Правда это или нет — никто не знает.
Но в 1500-х годах в роду Людей Льда родился человек, отмеченный проклятием, который пытался творить добро вместо зла, за что получил прозвище Тенгель Добрый.
В саге рассказывается о его семье, главным образом о женщинах его рода.
Первые полгода после возвращения домой из Тубренна Виллему была Несчастна — с большой буквы. С ее лица не сходило выражение самоуглубленности, кричащее всем и каждому: «Смотри, как я страдаю!»
И вряд ли у кого-то было столь же подавленное и унылое настроение, как у Виллему.
Прав был Никлас: ее верная любовь к мертвому Эльдару Свартскугену была не столько сердечным порывом, сколько упрямством. Но Виллему не сознавалась себе в этом. Она просто ничего не замечала вокруг себя. Зловещие слухи о том, что Эльдар — отец нескольких детей и убийца молоденькой девушки… нет, разве в это можно было поверить? У нее остались о нем лишь приятные воспоминания. Все плохое она напрочь забыла. Она вспоминала лишь те редкие случаи, когда он проявлял несвойственные ему мягкость и человечность. В ее памяти он остался преследуемым всеми ангелом. И она мысленно возвращалась — снова и снова — к прекрасной сцене его смерти, когда он признался ей в своей тайной любви.
И хотя она ни с кем не говорила об Эльдаре, скрывая воспоминания о нем, Габриэлла и Калеб находили ее совершенно несносной. Им не хотелось, чтобы их дочь ходила, грустно склонив голову, с мукой во взгляде, со слезами на глазах, с такой терпеливо-страдальческой улыбкой, словно они не в состоянии были понять ее. Им хотелось снова видеть свою здоровую, жизнерадостную, немного взбалмошную Виллему, которую они так часто бранили и так горячо любили.
Она была послушной и покорной, чего раньше за ней не водилось. Зато с несчастными существами, которых они с Эльдаром нашли в подвале в Тубренне, она вела себя просто поразительно. Все эти восемь бедолаг прекрасно уживались вместе, считая для себя за честь выполнять любую работу в Элистранде, Гростенсхольме и на Липовой аллее. Маттиасу же они доставляли много хлопот: он не считал нужным перевоспитывать их, полагая, что это повлечет за собой ломку их личной жизни. Впрочем, никаких скандалов там не происходило: эти люди были надежно защищены во всех трех усадьбах от глупости, презрения и ненависти окружающих. Ведь любой человек выражает свою неприязнь к ненормальному и ненавидит его только потому, что чего-то не понимает. И за всем этим стоит страх и агрессивность. Тем не менее, всем восьмерым жилось хорошо, они ладили между собой. Сначала окружающие шептались, что Люди Льда используют дешевую рабочую силу слабоумных, но когда стала известна вся история, сплетни прекратились. Со своими внутренними проблемами эти восемь человек справиться не могли. Когда у кого-то из них начинались кошмары, связанные с Тубренном, когда кто-то переживал галлюцинации о возвращении в страшный подвал, где их избивали кнутом, тогда посылали за Виллему. Она приходила, утешала и успокаивала их.
Тут она была незаменимой. Хотя Никласа и Маттиаса они тоже любили и приходили к ним со своими подлинными и мнимыми проблемами. Но Виллему понимала их лучше: она видела своими глазами их убожество и униженность в Тубренне.
Но Калеб был озабочен: прислуга из Элистранда без конца рассказывала об удивительных вещах, творившихся в усадьбе. Создавалось впечатление, что за домом велось наблюдение. Многие видели загадочные фигуры, которые исчезали, если к ним приближались. Кто-то постоянно спрашивал о Виллему: где она находится, почему никогда не выходит из дому?
О Виллему?
Калеб пытался говорить об этом с дочерью, но она не понимала, о чем идет речь. Ведь она так и не узнала о том, куда делись те четверо, которые убили Эльдара Свартскугена — она считала, что он был убит в уличной схватке, как бунтовщик. Она не знала о яростной решимости помещика из Воллера отыскать девушку из Элистранда: ведь его сын, его единственный сын Монс был убит Эльдаром и Виллему. За это следовало отомстить. С Эльдаром было покончено… теперь оставалось разобраться с ней.
Нет, Виллему понятия не имела о том, что за Элистрандом наблюдают, что кто-то спрашивает о ней. «Что у тебя за такие тайные поклонники, Виллему?» — с улыбкой говорила Габриэлла. Но у девушки на лице сразу же появлялось выражение глубокой меланхолии и скорби, и она тихо уходила в свою комнату. Ее кровать пока еще не была украшена надписями, например, такой: «Здесь спит счастливейший в мире человек!» Как она могла быть такой глупой, чтобы придумать подобную надпись? Нет, лучше всего было высказывание Доминика: «Любовь превыше всего!» — но она не могла заставить себя нацарапать эти слова.
С наступлением лета Калебу настолько осточертели ребяческие выходки его дочери, что он выставил ее за дверь.
— Бабушка Сигбритт совсем не ходит. Мы посылаем ей через день кринку молока и немного еды. Теперь это твоя обязанность, Виллему.
Страдальчески вздохнув, дочь подчинилась.
Вообще-то говоря, было чертовски здорово погулять в такое чудесное лето. Она просто не хотела замечать этого, сама создавала себе всяческие трудности.
И когда она отправилась туда в четвертый раз, случилось нечто непредвиденное.
Был жаркий день, самый разгар лета, она медленно брела по сочной траве на опушке леса, возвращаясь из старой усадьбы. Деревянная кринка стукалась об ее ногу, доставая до самой травы. Фиолетово-голубые цветы мышиного горошка тянулись к свету, в тени, поддеревьями, росли маленькие, скромные лиловые колокольчики… И Виллему вдруг почувствовала себя такой одинокой среди всей этой красоты. Того, с кем она мечтала разделить все радости жизни, теперь не было с ней. Теперь он лежал в сырой земле, вдали от нее, среди равнин Ромерике.
Тропинка, по которой она шла, становилась все уже и уже, деревья с обеих сторон росли почти вплотную друг к другу.
