Александр Прозоров
Северный круг
Город Неб,[1] остров перед первым порогом Нила.
3815 год до н. э.
Жаркое, изнуряющее солнце Кемета[2] тщетно пыталось проникнуть в прохладный зал сквозь оставленные под потолком окна, но его ослепительные лучи падали на множество свисающих с потолка хрустальных шаров и разбивались на несметное число крохотных многоцветных радуг, ничуть не утомляющих глаз. Точно так же и сухой горячий воздух, что дрожал над берегами великой реки, никак не мог проникнуть в обширные залы дворца, отгородившегося от пустыни речными протоками. Мелкая водяная пыль, что летела к острову из расщелины, через которую с ревом прорывался Нил, смешивалась возле острова с ветрами и защищала город от полуденного зноя.
Великий Правитель, Сошедший с Небес и Напитавший Смертные Народы Своей Мудростью, любил влагу. Он любил реки, стремительные струи воды, морские волны, ураганный ветер с холодными колючими брызгами. Он любил фонтаны, водопады, ручьи и озера. Он непостижимо любил влагу – пожалуй, даже больше, нежели ценил сорок девственниц, что еженощно обязаны были сменяться в его покоях.
Впрочем, за все время сорока шаров он так и не коснулся ни одной из девственниц, хотя выходили они из покоев измотанные, словно после долгих любовных ласк. Измотанные так, что отдыхали шесть дней и ночей, прежде чем снова могли войти в покои. Но вот вода… От близости к воде дыхание Великого учащалось, кожа толстела на глазах и из зеленой превращалась в искрящуюся изумрудную, полупрозрачную, так что под ней различались комки крови, бегущие по жилам…
– Нижайше умоляем Великого…
Послы с громким стуком упали на колени, и Мудрый Хентиаменти по прозвищу Черный Пес, тряхнув головой, оторвался от грустных размышлений. Ведь он восседал на троне не своею волей, а именем Нефелима, Великого Правителя, Сошедшего с Небес и Напитавшего Смертные Народы Своей Мудростью. И потому не имел права предаваться собственным думам.
В зале, отделанном прочным красным мрамором, царил блаженный прохладный полумрак. Четверо широкоплечих чернокожих вивитов, одетых только в набедренные повязки из обильно прошитого золотыми нитями полотна, с изогнутыми боевыми рубилами в руках застыли между троном из слоновой кости и просителями, а двое белокурых харранизов с веерами из страусиных перьев на длинных рукоятях овевали из-за высокой спинки Мудрого Хентиаменти легким ветерком. На полу же, перед ведущими к ногам ступенями, склонили к каменному полу бритые головы шиллуки – трое посланцев в накинутых на плечи шерстяных плащах.
– Нижайше умоляем Великого, – повторил один из просителей, – повернуть взор к нашим бедам и озарить нас своей милостью. По наущению колдунов пунтийских поднимаются ночами, лишенными света, мертвые воры и грабители, казненные по заветам предков и велениям Великого и брошенные в песках на корм шакалам. Безликие тени их врываются в шатры и святилища наши, выпивают души детей наших и лишают наших женщин плодовитости…
– Провинция Пунт?[3] – искренне удивился Хентиаменти. – Та, что поставляет Великому благовония и драгоценный кедр? Ужели тамошним номархам недостает милости правителя и они жаждут чужих душ?
– О милости и справедливости молим Великого, – жалобно простонали просители, упираясь головами в пол, и советник правителя поверил.
– Ступайте к домам и очагам вашим, – величаво кивнул он с трона. – Воля Великого Правителя, Сошедшего с Небес и Напитавшего Смертные Народы Своей Мудростью, защитит вас от злого колдовства. Нет надобности тревожить Нефелима такой малостью. Сегодня же до заката я своею волей пошлю в земли ваши семерых уаджитов, постигших тайны Великого. Они спасут вас от теней казненных.
Посланцы южного народа, не поднимаясь с колен и шурша лысинами по полу, отползли к вратам. Высокие створки приоткрылись, ненадолго показав кусочек выцветшего неба, и снова сомкнулись. В зале возникли желтолицые и узкоглазые орангалы, что нередко заплывают в Жемчужное море[4] со своих далеких островов, привозя дивные раковины, орехи размером с человеческую голову и прочные веревки, не боящиеся морской воды. Обитая в десятках дней пути от столицы, они не испытывали такого же страха перед волей Нефелима, что и просители ближних народов, а потому опустились на колени не у самого входа, а только подойдя к ступеням перед троном:
– Номарх Теплых островов спешит донести Великому, – без особого трепета в голосе и даже не склонив головы заговорил один из них, – что в знак почтения и уважения к нему воины всех племен наших выстроили пирамиду высотой в две сотни локтей, отделали ее черным стеклом и возожгли на вершине огонь в день прихода Сошедшего с Небес. Радуясь милостям его, номарх прислал Великому стволов красного дерева полста штук, золотых блюд чеканных полста штук, серебряных кубков полста штук, масла пальмового десять кувшинов, коры горького дерева пять корзин, соли молотой десять корзин.
– Великий Правитель, Сошедший с Небес и Напитавший Смертные Народы Своей Мудростью, получит известие о вашем подношении, – после короткого размышления кивнул Хентиаменти. Он решил не карать гостей за дерзость, раз уж они явились с подарками, а не с просьбами или недовольством. Пусть Нефелим слывет не только грозным, но и милостивым. – Но нет надобности тревожить Великого такой малостью, как осмотр даров Теплых островов. Я отнесу ему весть о вашей преданности, и он расстелет над вашими островами дыхание своей милости.
Мореплаватели отступили, поднялись с колен, но повернуться к советнику правителя мира спиной не рискнули, дошли до дверей пятясь. Опять створки на миг показали небеса, и в зал ступили новые просители: белокожие, с длинными курчавыми бородами и волосами, падающими на плечи, либо забранными на затылке в пучок, похожий на конский хвост. Хентиаменти поморщился. Его всегда раздражала эта манера диких обитателей страны Апи.[5] отращивать на себе, подобно диким животным, всю шерсть, что росла на теле. Любой египтянин с детства знал, что волосы на теле – обитель злых духов, липких запахов и мелких надоедливых насекомых. Однако такая простая истина почему-то никак не доходила до скудных умов уроженцев лесистых провинций за Зеленым морем[6]
– О справедливости молим Великого, о мудрейший из его советников, – опустились на колени северяне, и смрад от их немытых тел достиг обоняния Черного Пса. Мало того что апианцы не брили волос и носили множество одежд, они еще и явились впятером, словно вони одного было бы недостаточно.
